- Я пришел слушать, а не говорить.
- Так ты тоже шпион? - Самоварчи испугался.
- Я нищий, - ответил Артыкматов и закрыл глаза.
Самоварчи плюнул; потом, дунув в стекло лампы, затушил ее; потом запер дверь на засов и улегся возле затухающих углей. Все уснули.
Мимо проехал конный отряд в халатах, с кинжалами и револьверами. Лошади тащились в липкой и глубокой грязи. Впереди отряда у двоих джигитов болтались на высоких палках фонари. Между ними на сильном, сухом текинце ехал Хамдам, втянув голову в плечи и почти опустив поводья. Лошадь сама нащупывала дорогу. Она осторожно опускала тонкую ногу в грязь по самую бабку и потом бережно вытаскивала ее обратно. Отряд двигался к юго-западу, в сторону ферганских песков.
19
- Он мне сказал: "Народ не верит этому правительству". И еще сказал: "Оно не удержится, оно чужое, нет узбека, все татары и евреи".
- Вот как! - Аввакумов усмехнулся. - Что еще?
- Все.
- Кто сказал про правительство?
- Самоварчи.
- Ну, а ты как думаешь? Не удержится?
- Нет.
- Почему?
- Богатый - бедный... Бедный - рабочий... О... - Юсуп печально вздохнул.
- Нет, ты посмотри! Вот бой-парень! Вот это агитатор! - сказал весело Аввакумов, обернувшись к Лихолетову.
Он сидел вместе с ним на деревянной лавочке около казармы.
Крепость только что образовала отряд в пятьдесят человек. Пришли железнодорожники со своим оружием. Настроение поднялось, и ревком решил направить людей в Старый город для разъяснения событий. Муратов, говоривший по-узбекски, отправлялся на хлопкозавод. Сашка Лихолетов просился на шелкомотальную фабрику.
- Там ведь женщины, - говорил он. - А женщин я всегда сумею убедить!
От этого, к великому огорчению Сашки, пока отказались.
- Я могу много говорить. Я по-русски говорю мало, а по-узбекски очень много. Очень много! Отправь меня в Старый город! - сказал Юсуп Аввакумову.
- Кашу ел? - спросил его Аввакумов.
- Ел, - ответил Юсуп, хотя и не понял, зачем его спрашивает об этом начальник. На всякий случай, в знак благодарности, он похлопал себя по животу.
- А если тебя старый хозяин увидит, тогда что? - Аввакумов лукаво подмигнул красногвардейцам.
Мальчик побледнел и прошептал:
- Он не увидит.
- А Мулла тебя поймает? - прибавил ехидно Сашка. - Он тебе уши-то намнет. Агитатор!
- Нет, - ответил Юсуп, и на щеках, точно ржавчина, выступили два пятна. - Не поймает! Не боюсь!
- Бояться нечего, а осторожность тоже никогда не мешает, - сказал Денис Макарович, ласково обнимая юношу. - Осторожненького бог донесет, а смеленький сам наскочит. Тебе сколько годов? - спросил он Юсупа.
- Пятнадцать.
- Врет он! - захохотал Парамонов. - Меньше ему!
- Нет... пятнадцать! - с негодованием крикнул Юсуп и опять покраснел. - Я никогда не вру. - Юсуп презрительно взглянул на вестового.
- А ты еще здесь? - удивленно сказал Денис Макарович, увидав Парамонова. - Еще не под замком сидишь?
Парамонов надулся и отошел в сторону, пробормотав:
- Сажать меня не за что!
Через полчаса его все-таки посадили. Аввакумов был неумолим. История с Мулла-Бабой очень не понравилась ему. Он подозревал солдата в том, что тот за взятку отпустил Мулла-Бабу.
Подозрения оправдались. После обыска у Парамонова нашли золотой перстень. Сашка Лихолетов подтвердил, что этот перстень он видел на пальце у Мулла-Бабы. И хотя Аввакумов теперь был рад, что благодаря случайности противники большевиков не получили в руки такой выгодный козырь, как расстрел Мулла-Бабы, но все же это, по его мнению, не должно было избавить солдата от наказания.
- Солдат не подчинился. Факт! Совершил предательство. Факт! Гнать его из рядов! - сказал Денис Макарович, отдавая приказ об аресте Парамонова.
20
Вышел взвод во главе с караульным начальником для смены часовых. Опасность подтянула людей. Они с преувеличенной внимательностью относились к каждому своему движению и не возражая подчинялись команде. Пулеметы ремонтировались. А когда Артыкматов привел из городской больницы сестру Вареньку Орлову, все сразу поняли, что наступают серьезные минуты. Варенька держала в руках маленький чемодан. За ней стоял Артыкматов с медицинским ящиком на плече.
- Вы сами... по охоте? - спросил ее Аввакумов.
- По охоте, - ответила Варенька, пугаясь его черных, жестких, провалившихся глаз. - Меня он привел! - Она показала на узбека. - Сказал, что ночью будет резня и, может быть, понадобится медицинская помощь.
