Преодолев оцепенение, я поднес руку ко лбу. Крестился я неторопливо и тщательно, можно сказать, со вкусом, чуть ли не втыкая ледяные пальцы в лоб, живот и плечи.
После третьего раза дверь распахнулась еще шире, и существо предстало передо мной в полный рост.
Мне стало еще тоскливее.
Одежда, которая была на Гликерье – отчего-то захотелось назвать ее бывшей,– вполне катила на обрывки савана. Когтей на пальцах я, правда, не заметил, но не факт, что она их не спрятала. То-то она кутается в свое тряпье. Так сказать, чтоб не спугнуть раньше времени.
– А сеновал у вас есть? – попытался я найти приемлемый выход из данной ситуации.
– На сеновале ты и впрямь к утру окочурисся,– сурово заметила Гликерья.– А изба хошь и не больно-то протоплена, ан все едино – лучшей, чем на дворе.– И поторопила: – Давай-давай, шевели лаптями-то.
И я дал.
В смысле робко двинулся к двери.
Правда, уже почти зайдя внутрь, я вдруг встрепенулся, не желая уподобиться жертвенному барану или овце,– почуяло сердце худое, но слишком уж манило долгожданное тепло...
И еще мне припомнился Световид и его ирония, когда я заметил, что не боюсь вампиров.
Неужто он специально со мной вот так вот?!
«Да ну! – отогнал я от себя этот бред.– Взрослый человек с высшим образованием, дипломированный философ, а думаешь о каких-то глупых сказках. Не стыдно?!»
И я шагнул в избу...
Едва указав мне на лавку и почти тут же погасив лучину, Гликерья, буркнув: «Спи себе», вышла в сени.
«А сама?» – удивился я, но потом догадался: утепленного туалета с унитазом тут пока еще не придумали, вот и приходится бедной женщине среди ночи, невзирая на лютый холод, выбегать ночью из избы. То-то она даже особо не допросила меня – не иначе как сильно приспичило.
Однако предчувствие продолжало покалывать в груди. Лишь по этой причине я, хоть и разомлевший от тепла, так и не провалился в глубокий сон, который, скорее всего, оказался бы последним в моей жизни.
К тому же вернувшаяся в дом хозяйка повела себя как-то странно. Я не разглядел на входе внутреннего убранства избы, но в том, что кроме лавки, на которой я лежал, да еще одной, возле стола, прочая мебель отсутствовала, мог поклясться. Тогда напрашивается вопрос: «Где дама собирается ложиться спать, если мебель отсутствует, а пол земляной, потому не просто холодный, но ледяной?» Естественный ответ: «На печке».
А вот и мимо.
Что-то до меня не донеслось ни пыхтенья, ни кряхтенья, ни оханья, ни любого другого звука. Или она бесшумна, как обезьяна? Словом, складывалось полное впечатление, что Гликерья, зайдя, тут же остановилась у порога да там и застыла в ожидании.
Спрашивается, чего именно она собралась дождаться?
Нет, тут что-то не то.
Я с силой ущипнул себя за руку, не рассчитав, и чуть не заорал от боли, но вовремя сдержал крик. А сон, как назло, так и лез, окутывал, опутывал меня своей липкой, сладкой паутиной тепла и неги, и бороться с ним становилось невмоготу.
Ее подвело нетерпение.
– Слышь-ка, добрый молодец? – негромко окликнула она меня.– Спишь ли?
Слова доносились до меня еле-еле, я уже дремал, но ответил по возможности бодро и уверенно:
– Сплю.
– Спал бы, так помалкивал,– проворчала странная хозяйка.
Послышалось или в ее голосе и впрямь прозвучала досада? С чего бы вдруг? И почему она ничего у меня не спросила? Для чего тогда окликать? Только для того, чтобы узнать, сплю я или нет? А ей какая разница?
«Окликала, дабы удостовериться, что ты заснул»,– услужливо ответил внутренний голос.
«Без тебя знаю! – огрызнулся я.– Лучше скажи, зачем ей это понадобилось знать?»
Но голос, обидевшись на столь хамское обращение, умолк.
Как на беду, мое промерзшее тело знать не желало о всякого рода предчувствиях. Отогревшись и расслабившись, оно упрямо увлекало меня в сладкую дрему, бухтя, чтобы я выбросил из головы всякие глупости.
«К тому же петухи давно пропели»,– пришел мне в голову успокоительный довод.
«И впрямь, чего это ты снова? Вампиры, Брем Стокер, Стивен Кинг, Алексей Толстой, Гоголь... завязывать пора, родной, с ужастиками, как с импортными, так и с отечественными. Не доведут они тебя до добра. Тут-то да, сумасшедших домов еще не придумали, а вот когда вернешься...» – промурлыкал внутренний голос, очевидно тоже желающий поспать.
«А я вернусь?» – горько усмехнулся я.
