Три навигации плавает Павел Иванович Рыков на «Манджуре» старшим у Алексея Карловича Шефнера. Да-да! Основателя Владивостока! Дел хватало не только летом, в навигацию, но и зимой.
В 1864—1865 годах «Манджур» зазимовал в Де-Кастри. Пользуясь тем, что залив замерз, матросы изо дня в день долбили во льду лунки. Рядами. Прорубили их 8500 штук. И делали промеры глубин по параллельным линиям, соединяющим остров Обсерватория с мысом... Рыкова.
После доброй шефнеровской школы, в 1866 году! Павел Иванович получает под свое начало одноколесный пароход «Лена». А через год назначается командиром только что смущенного со стапелей Николаевска двухколесного парохода «Константин» и несет пограничную службу на Амуре и Уссури. За нелегкую службу эту он был удостоен ордена Св. Анны 3-й степени с мечами и бантом.
В ту пору корабли Сибирской флотилии не ограничивались выполнением только лишь одной — военной функции. Они вдобавок работали. На каждую навигацию устанавливалось четкое разделение труда. Корабли расписывались на две категории. «Вооруженные для надобностей морского ведомства» составляли первую категорию. Шхуна «Восток», например, обычно занималась описью, промерами, постановкой вех, осмотром маяков и крейсированием у берегов. Транспорт «Японец», пароход «Лена» и некоторые другие перевозили военные грузы.
Вторую категорию составляли корабли, «вооруженные для надобностей посторонних ведомств». К их числу принадлежал и транспорт «Манджур». Эти корабли доставляли почту, буксировали суда, перевозили пассажиров и грузы. Ведь у Русского берега не было тогда ни одного постоянного частного парохода. Лишь в 1872 году созданному Товариществу срочного пароходства по рекам Амурского бассейна передали несколько военных судов, в их числе «Константина» и «Лену». Конверсия!
Вот так и плавали день за днем, год за годом братья Рыковы. Василий — на «Японце», Павел — на «Константине», а Сергей — чуть не на всех кораблях Сибирской флотилии. А когда в 1870 году капитан 1 -го ранга Шефнер станет командиром Амурского экипажа, командовать «Манджуром» будет лейтенант Павел Рыков, Когда же Главный порт перенесут из Николаевска во Владивосток и будет создан Штаб Главного командира портов Восточного океана (с совершенно фантастическим по нынешним понятиям штатом —7 офицеров!), Павла Ивановича назначат адъютантом Штаба. И он получит «густые эполеты» взамен своих лейтенантских «ватрушек». А командиром Владивостокского порта станет Шефнер.
Немало сил и энергии вложат они в становление нового порта. А позже и в деятельность Комитета по устройству города Владивостока.
Снова Балтика
В 1874 году Павел Иванович возвращается на Балтику. Чуть ранее сюда же вернулся Василий Иванович, капитан 2-го ранга. Из братьев на Дальнем Востоке остался один Сергей. Он так же, как и Василий с Павлом, заслужит «амурскую пенсию». Проводит на Балтику Шефнера. Отпразднует «возведение Владивостока в степень города», объявленное приказом шефа флота 7 июня 1880 года. Станет, увы, последним командиром корабля-ветерана «Восток». Переживет его гибель: «Восток» разбился о рифы при промерах малоисследованных шхер залива Петра Великого.
Только в 1886 году, после двацатилетней дальневосточной службы, с одним лишь отпуском в Петербург — для женитьбы,— старший офицер клипера «Опричник», капитан 2-го ранга Сергей Рыков, обойдя «кругом света» сокращенным путем — через Суэцкий канал, вместе со всем своим многочисленным семейством вернется на Балтику. И примет здесь командование над таможенной шхуной «Страж». Но мы забежали вперед.
На Балтике Павел Иванович назначается старшим офицером пароход-фрегата «Олаф». Это был отличный корабль, причисленный к гвардейскому экипажу. Служить на «Олафе» считалось большой честью. Здесь, на «Олафе», случилось одно происшествие, о котором много тогда писали. И которое, надо полагать, не лучшим образом сказалось на морской карьере деда.
Дело было так. Ранним утром 7 августа 1875 года «Олаф» вышел из Кронштадта в Копенгаген для сопровождения яхты «Цесаревна» с наследником престола на борту. На четвертый день, к вечеру, благополучно бросили якорь на внутреннем рейде Копенгагена. Офицеры «Олафа» собрались поужинать в кают-компании. Все как обычно.
