«На доверенных администрации смотрели (в Благовещенске) подозрительно после того, как Орельский вёл себя нехорошо здесь, разгульно и продал Ниманской компании за дешёвую цену припасы и проч. О Гуляеве прямо все говорят, что он человек совершенно неспособный к управлению столь большим делом и указывают, что Орельский выдвинул его для своих целей, что прииск далеко не выработался, что ещё год смело можно было продолжать и что будто у Орельского есть желание самому приобрести его. Про Короваева говорят ещё хуже, что на приисках Находке, Узкополосном и Трёхсвятительском была показана какая-то масса торфов вскрытыми, а в действительности они не были вскрыты»[27].
Да и сам доверенный Болотов, написавший этот доклад, тоже, как оказалось недалеко ушёл от своих предшественников. Он, например, решил перевезти приисковое имущество, «доставка которого на прииска потребовала значительных затрат… обратно в Благовещенск», потратив деньги фирмы и на эту перевозку.
«По представлению Болотова, амурские прииски были сданы арендаторам, обязавшимся хранить оставшуюся на приисках и вторично значительно уценённую часть приискового имущества. В числе прочих были сданы и Буреинские прииски за 250 полуимпериалов с пуда золота. Они оказались с богатым содержанием золота, и взявшие их в аренду Ельцов и Левашов, начав дело с очень малыми средствами, быстро разбогатели, ширили своё предприятие и теперь имеют миллионы… Благодаря такому ведению дела, капитал, заключающийся в наших амурских приисках, совершенно растаял. Из отчётов видно, что исчезновение этого капитала шло в следующей постепенности.
С этим рублём администрация передала амурские прииски заменившему её конкурсному управлению, а последнее по упразднении его в 1892 г. этот капитал в один рубль передало мне» [27].
Ещё раньше, чем приисков, Бутины лишились пароходства: администраторы сочли это предприятие убыточным и спешно продали пароходы вместе с баржами.
Когда весной 1892 г. по постановлению Сената братьям Бутиным было возвращено право управления их собственной фирмой, её капитал уменьшился на четыре миллиона рублей. А в сентябре того же года умер старший брат, и Михаил Дмитриевич объявил о закрытии торгового дома. Он сделал попытку взыскать с администраторов по суду сумму, на которую уменьшился капитал фирмы, но в связи с восшествием на престол Николая II расхитители чужой собственности получили амнистию.
Бутин поселяется в Иркутске, где строит себе новый дом. Он, уставший бороться, уже не стремится к развитию своего дела, решив ограничиться тем, что имеет. Бутин выгодно продаёт Николаевский завод, продлевает аренду с Ельцовым и Левашовым, оставив им заботу о производстве, а себе – сравнительно небольшой, но стабильный доход с золотодобычи. Стабильное поступление денег обеспечивают и винокуренные заводы.
Остаются еще участки в Хабаровске, купленные непонятно с какими целями администрацией. Для Бутина они не представляют никакой ценности, но почему-то слишком много предложений приобрести эти участки, и Бутин не спешит. Если бы он мог увидеть воочию эти участки, но в его возрасте решиться на дальние поездки становится всё трудней, а довериться некому, слишком многие нажились на его беде.
В 1904 году у Бутина возникают серьёзные проблемы со здоровьем и, оправившись от тяжёлой болезни, он пишет завещание.
Прямых наследников у Михаила Дмитриевича не было: двое детей от первого брака умерли во младенчестве, умерли и двое других, родившиеся от второй его жены. И самую большую сумму – 100 тысяч рублей – он завещает жене, Марии Александровне. Ей же завещает и пожизненное владение иркутским домом. Двадцать тысяч и пожизненное пользование домом в Нерчинске, где она жила, должна будет получить по завещанию его сестра Татьяна Дмитриевна Мауриц. По три-пять тысяч он завещает ещё нескольким близким людям. А всё, что останется от его миллионов, «приобщить к свободному капиталу и превратить в процентные государственные бумаги, на которые содержать в Нерчинске на половину суммы – исхлопотавши у Правительства учреждение ремесленного или реального училища (если таковые не будут открыты ранее). Четвертую часть суммы употребить на устройство и содержание приюта в Нерчинске для бедных девочек, а остальную четвертую часть на устройство десяти школ в Нерчинском округе, в пунктах по усмотрению душеприказчиков, например Торге, Хиле, Илиме, Зюльзе, Олове, Бянкино, Урульге и пр.» [28].
Михаил Дмитриевич Бутин в 1904 г.
Михаил Бутин оставил о себе добрую память. В восьмидесятые годы XIX века торговый дом братьев Бутиных тратил на благотворительность ежегодно до двадцати с лишним тысяч рублей, и Михаила Дмитриевича нередко сравнивают с другим известным меценатом, московским купцом Саввой Морозовым, с которым Бутин имел партнёрские отношения.
Как Морозов, и, впрочем, как многие и многие русские купцы, Михаил Бутин был покровителем искусств: стены его нерчинского дома, известного здесь как «дворец Бутина», были украшены картинами русских художников, а галерею занимали фамильные портреты работы Маковского. Для проведения концертов и ведения уроков в музыкальной школе Бутин пригласил венгерского музыканта М. Л. Маурица. Пожив некоторое время у Бутиных, Мауриц женился на вдовой сестре хозяина, Татьяне Дмитриевне.
Своего рода произведением архитектурного искусства был и сам бутинский «дворец», строительство которого было начато в начале 1860-х. Впрочем, это было даже не одно здание, выстроенное, как пишут, в «мавритано-готическом» стиле, а целый комплекс зданий, включающий каретные ряды, водонапорную башню, оранжерею с прилегающим садом, выращенным стараниями Татьяны Дмитриевны Мауриц. В главном из зданий, длинном, выходившем трёхэтажным фасадом на центральную улицу, жил и работал сам М. Д. Бутин. Здесь же размещались контора торгового дома и магазин, здесь находилась библиотека, здесь были выставлены для показа собранная Бутиным минералогическая и нумизматическая коллекции. Но главным во «дворце» был, пожалуй, музыкальный зал, средоточие культурной жизни Нерчинска.
Музыку любили все в многочисленном семействе Бутиных, в том числе и сам Дмитрий Михайлович, игравший на нескольких музыкальных инструментах и даже занимавшийся композицией. Бутин покровительствовал и местному отделению Музыкального общества, и в музыкальном зале его «дворца» не раз выступали с концертами приглашённые им известные музыканты и певцы. Соответственно назначению зал был и оформлен: на фронтальной стене, под балконом для оркестра – позолоченное барельефное изображение Эвтерпы в окружении ангелов, на других стенах – барельефные надписи имён известных композиторов. Но особую гордость Дмитрия Бутина представляло, думается, огромное, самое большое в мире, зеркало из венецианского стекла площадью 16 м2, купленное им в 1878 году на Парижской выставке и привезённое в Нерчинск сначала морским путём, а потом по Амуру, Шилке, Нерче… Зеркало пережило все революции, войны и пожары, оно и сейчас наряду с тогда же привезёнными зеркалами поменьше – гордость и украшение Нерчинского краеведческого музея, лишь недавно переселившегося в восстановленную часть бутинского «дворца»…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
