— Сделаю я! Сделаю! — почти выкрикнула она.
А он в этом и не сомневался. Шагая к Таврической улице, подумал, что главарь был прав, когда всех их не раз предупреждал, что дело и блядство нельзя совмещать: не один талантливый вор и бандит погорел из-за бабы, в которую втюрился... Черт с ней, красоткой! На улице Воинова есть кабачок, где пиво и водку подает бывшая учительница Ляля. Похожа на артистку... Вот какую только, забыл. А Ниночка Примакова из продовольственного? У нее попка и грудь тоже дай Бог! И в постели творит чудеса... А эта нехотя ноги раздвинет и лежит как деревянная колода, да еще в глаза смотрит своими синими колодцами! И хоть бы раз застонала или дрогнула: вскочит с постели и бежит на полчаса в ванну подмываться марганцовкой, даже рот эликсиром прополощет...
А Кристина, поднимаясь в лифте на пятый этаж, думала о другом: неужели она будет способна положить взрывчатку в корзину для бумаг Ивана Ивановича Иванова? Этот человек ни разу ее не обидел, не повысил на нее голоса, когда муж погиб, дал ей оплаченный двухмесячный отпуск. Больше того, за счет «Аиста» Игоря Владимировича похоронили в красивом гробу на Волховском кладбище, а теперь похороны обходятся петербуржцам в большие миллионы! И она, Кристина, должна помочь гнусным бандитам отправить этого уважаемого всеми человека на тот свет?! Да как же она после этого будет жить-то на белом свете? Уйдет с работы? Это ничего не изменит... Но что же делать? Насчет «пера» под лопатку Ломов не шутил. Он или его дружки это запросто сделают. И никакие новые замки не удержат их от проникновения в ее квартиру. Вот тебе и мой дом — моя крепость!..
Наскоро поужинав разогретыми на плите сырниками, выпив кружку чаю с лимоном, Кристина включила цветной телевизор «Сони» и улеглась на тахту. Но происходящее на экране не доходило до ее сознания, тяжелые, как чугунные плиты, мысли ворочались в голове... «Думай, думай, Кристина! — внушала она себе. — Как же могло так случиться, что ты стала игрушкой в руках негодяев, бандитов?! И не только игрушкой и наложницей Хруща, хотят тебя сделать и убийцей!.. Чем же ты, трусиха, лучше их?..»
Утром, шагая по Суворовскому проспекту на работу, Кристина Васильева еще не знала, как сегодня поступит... Вообще то решение она приняла бессонной ночью, но утром снова стали терзать ее сомнения, страх. Она нажимала клавиши компьютера, невидяще смотрела на голубой цветной экран с буквами и цифрами, а в голове стучало: «Сейчас он позвонит! Что делать?» Неожиданно вскочила с кресла и отправилась в приемную генерального директора. Из окна она увидела его «Волгу», за столом сидела секретарша в очках и правила отпечатанный текст. На черном диване сидел с «Санкт-Петербургскими ведомостями» в руках молодой симпатичный мужчина с коротко подстриженными темно-русыми волосами, умным взглядом серых глаз. Уже несколько дней она видит его то в приемной, то в цехе, то в офисе Иванова. У него классическая фигура киногероя: высокий, но не чрезмерно, широкоплечий, с узкой талией и длинными ногами танцора. И походка у него легкая, неслышная. Один раз он ее даже напугал, незаметно появившись вслед за ней у дверей лифта. Как и все в «Аисте», она знала, что после нападения на генерального в НПО появились несколько новых охранников. Этот симпатичный, стройный был их начальником.
Увидев Кристину, мужчина выпрямился, разгладил на коленях брюки и улыбнулся. Улыбка у него мальчишеская, белозубая, а лицо загорелое.
— Я к Ивану Ивановичу, — пожелав присутствующим доброго утра, сказала Кристина. Под мышкой у нее оранжевая папка с золотым тиснением. В этой папке она приносит шефу последние компьютерные данные по реализации их продукции в России и странах СНГ.
— Он разговаривает с Мюнхеном, — сказала секретарша. — Подождите немного, Кристина.
Молодая женщина, вздохнув, уселась на черный диван подальше от охранника. Не то чтобы он был ей неприятен, наоборот, она всегда с удовольствием смотрела на него, чувствовала, что и он заинтересован ею. К этому Кристина давно привыкла: многие мужчины с интересом поглядывали на нее, но после убийства мужа она никому не отвечала взаимностью, кроме Саши Мордвина, да и то, скорее всего, от безысходности. Александр Михайлович как-то на днях полюбопытствовал, мол, что произошло? Почему Кристина стала будто бы сторониться его? Сначала она отделывалась от него разными пустыми отговорками, вроде недомогания, плохого настроения, что было истинной правдой, а когда он стал слишком назойлив, резко осадила:
— У тебя жена, ребенок, Саша, а у меня ничего не осталось... Ты ведь не уйдешь от них ради меня? — Она понимала, что это запрещенный прием, но нужно было как-то положить конец их двусмысленным отношениям. Легким и беспечным оказался на поверку коллега. Больше думал о своих собственных удовольствиях, да и защитить от обрушившихся на Кристину напастей не смог бы...
