В настоящее время я езжу на родину, в свое село, и иногда проезжаю старые любимые места детства, также и полевой стан. Но с годами, надобность в нем, видимо, отпала, дорога заросла. Не бывает там женщин, никто уже давно не чистит и не белит домик из самана. Да и домика уже почти не осталось, так, только стены с пустыми глазницами окон, которые с тоской и укором смотрят на тех, кто приходит за дарами леса. Саманнуха знала когда-то лучшие времена, времена нашего детства…
57. Кузня
Кузня в селе была всегда, даже не одна, а две. Село большое и расположено было на обоих берегах речки. Одна кузня была на той стороне, вторая – у нас, на этом берегу. Мы, ребятня, любили прибегать к кузне, потому как не было интереснее места на свете.
У кузни стояла старая молотилка для зерна, когда-то она работала в поле. К ней подвозили снопы пшеницы или ржаные, совали в барабан и из желоба, откуда-то из нутра, струйкой сыпалось зерно прямо в мешок. Но вот трактором притащили комбайн и молотилку поставили к кузне за ненадобностью. Мы залазили в нутро и нам было так интересно осматривать и понять, как это из снопов получалось зерно.
Напротив кузни была столярка, в которой тоже было что посмотреть. В ней изготавливали деревянные колеса для телег, сами телеги и делали сани-дровни. Двор кузни и столярки был большой, на нем стояли и лежали старые телеги и сани, ждавшие ремонта.
Рядом с кузней стоял станок для ковки лошадей. Лошадь заводили в станок, обрабатывали и обрубали копыта, которые у них растут, как у нас ногти. Это нужно было делать постоянно, потому что необрубленные кромки копыт вырастали и лопались, тогда лошади трудно ходить. Когда все это было сделано со всеми копытами, их ковали, подбирали по размеру подкову и прибивали к копыту. Прибивали специальными гвоздями – ухналями, которые ковались тут же в кузне, как и подковы, к самой кромке копыта. Концы вылезших насквозь ухналей обрезали кусачками. Все – лошадь получила новую обувку и будет в ней ходить, пока не сотрутся шипы. Мы всегда смотрели, как подковывают лошадей и гладили их морды. Нам всегда казалось, что им больно.
В столярке столяры каким-то образом скручивали березовые бруски в круг, вставляли деревянные спицы, кузнецы одевали на них железные обручи и все – колесо готово. Так же вязали сани, которые делались без единого гвоздя, но были настолько крепкими, что служили долгие годы.
Самое таинственное было то, как делают древесный уголь для кузни. Закладывают в специально сделанную яму березовые чурки, поджигают и закрывают так, чтобы туда не попадал воздух. Через определенное время, яму открывают и в ней вместо дров, был уголь, который горел в горне кузни и разогревал железо добела. Нам, ребятне, было непонятно, как из березовых дров получался черный уголь.
Нам интересно было наблюдать, как работал кузнец и его помощник молотобоец. Нам иногда давали покачать меха, что мы с гордостью делали. Меха струей воздуха раздували огонь в горне, который весело горел и раскалял железо. Кузнец клещами ловко выхватывал раскаленый добела кусок железа из огня, клал его на наковальню и молотком показывал молотобойцу, куда нужно бить кувалдой. Молотобоец, а это как правило крепкий парень, бил по указанному месту. Так с перестукиванием молотка с кувалдой били по раскаленному железу, пока оно на получало нужную форму. Затем кузнец клал молоток на бок, это означало конец, и быстро бросал деталь в емкость с водой. Вода шипела и брызгалась, металл быстро темнел и охлаждался. Все, деталь голова, ее можно ставить туда куда нужно.
Вот такая кузня была когда-то в селе: можно было часами смотреть за работой кузнецов и играть в прятки во дворе, полном старых телег и саней, ждущих ремонта, с ямой для угля. Таких кузниц и столярок рядом с ними давно уже нет, и мало кто о них помнит. А это был неотъемлемый колорит села, если церковь вместилище души, то кузня-это сердце.
