От холода не спасает ворох одежды, все пропиталось сыростью. Есть еще комплект из верблюжьей шерсти толстой ручной вязки, но впереди морозы. Обязательно надо запускать печку. Пожалел, что оторвался от берега без запаса дров. Устраиваю гнездо из вещей и, свернувшись калачиком, пытаюсь заснуть.
За ночь мрачный, серый цвет тундры скрылся под белым снежным покрывалом, прямо-таки праздничная скатерть. Что же, надо накрывать. Начался 52-й день моего рождения. Буду считать, что природа сделала мне подарок, могло быть значительно хуже.
В 1978 году в этот день я штормовал в Гыданском заливе при переходе из; Обской губы в Енисейский залив Карским морем. Выгребая на волну, не видя берега, моля о спасении, давал обет: если выживу — судьбу больше не искушать. Прошло 12 лет — искушаю. И даже готовлю праздничный завтрак. Праздничный не только по поводу дня рождения.
19 августа 1878 года шведская полярная экспедиция под руководством А.Э. Норденшельда на судах «Вега» и «Лена» достигла мыса Челюскина, самой северной точки континента Евразия. «Мы достигли великой цели, к которой стремились в продолжение столетий. Впервые судно стояло на якоре у самой северной оконечности Старого света. Неудивительно, что мы приветствовали это событие украшением судов флагами и пушечной пальбой», — писал Норденшельд.
Я приготовил нехитрую еду, налил рюмку коньяка из заветной бутылки и сказал сам себе тост: «Будь здоров, Женя. Желаю тебе достичь цели, к которой стремишься, пусть здравствуют твои родные и близкие...» Закончил трапезу чашкой крепкого кофе с коньяком. Мир стал веселее, а я подумал: «Здорово живешь! У черта на куличках, в кипящем «котле», коньячок пьешь».
Меж тем кухня погоды работает без перерыва на обед. Должен же когда-то прекратиться ветер? Занялся хозяйственными делами. Пресной воды осталось полтора литра. Сутки продержусь, а там надо будет искать возможность высаживаться на берег или подходить к снежному обвалу, он тут рядом, за мысом.
Лодка стала меньше прыгать, и шум прибоя, кажется, стал тише. Согрею чай и буду выходить. Кипятку вот-вот закипеть, как по обоим бортам раздался характерный ползущий шорох. Кипяток вылился на ногу, я сижу на носу и лихорадочно выбираю трос. Мысли только о якоре, сумею ли его вызволить? Два десятка метров троса под шугой. Хорошо, что лед мелкий, битый. Наезжая, лодка раздвигает его. Трос режет руки — тяну, что есть мочи. За шугой двигаются льдины крупнее, за ними матерые, а дальше надвигаются стеной сомкнувшиеся...
Остаться без якоря при такой погоде и берегах — смерти подобно, крах путешествию. Наконец я справился с якорем — он лег в свое штатное гнездо. Расталкивая льдины веслом, вывожу лодку за край надвигающегося поля. Удастся ли выбраться из залива Фаддея? Чертов снег, видимость отвратительная. Осмотрелся, таскаться бесполезно. Сильный ветер с берега, а лед движется в обратном направлении. Огромным массам льда, приведенным в движение, нипочем приливы, отливы, течения и ветер... Расстроился сильно, хватит, наверное, сюрпризов. Задраился капитально и приготовился к длительному бездействию. Чего только в такие минуты не передумаешь. Выглянул последний раз, чтобы душа спокойной была. Вижу: самая огромная льдина, закрывшая меня, развернулась, образовав проход в полтора корпуса лодки. Проскочу! Некогда настраивать ходовую часть. Вытаскиваю из уключины весло и работаю им, как шестом. Успел.
В плавании 1739 года Харитону Лаптеву удалось провести «Якуцк» только до мыса Фаддея. Несколько дней ожидали улучшения ледовой обстановки, но лед прочно блокировал побережье. На берег съехала партия матросов, руководимая Челюскиным, чтобы закрепить маяком морскую опись. «На сем мысу сделан от нас маяк из камня плитного вышиною в полторы сажени», — записал в журнале Лаптев. Этот маяк — единственное навигационное сооружение Великой Северной экспедиции, сохранившееся, хотя и в разрушенном виде, до наших дней.