И тут вдруг раздался пожарный колокол. Все бросились наверх. Из офицерского люка валил густой дым. Пожарные партии заняли свои места, однако проникнуть в люк было уже невозможно. Все шланги направили в офицерский люк. Помпы работали вовсю, вода лилась потоками, но пожар усиливался. Огонь вскоре показался и через решетки пассажирских кают левой стороны. Бросились эвакуировать ценное имущество. Свезли на берег порох. Ружья, денежный сундук, столовое серебро, шнуровые книги и журналы отправили на «Цесаревну». Но, несмотря на все усилия, огонь не унимался. Корабль-то ведь сплошь деревянный! А в отсеках — еще семь тысяч патронов. А кругом — множество иностранных кораблей, тоже сплошь деревянных. А рядом Копенгаген...
Я рассказал эту историю своему внуку. Глазенки у него округлились, рот полуоткрылся.
— Что тут делать капитану? — спрашиваю внука.
— Бежать! — выпаливает внук.
— Ай-я-яй! Да разве можно бежать? А корабли вокруг? А люди? А старый сказочник Андерсен в Копенгагене?!
— Взорвать корабль! — подумав секунду, уже менее уверенно решает внук.
— Вот тебе и раз! Ты же знаешь, капитан должен бороться за жизнь корабля до конца. И покинуть корабль последним. Или погибнуть вместе с ним. А ты — «взорвать».
Окончательно сбитый с толку внук растерянно хлопает глазами.
— А ведь на «Олафе» нашли выход.
«Команда под руководством старшего офицера капитан-лейтенанта Рыкова делала чудеса». (Читатель, думаю, легко представит мое состояние, когда я наткнулся на эту фразу.) Продолжая эвакуацию и борьбу с огнем, открыли кингстоны. Вызвали датский буксир. Отвели корабль на глубину 20 футов. Встали на якорь. Вода шла во все кингстоны, но «Олаф» погружался медленно. Решили накренить корабль на левый борт, там огонь бушевал с особой яростью. Перевели все орудия на левые штыры. Вода хлынула в иллюминаторы левых кают. Тут сразу же закрыли кингстоны — это потом облегчило подъем корабля. И в начале двенадцатого ночи, быстро погружаясь, оставив над водой только верхнюю палубу и огромные клубы пара, «Олаф» лег на грунт. Утром наняли водолазов. Заделали иллюминаторы. Подошел датский, пароходик «с сильной паровой помпой, выбрасывающей до 7 тысяч бочек воды в час». И к ночи, пробыв под водой всего одни сутки, «Олаф» был уже на вольной воде. Оказалось, что по невыясненной причине загорелись голики-веники, дрова и запасные лопасти гребных колес, сложенные в водяном трюме.
На следующий день датские газеты вовсю расхваливали находчивость русских, восхищались хладнокровием и мужеством офицеров и дисциплиной бравой команды «Олафа». Царь специальным приказом объявил «особое благоволение» командиру корабля, капитану 1-го ранга Ребиндеру и всем офицерам. «Молодцам нижним чинам объявил царское спасибо». Унтер-офицерам пожаловал по три, а матросам — по рублю. Ребиндер стал флигель-адъютантом, а Рыков — кавалером ордена Св. Владимира 4-й степени.
Опала
«Олаф» же вскоре снова благополучно ходил по разным европейским портам. Но уже с другим старшим офицером. В морской биографии деда происходит крутой и неприятный поворот.
Хоть и хвалили датские, а потом и русские газеты бравую команду и капитан-лейтенанта Рыкова, хоть и спасли корабль, но... Случай этот стал для Павла Ивановича, надо полагать, суровым уроком. В конечном счете за порядок, точнее — за непорядок на корабле во все времена был в ответе прежде всего старший офицер—старпом. Короче говоря, весной 1876 года, вопреки желанию, предписанием Штаба Кронштадтского порта капитан-лейтенант Рыков был откомандирован в распоряжение Министерства путей сообщения. К единственному утешению — не сухопутных, а речных путей, В общем — чуть не в пехоту! Вместе с семьей дед обосновывается в Гродно и наводит морской порядок в молодом Неманском пароходстве.
Тут, в Гродно, как раз на Рождество, 25 декабря 1877 года родился мой отец. По поводу дня рождения он иногда шутил:
— На целый год помолодел, когда ввели новый стиль.
В 1883 году Павел Иванович получил наконец чин капитана 2-го ранга. Плавал он теперь на Приладожских каналах.
Недавно обнаружилась редкостная вещь, связанная с этим периодом биографии Павла Ивановича, — кусок широкой муаровой ленты. Ленту много лет хранила в Киеве дочь деда — тетя Саша. Раньше эта старенькая выцветшая лента была, оказывается, голубой. На ней и сейчас легко читается выполненная более ста лет тому назад типографским способом надпись о том, что лента сия, протянутая поперек Свирского канала, в полдень 16 июня 1883 года была перерезана серебряными ножницами собственноручно самой царицей. А затем ею же разрезана на куски и роздана участникам церемонии открытия каналов...