58. Колька. На мельнице
Мельница стояла на реке в двух километрах от села вниз по течению. Там была запруда, чтобы летом водой можно было вращать мельничные жернова. Зимой жернова вращали при помощи колесного трактора со шкивом, на который одевали толстый брезентовый ремень. Но рассказ не об этом. Захотелось нам с ребятами половить у мельничной запруды налимов и раков. По утру я зашел к другу Кольке, который жил в соседнем доме, и мы пошли с ним в сторону мельницы. По пути зашли еще к друзьям и вчетвером побежали вдоль реки, гремя котелками, к мельнице. Один берег был крутым и мы знали, что в нем есть норы, в которые прячутся днем раки. Также такие норы занимали налимы, наверное, тоже на день. Мы с Колькой разделись и полезли в воду, глубина была не очень большая, но скрывало с головой. Приходилось подныривать и шарить по стенке берега, выискивая нору. Колька вынырнул из воды, схватив ртом воздуха крикнул:
– Шурка, лови! – и кинул рака на берег. Шурка – это наш третий друг и одноклассник, осторожно взял рака за хвост и поднял его в воздух, потряс и кинул в котелок. Я, поднырнув очередной раз, нащупал нору, засунул в нее руку и меня за палец больно ухватил клешней рак. Я вытащил на пальце руки рака из норы и вынырнул на поверхность, потрясая рукой. Рак был здоровенным и не хотел отпускать палец, я осторожно взял его за средину и чуть придавил. Рак разжал клешню, и я кинул его на берег. Так мы с Колькой продвигались вдоль берега, вытаскивая раков одного за другим. В очередной раз я, поднырнув, сунул руку в очередную нору и почувствовал что-то крупное и скользкое. Это была голова налима. Я обхватил его чуть ниже головы рукой и потянул на себя, вытащив голову из норы. Я взял налима двумя руками и вытащил его наружу. Вынырнув, я крикнул ребятам:
– Есть налим и большой кажись! Кто-нибудь помогите!
Шурка, не долго думая, прыгнул в воду и тоже пытался схватить скользкое тело рыбины. Но налим извивался ужом и пытался вырваться из моих рук. Я держался изо всех сил, болтая в воде ногами, чтобы не пойти на дно, но налима не выпускал. Наконец Шурка и подоспевший Колька крепко ухватили обессилевшего налима и выкинули его на берег, где его, прижав к траве четвертый наш товарищ, за визжал от восторга. Налим был таким большим, длиной оказался чуть меньше нашего роста.
Мы все вылезли на берег, оделись и довольные своей работой пошли домой. По пути зашли к Шурке, так как он жил с матерью и младшим братишкой и отдали рыбину. Мать была дома и сказала, что сейчас сварит нам уху из налима. В то время не было газа и печки летом не топили. Варили ужин на таганочке, который ставили на шесток печи, под него клали щепки и разжигали огонь. Пока тетя Паша варила уху, мы в огороде на костерке сварили раков. Вот такой богатый ужин получился у нас в тот день: уха из налима и раки.
59. Лога (овраги)
Меня мама попросила сбегать в лог за белой глиной. Лог – это обыкновенный овраг, но в Зауралье оврагов нет, есть лога. В нашем селе было два лога и оба были в поскотине в березовом лесу. Лога были глубокими и по ним весной неслись потоки талой воды в речку. Берега были крутые, заросшие кустарником, на них в траве хорошо росла земляника. Ягода всегда была крупной и сладкой. В одном логу, который был ближе к селу, на самом дне в берегу был выход белой глины. Селяне брали эту глину для побелки своих домов, раньше об обоях и не знали. Вот туда и нужно было мне сбегать, на брать немного глины. Я взял небольшое ведерко и по пути зашел к своему другу Кольке, который с радостью согласился сбегать со мной за глиной.
Одному в этот глубокий лог идти как-то жутковато, а вдвоем с другом не боязно. Пришли на место, отыскали дыру, в которую нужно было залазить, чтоб набрать глины. Дыра была довольно глубокая и узкая, такая чтоб только пролез человек. Я, толкая ведерко впереди себя полез в эту нору и в конце начал ковырять глину острой палкой и складывать ее в ведро. Вдруг сзади что-то зашуршало: мне придавило ноги, обвалился свод и закрыл мне выход. Я не мог развернуться, нора была узкой и я с перепугу стал орать Кольке, который сидел недалеко и собирал себе в рот землянику. Колька услышал мой крик, он доносился глухо, как из-под земли, подошел и стал руками откапывать заваленный вход.
На мое счастье, обвалился только вход, а не вся эта чертова дыра. Тогда бы я сейчас не сидел и не писал для вас этот рассказ. Колька выл в голос и продолжал рыть, он был перепуган насмерть и боялся, что я там умру. Земля была мягкой и у него хорошо получалось, минут через пятнадцать-двадцать, он вытащил меня за ноги наружу. Мне же это время показалось вечностью. Ногти на пальцах рук у Кольки все были обломаны, но он не обращал на это внимания. Он бегал вокруг меня и что-то радостно говорил, при этом размазывая по щекам слезы. Ведерко с глиной я все-таки не бросил и вытащил его. Сделал, наверное, машинально, не думая.