Не припомню путешествия, которое было бы насыщено такой быстрой сменой обстоятельств, заставлявших меня то радоваться, то огорчаться. Путешествие на нервах — так назову его потом для себя. К концу следующих суток удалось обогнуть мыс Фаддея. Радость свободного движения была недолгой. Все чаще приходится вставать, высматривать проходы. Скоро пришло время выбирать льдину покрепче — началось сжатие и неизбежное торошение. Вытащился вовремя. Льдины, что помельче наползают на мою спасительницу. От края пришлось отодвинуться. Оцениваю обстановку. Кругом, на всю видимость, лед. Нахожусь в восточной части залива Терезы Клавенес. На правом траверзе едва виден остров Большой, до него километров 25. По ломаному льду лодку не потащишь. Неизвестно, куда вытащит дрейф. К земле — хорошо. Нет — тогда ждать устойчивых морозов, спайки льдин и выходить пешим ходом. Продуктов без подпитки хватит на два месяца, газа почти на месяц. Уток совсем не видно, но зато много морского зайца. Можно добыть — будет мясо, а на жиру топить печку, растопленный лед даст пресную воду.
Терпение — основная заповедь полярника. Ничего более утешительного в создавшейся обстановке в голову не пришло. Разворачиваю лодку кормой на ветер, капитально задраиваюсь, рацион питания ограничиваю до минимума. Приготовился к длительной осаде. Опустился туман. За сутки лед притащило к острову Большому. От суши отделяло не больше пяти километров, хорошая скорость. Неужели повезет и удастся зацепиться за берег? Когда через несколько часов снова выглянул — меня несло уже на запад к островам Вилькицкого. И так хорошо, опасность выноса в океан пока не грозит. Очень быстро исчезла видимость. Над льдом неслись потоки сырости вперемежку с мельчайшими снежными кристаллами. Подо льдом ревело и грохотало, свистело, трещало. В хаосе звуков отчетливо слышался человеческий голос, крик птицы, скрип дверей, то торможение поезда и еще какой-то совершенно непонятный звук — наверное, так кричит бес.
Идут вторые сутки дрейфа, а нет и намека на возможность побега со льдины. Зато у меня появился сильный союзник — вера в победу. Судьба явно благоволила ко мне — вряд ли когда смогу объяснить обстоятельства, спасавшие от неминуемой гибели. Очень часто в жизни человека, в его борьбе за жизнь вера играет главную роль, она порождается сознанием, разумом.
Вынесло к островам Вилькицкого. Самый близкий ко мне остров Средний. Теперь надо не прозевать отлив, лед наверняка растянет. Так оно и есть. Вперед! В двух спайках прорубил каналы, через две перетащил «Пеллу» и оказался на чистой воде. Спрятался от ветра и льда между двумя островами. Главное сейчас — не спешить и выбрать правильный путь. Необходимо осмотреть море с высоты. Заплываю за крутояр северной оконечности острова Средний и иду на его вершину к топографическому знаку. Пришлось подниматься высоко, зато обзор прекрасный. По моему курсу — плавающий лед. Носит его туда-сюда течениями в проливе Свободной Кубы. Продвигаться придется рывками, в отливы. Перевалить бы за мыс Харитона Лаптева, там обязательно должен быть проход: почти сутки дует юго-восточный ветер.
С правого борта дышит море. Словно чудище какое воздух из могучих легких выпускает. Там, где звуки, бурун по воде бежит. Знаю, мелей в проливе нет. Меж тем барашки движутся к лодке, дыхание слышится отчетливее. Над водой показалась продолговатая, слегка горбатая белесая спина. Каждая такая горбина длиной почти с лодку. Вторая, третья... Ко мне приближалось стадо белух в несколько десятков голов.
Через три часа стал обгонять отдельные льдины, потом целые скопления, затем лавировать в разводьях между большими полями. И, наконец, пятиться назад, чтобы не быть снова зажатым. Но самое странное то, что лед двигался против ветра — сила течения прилива гнала его обратно в пролив. Да, дорога вперед возможна только в отлив. Отступаю галсами, надо тянуть время до отлива и остаться на воде. Прибрежная зона забита льдом. Спать не придется еще, как минимум, двенадцать часов — при смычке лодку может раздавить. Уже хорошо виден маяк на мысе Прончищева, до него не больше десятка километров. «Угомонись, успокойся, — говорю себе вслух, — сколько раз уже загадывал и ни разу не угадал». Волноваться было отчего. Всего в 60 километров была цель, «...к которой стремились в продолжение столетий» — мыс Челюскина.
Последние мили к заветному мысу
25 августа. На подходе к мысу Прончищева невдалеке пролетел вертолет курсом на северную оконечность острова Самуила. Я пустил две зеленые ракеты. Реакции никакой. Не может быть, чтобы не заметил. Минут через тридцать возвращается, прямо на меня летит. Кругами ходит, снижается. Салютую веслом и жестами показываю — все нормально. Он все ниже. Не пристегнутый тент срывает ветром, гонимым от винтов. Пилоту погрозил кулаком. Машина зависла в десяти метрах над самой водой с наветренного борта. Жестикулируя, пилот что-то кричит. Показываю, давай улетай. Поднявшись, кружок очертил и на север подался, в океан. Зачем туда? Нос лодки ткнулся в галечный берег.
