Марат Ватаев: Не пиши мне больше.
Он несколько секунд сверлил взглядом экран. Сообщение тут же прочитано. Ответа она не пишет. А Марат вдруг резко осознал, что прятаться нельзя. Хочется, но нельзя. Ему надо как-то разрешить эту ситуацию, пока она не стала окончательно неконтролируемой. Потому что от избалованной мажорки ожидать можно всего, чего угодно.
Он шумно выдохнул и быстро набрал.
Марат Ватаев: Мы завтра поговорим. Я тебе скину, где и во сколько мы встретимся.
Ответ пришел тут же. Мгновенно.
Милана Балашова: Хорошо. Буду ждать.
***
Понедельник не принес никаких сюрпризов – что касается работы. Но Марата не оставляло ощущение тикающей бомбы. Ему надо поговорить с Миланой и объяснить ей. Что именно – Марат пока не представлял. Гораздо более насущным был вопрос – где провести этот разговор. В офисе – нельзя. Черт его знает, как пойдет разговор. А если она начнёт… вести себя неадекватно? Кричать, плакать? А если она потом выйдет зареванная из его кабинета? Это все равно, что подписать себе приговор тут же. В публичном месте такой разговор тоже проводить нельзя. Свидетели Марату не нужны. Что же делать?!
В итоге он снял на сутки квартиру. Незапланированные траты, но это единственный вариант. И Марат скинул Милане адрес и время. А о том, что говорить, он подумает, пока будет туда ехать.
***
Милана сидела на кровати, обняв руками колени. Свадьба – эта дурацкая, никому не нужная свадьба, наконец, закончилась, в доме было тихо. Все спали. Спал дед – он явно очень устал и выглядел сегодня хуже обычного, хотя держался. Спал мертвецки пьяный Артур, которого Милана с Лизой вдвоем еле оттащили в его комнату. И Милана не хотела даже думать о том, чем сейчас занимаются в своей комнате отец со своей новоиспеченной женой. Милане было о чем подумать.
Хотя, наверное, они сейчас заняты тем же, чем Милана занималась три часа назад с Маратом Ватаевым в кабинете отца.
Марат…
Она прошептала его имя, словно пробуя на вкус, примеряя. Потом легко встала с постели, прошла к письменному столу, взяла лист бумаги, ручку. И с самого верха страницы написала – «Милана Ватаева». И потом так еще, еще, еще, заполняя весь лист – «Милана Ватаева, Милана Ватаева, Милана Ватаева».
Она прекратила писать, только лишь когда вся страница была заполнена. Ей надо придумать новую подпись под фамилию «Ватаева».
Милана медленно сложила вчетверо листок, вернулась в постель, убрала сложенный листок под подушку. Она теперь женщина Марата Ватаева. Он сделал ее своей женщиной.
Сейчас Милане было стыдно за этот свой крик, когда Марат вошел в нее. Не такая уж сильная боль, по пальцу ножом больнее бывает. Или есть мизинцем на ноге об угол кровати удариться. Просто она, эта боль, оказалась неожиданной. Но потом… потом она куда-то исчезла. Отошла на второй план. Или Милана перестала ее замечать. Быть с Маратом, оставаться с ним, чтобы все это продолжалось – было важнее. И в тот момент, когда он, хрипло застонав, вздрогнул всем телом – она вдруг почувствовала себя и в самом деле женщиной. Той, что познала мужчину.
Милана взяла в руки телефон, открыла контакт «Марат Ватаев». Завтра она ему напишет. Очень хочется написать сейчас, а еще лучше – позвонить, услышать его голос. После того, что произошло в кабинете отца, Марат быстро привел в порядок свою одежду, потом помог привести в порядок ее одежду и велел уходить. Сказал, что он тут все сам в порядок приведет. И в самом деле, со стола что-то падало, когда они… Милана не могла его ослушаться. Но она уже дико скучала по его голосу. По его рукам на своей талии. По его губам на своей груди. По нему всему.