— Ну, я... не знаю... — в своей обычной нерешительной манере заговорил Мордвин. — При чем тут они? Мы ведь...
— Любовники? — с горькой улыбкой перебила Кристина. — Мне надоело быть любовницей.
Теперь Александр Мордвин, сидя за своим письменным столом у двери, бросал на нее печальные взгляды и вздыхал. Черноволосый, с пижонскими тонкими усиками, девичьими розовыми щеками он напоминал обиженного школьника-старшеклассника. Глаза у него большие, бархатистые, полные губы красные, мягкий подбородок, черные длинные волосы были зачесаны назад. Ей вспомнились слова Михаила Ломова, обозвавшего Мордвина усатым хлюпиком. И еще он сказал, что в зоне Сашу быстро бы «опетушили». Она не поняла, что это такое, и тогда бывший боксер, очевидно уже отсидевший срок, гнусно осклабившись, пояснил: «Педерастом бы сделали! Там таких розоволицых, с томными глазами ох как урки любят!..»
Вроде бы и чепуха, но с того раза она стала смотреть на своего любовника другими глазами, находя в нем куда больше женского, чем мужского. Разве можно сравнить Мордвина с этим, по-видимому, очень сильным, мужественным человеком, сидящим с ней на черном диване в приемной шефа. Она даже не знает, как его звать... Будто прочитав ее мысли, русоволосый мужчина взглянул на нее и с улыбкой представился:
— Артур... — он чуть помешкал: — Артур Константинович Князев, а вы — Кристина Евгеньевна Васильева из цеха по производству мини-маслосыродельных заводов?
Руки они не стали жать друг другу, хотя стоило бы ей проявить инициативу, и он сразу бы вскочил с дивана.
— Вы всех у нас... так хорошо знаете? — только и нашлась она что сказать.
Секретарша в очках читала машинописные листы и делала вид, что не обращает на них внимания. Кристине нравилась эта спокойная пожилая женщина с платиновыми волосами. Звали ее Олимпиадой Семеновной Лапшиной. Со всеми была ровной, приветливой, к шефу своему, с которым проработала более двух десятков лет, относилась с благоговением. Впрочем, Иванова все уважали в «Аисте».
— Вы чем-то расстроены, Кристина Евгеньевна? — тихо спросил Князев. — Шеф освободится не скоро… Можно я вас приглашу на чашку кофе в буфет? Или вы чай предпочитаете?
В тоне Князева не было и намека на примитивное ухаживание, наоборот, в нем прозвучали настойчивые нотки. Его можно было понять так: «Мне необходимо с вами поговорить, но не здесь же?» На селекторе на столе Олимпиады Семеновны загорелась красная лампочка, что-то щелкнуло, и звучно прозвучал басистый голос шефа:
— Есть кто ко мне?
Секретарша взглянула на Кристину и уже было открыла рот, как молодая женщина сорвалась с места и бросилась вон из приемной: она вспомнила, что Хрущ сказал, что он и сам будет знать, на месте Иванов или нет! Бандит может решить, что она зашла в кабинет шефа, положила взрывчатку в корзинку, и… спокойно нажать на пульт, чтобы включить свою «адскую машинку»! Неужели такой подонок будет ждать, когда она, Кристина, уйдет отсюда подальше? Значит, он откуда-то следит за окнами офиса. Напротив, на порядочном расстоянии, через улицу, находится жилая пятиэтажка с множеством окон и железными балконами.
Она не стала ждать лифта, спустилась по каменным ступенькам вниз, бегом промчалась по коридору до своей комнаты. Распахнула дверь и увидела у своего стола Сашу Мордвина с белой телефонной трубкой в руке и широко раскрытыми глазами, смотрящими на нее.
— Это тебя, — сказал он совсем по-женски. — Мужчина...
Кристина выхватила трубку и, услышав голос Ломова, громко произнесла:
— Нет! Нет! Нет! — и резко опустила трубку на рычаг. И только сейчас заметила у своего стола Князева, не спускающего с нее настороженного взгляда своих вдруг сузившихся и ставших ярко-зелеными глаз.
— Кристина Евгеньевна... — начал было он.
— Я хотела... — вырвалось у нее. — Все рассказать Ивану Ивановичу, но вспомнила… — Она широко распахнутыми синими глазами взглянула на Князева. — Вы главный у них?