Очевидно, на лице Аввакумова промелькнула гримаса недоверия, потому что Варенька обиделась и сухо заметила:
- Вы не знаете, а я-то знаю! Я живу в Старом городе. Да и Артыкматов знает! Вы не смотрите на него, что он такой грязный, он очень умный! Это наш рабочий.
- Рабочий? - удивился Аввакумов.
- Да. Рабочий при больнице. У него семья большая, человек восемь.
- Так! - Аввакумов вздохнул. - Ладно, оставайтесь! Вы из России?
- Нет, я здешняя. Родители были из России. Мой отец служил на дороге конторщиком, на Товарной-Коканд. В прошлом году умер.
- Так, так! - Аввакумов покачал головой.
Варенька обернулась к Артыкматову и попросила его отнести ящик в амбулаторию.
Аввакумов, разглядывая эту тонкую и скромную девушку в голубой узкой жакетке, в летней юбке, в маленьких ярко начищенных полуботинках, в черных сквозных чулках, в белой подкрахмаленной косынке, подумал: "Чересчур нежна!" Ее руки, пальцы, ноги, мягкие завитки волос, выбившиеся из-под косынки, ее большие прозрачные глаза, кожа на ее лице - все поражало Аввакумова чистотой. Все в ней было как будто с особенной тщательностью промыто, и одежда казалась так вычищенной, что ни одной пылинки не задержалось даже на платье. Отвернувшись от нее, трудно было сказать, какие у нее глаза, кожа, волосы.
Это не понравилось Аввакумову, он про себя обозвал ее чистюлькой. Но некогда было разбираться - кто она, зачем пришла, что у нее в мыслях. Ладно! "Предлагает голову и руки - берем, - решил Аввакумов. - А там видно будет".
Денис Макарович направил ее в комендантскую и показал ей дорогу.
- Да я знаю, - улыбнулась Варя. - Там, где комендант Зайченко? Мне ведь туда? - спросила она.
- Туда. Но коменданта Зайченко там сейчас нет, - ответил Аввакумов и подозрительно заметил: - Он вам родственник?
- Нет. Знакомый.
Варя вытянулась, точно кто-то вздернул ее. Не побледнела, не смутилась, только шире раскрыла глаза и спросила очень твердо и даже с настойчивостью, мало ей свойственной:
- А что с ним?
- Он арестован.
- За что?
- За переговоры с неприятелем.
- За переговоры с неприятелем?
- За измену! - весело сказал Лихолетов и расхохотался. Он не сводил глаз с девушки.
- За измену? - испуганно спросила Варя.
- Там выяснится, - нехотя проговорил Аввакумов.
- Этого не может быть! - прошептала Варя и опустила голову. Простояв молча минуту или две, помахивая своим маленьким ручным чемоданчиком, она вздохнула про себя, точно раздумывая, что же ей делать. Потом нерешительно спросила: - Мне идти в комендантскую?
- Да, - коротко сказал Аввакумов и посмотрел ей вслед.
Она шла осторожно, чуть ли не на цыпочках, стараясь не испачкаться. Увидав воду, она остановилась, приподняла подол. Из-под широкой высоко поднятой юбки были видны ее стройные ноги, тонкие лодыжки. Она прыгнула, чтобы не обходить лужу.
- Вот черт! - восхищенно усмехнулся Сашка и подкрутил усы.
Денис Макарович сам не мог понять поведения Зайченко. Что это? Испуг перед солдатами? Или действительно Зайченко намеревался заключить какую-то тайную сделку и растерялся от неожиданности? Или во всем этом деле кроется самая настоящая провокация? Во всяком случае, пока он выяснил только одно - что солдат крепостной роты Парамонов, вестовой коменданта, действовал на свой страх и риск и никак не был связан с начальником. Собственно, прямых улик против Зайченко у Аввакумова не было. Его объяснения были вполне правдоподобны. Самостоятельный приход Мулла-Бабы подтверждал и Лихолетов. Но в деле чувствовался какой-то странный, неуловимый и неприятный привкус. Вот почему Денис Макарович решил временно также изолировать Зайченко, а разбор дела отложил до более подходящего момента.
21
В три часа ночи один из членов ревкома, отправленный в разведку, сообщил Аввакумову: "Дали путь. Едет Погонин".
Путь от Ташкента был еще свободен. Хитрый Хамдам, взявший себе по поручению Иргаша участок около Беш-Арыка, не повторил маневра, предпринятого Иргашом. Было ли в этом поступке что-то сознательное? Вряд ли. Во всяком случае, уверенность Чанышева, что Коканд отрезан не только со стороны Андижана и Скобелева, но также и от Ташкента, не оправдалась.
Хамдам со своим отрядом стоял в Беш-Арыке.
Ясно одно - Хамдам говорил и с Чанышевым и с Иргашом, обоим обещал деятельную помощь и в то же время не забывал, что, помимо кокандских большевиков, есть еще и другие большевики в Туркестане; с этим обстоятельством он решил, хотя бы на время, посчитаться.