Она хотела принадлежать этому мужчине. Это было такое новое желание для Миланы. Милана никогда бы не подумала, что такое желание у нее может возникнуть. Что она, Милана Балашова, может кому-то принадлежать. Она же выросла с четким ощущением собственного превосходства над другими людьми. Никто ей был не указ и не авторитет. Отца Милана ни в грош не ставила, к брату относилась с презрительной снисходительностью, и единственный человек, которого Милана полагала равным себе – это деда Боря. А теперь ей хотелось принадлежать – именно принадлежать – другому человеку. Мужчине. И это желание было столь же новым, сколь и абсолютно бесспорным. Милана этого хочет, ей это нужно, она по-другому не может.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ей нужен Марат Ватаев. Она сегодня стала его женщиной. Она хочет ему принадлежать.
***
Марат приехал первым, хотя боялся опоздать. Просто как обычно это бывает – перед уходом Марата из офиса вскрылся вопрос, который надо было срочно решить. Какая злая ирония, думал Марат, ведя машину козьими тропами в объезд самых страшных столичных пробок, что он опаздывает на встречу с дочерью Антона Балашова из-за дел ее отца.
Но все же Марат не опоздал. А опоздала она. На целых двадцать минут. Это что, из серии инфантильных придурей: «Красивые девушки не опаздывают»?!
Марат открыл дверь, шагнул в сторону и резко произнес:
– Я, кажется, указал другое время встречи.
– Прости. К нам на пару неожиданно пришёл декан, и нас задержали почти на час. Уйти был никак нельзя.
Марат проглотил все остальные слова. И молча смотрел, как Милана Балашова запирает дверь.
При первой их встрече она выглядела как ходячее искушение. Потом, в офисе, она одевалась в соответствии с деловым дресс-кодом. На свадьбе отца Милана выглядела взрослой женщиной гораздо старше своих лет. А сейчас… сейчас перед ним была юная студентка. Голубые джинсы, белые кроссовки, свитер… или что это… кофта какая-то белая с какими-то зверушками на груди, волосы рассыпаны по плечам, на лице нет ни грамма косметики, рюкзак через плечо.
Она выглядела такой юной, невинной. Девочкой, студенткой-первокурсницей. Когда-нибудь такой же первокурсницей будет его дочь.
В голове вдруг внезапно вспыхнул ее резкий вскрик – и Марат впервые с момента событий подумал о том, что тогда, в тот поздний вечер на свадьбе собственного отца, эта девочка стала женщиной. Что испытала боль – раз она кричала. Танзиля вот в их первый раз плакала даже. У Миланы текла кровь. Она познала мужчину, стала женщиной и…
…и вполне могла зачать ребенка от него. Потому что Марат не вспомнил ни о презервативе, ни о том, чтобы сделать хотя бы прерванный. С ней он забыл вообще обо всем.
И если так получится, что он сделал ребёнка дочке босса…
Как будто пропустил прямой в голову. Даже качнуло, словно на огромной волне, но Марат все же смог с ней справиться. И вся его злость куда-то делась.
– Как ты? – неожиданно для себя спросил Марат.
– Хорошо, – торопливо ответила Милана, облизнув губы. Какие же у нее губы… Нельзя так себя вести с мужчиной, девочка! А она так же торопливо спустила рюкзак с плеча. – У меня все в порядке.
Она смотрела на него, широко раскрыв глаза, а потом сделала робкое движение к нему. Марат вдруг осознал, что Милана вполне могла интерпретировать его предложение встретиться, да еще в съемной квартире, совершенно иначе, нежели он предполагал. Марат хочет поговорить, а она, судя по взгляду…
– Нам надо поговорить, – Марат резко шагнул в сторону. – Пойдем на кухню. Я купил кофе. – И сделав несколько шагов, вдруг спросил: – Ты голодная?
Что за черт?! Зачем он это спрашивает?! Какое ему до этого дело? Потому что это дочка босса, и он должен, если она рядом, присматривать? Он за ней один раз уже «присмотрел»! Но ведь она и в самом деле с занятий, задержалась, торопилась и наверняка голодная. Черт!
– Нет, я не голодная.
Ну и ладно.
Они прошли на кухню, и Марат протянул ей один из двух одноразовых стаканов с кофе, стоявших на столе.
– Это капучино. Но, возможно, он уже остыл.
Милана торопливо взяла стаканчик в руки, отпила.
– Еще теплый.
– Отлично, – Марат тоже отпил своего американо, собираясь с мыслями. – Милана, нам надо поговорить.
– Хорошо, – ответила она торопливо. Она все так делает сегодня – быстро, торопливо. Словно… словно боится чего-то. Чего? Или кого? Его? В ушах снова зазвучал ее вскрик.