«А как же. Вот выспишься, проснешься и увидишь, что тебе все-все это лишь привиделось, включая старика Световида, мороз, заснеженный лес, его послушных волков и прочие страсти-мордасти. А на самом деле это всего лишь бред, поскольку ты упал не задницей, а головой, угодив не в сугроб, а на камень. Потому быстренько засыпай и...»
Ну и гад же он. Ухитрился вытащить самое мое заветное желание. И ведь как подал – заслушаешься.
Внимая явно провокационным, но таким приятным речам, я вновь стал медленно погружаться в сладкое дремотное состояние. Еще немного, и я бы вырубился всерьез, но тут до меня вновь донесся старухин вопрос, произнесенный достаточно громким голосом:
– Спишь, что ли?
Я открыл было рот, но вовремя сообразил – чтобы выяснить, зачем она меня окликает, надо промолчать.
– Стало быть, спишь! – утвердительно произнесла Гликерья и... хрипло дыша, шагнула ко мне.
Поступь была тяжелая, но уверенная. Немудрено – в крошечной избенке не заплутаешь при всем желании, да еще и при почти полном отсутствии мебели.
Я насторожился, инстинктивно ощущая, что дама явно топает ко мне с непонятно какими намерениями. Неожиданно вспомнился знаменитый «Вий». Между прочим, я тоже философ. Заканчивал, правда, не Киевскую бурсу, а МГУ, но уж больно схожа ситуация. Только Хому Брута ведьма положила в хлеву, но, ей-богу, эта изба, судя по запахам, мало чем отличается от хлева, разве что наличием печки. Зато потом все начиналось для Хомы именно так.
«...старуха шла прямо к нему с распростертыми руками...»
«Интересно,– только сейчас пришло мне в голову,– а как это Брут вообще увидел ее ночью, да еще ухитрился разглядеть в кромешной темноте ее распростертые руки? Я так вот ни черта не вижу. Даже силуэт не маячит...»
Меж тем шаги стихли, и в отличие от Хомы мне сразу показалось, что подошла она ко мне далеко не с игривыми намерениями оскоромиться. Впрочем, даже если и так, меня это все равно не устраивало – я столько не выпью.
Хорошо, что тело, слегка отогревшись, вновь стало почти послушным.
Оставаясь по-прежнему наполовину беспомощным из-за этой кромешной темноты, я напряг зрение, но... с нулевым результатом. Трудно сказать, чем бы все закончилось, если бы в очередной раз на выручку мне не пришла луна. Заглянув в два крохотных оконца-дырки, затянутые какой-то мутной пленкой, она на мгновение осветила бесформенный силуэт, который находился в двух шагах от моего ложа, и легонько скользнула по... лезвию топора, который Гликерья уже занесла для удара.
Получалось, что писатели ошибались и на самом деле вампиры не очень-то полагаются на свои клыки?
Но об этом мне подумалось чуть позднее, а первым делом я попытался вскочить на ноги, однако не успел. Точнее, полууспел – удар обуха топора пришелся вскользь по голове, но все равно весьма и весьма чувствительно. На какое-то время я даже потерял сознание, но достаточно быстро очнулся. Во всяком случае, вурдалачка только-только преодолела последние полметра, отделявшие ее от моей лавки, и яростно навалилась на меня. Я попытался сопротивляться, но последствия пропущенного удара еще сказывались, а потому силы оказались почти равны и даже с некоторым перевесом в пользу нападавшего.
Выходит, все ранее читаное и виденное мною про вампиров – голимая брехня. И то, что они бродят по миру только до первых петухов, не говоря уж о вторых или третьих, и то, что они не могут произносить божьего имени, и то, что напрочь забывают все молитвы, и многое-многое другое.
Я уж не говорю о тех, кто утверждает, что их вообще не бывает на белом свете.
С радостью поменялся бы с каким-нибудь скептиком местами, чтобы понял, зараза: коль тебе свезло ни разу их не увидеть, это отнюдь не означает...
Словом, ничего это не означает...
А упырь меж тем, торжествующе скалясь и зловонно дыша мне прямо в лицо чем-то гнилостным, причем, как ни удивительно, с легким оттенком чеснока – вот и еще один миф развеялся, жаль только, что слишком поздно,– крепко, с нечеловеческой силой обхватив запястья моих рук своими скрюченными пальцами, тянулась к незащищенной шее. Я изворачивался, как только мог, но сил явно не хватало, и я инстинктивно чувствовал, как широко открытая пасть вампира с каждой секундой неотвратимо приближалась...
Кстати, ее сила тоже наглядно подтверждала истинное происхождение этой самой бывшей Гликерьи. Не могло существо ростом мне по подбородок и тощее как не знаю что обладать такой силищей, дабы преодолевать сопротивление достаточно крепкого и физически развитого парня. Да, полуоглушенного и еще не пришедшего толком в себя, да, с превеликим трудом, но все равно одолевать.
