толкали с помощью тальянки,
вновь улыбнулась до ушей.
Опять её – огонь в яранге.
Какое дело ей ни шей,
она порвёт его по пьянке.
Начавшись где-то в октябре,
когда потоки слёз иссякли,
сидит, как бестия в ребре,
торчит в окне клочками пакли
и нависает во дворе,
как пауза в дурном спектакле
безлюдных парков и прудов,
подёрнутых ледовой ряской,
огней в тумане городов
и железнодорожной тряской
бессонницы, болезни вдов.
Итак, чугунка, дальше лязгай.
Верстай дорожные столбы.
Пейзаж в окне, билет в кармане.
Какой желать ещё судьбы?
Так тело дышит после бани,
ступая с Богом по грибы,
чем погибать на поле брани.
Чем, как затверженный урок,
бубнить азы чужого слога,
читая книгу между строк:
авось уляжется тревога
сама собою, потолок
избрав мишенью монолога, –
не лучше ли сказать "увы"
недвижимости, взять в охапку
шорох истраченной листвы,
по свету пошататься, шапку
ломая вместо головы.
Сугубо из любви к ландшафту.
Молчат холмы, пылает даль.
И зарево лежит на кровлях –
как на душе лежит печаль.
Я не люблю речей надгробных,
когда не видно сквозь вуаль
лица судьбы, сиречь, огромных –
как на церковных образах –
очей с невыплаканной жаждой.
Как прежде, небеса в слезах
и мокнет рай многоэтажный.
Жизнь отражается в глазах
и страх ослепнуть ярче с каждой
звездой, сверкнувшею в пути.
Да что звезда! Фонарь подъезда,
где целовался без пяти
минут в раю, как гений места,
с тобой, шептавшею "пусти",
мечта, волшебница, невеста.
ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ Эти стёртые подлокотники
жёлтых кресел,
телевизор с его печальными новостями. Я последнее время редко бываю весел: всё хожу по квартире,
поскрипываю костями.
Не бродить же с фонариком идиота,
в тополином пуху, разыскивая собрата
по ремеслу. Да что это за работа,
ежели вам зарплата
не выдаётся. Можно давить на массу.
Стать неподвижным
и притвориться мёртвым.
Поздно голосовать, выходя на трассу,
если, к тому же,
правый ботинок жмёт вам.
ЗИМНЯЯ ПОЕЗДКА В ТОМСК С тем, кто ведёт автобус,
разговоры запрещены.
Зайцем усядешься ближе к окну,
соскребая наледь,
и снова следишь урывками
за ходом гражданской войны,
где белые в большинстве,
которое всем сигналит
хлопьями, напоминая кончину звёзд
в миниатюре. Скоро пора на выход,
то есть на бетонированный помост,
и раствориться в толпе
без особых выгод.
Я в Томске гостил у родни.
Записывал номера
бегущей строки, звонил по ним.
С таким же успехом можно
было звонить на Олимп.
Поиск работы с утра
до вечера, как всегда,
заканчивался ничтожно.
Требовались сотрудники.
Там, на другом конце
пыльного коридора,
где передвигали мебель.
И посетитель, откашлявшись,
так изменялся в лице,
как будто не смел беспокоить
или не в своём уме был.
* * * В сумраке будущего, когда
по трущобам гаснущего рассудка
загромыхает телега с кусками льда
(даже подумать жутко),
чтобы череп остыл от мысли, что голова перестала соображать, а все члены тела – повиноваться мозгу; когда слова
на какое-то время станут важнее дела, –
я к виновнику наваждения воззову:
может быть,
Он тогда получше меня расслышит.
Ибо сон, если вспоминают, то – наяву, когда смысл из него,
словно сок из лимона, выжат.
Олег Бородкин ПУТАНИЦА
* * * мне до звезды война с арабами Израйля.
мне до звезды
полезность рыжих муравьёв.
могу я вряд ли потревожить вас зиг хайлем.
а что бранюсь – так чепуха, медвежий рёв.
мне до звезды борьба меньшинств
за секс в законе.
и до звезды, что недоступен мерседес.
имел балкон бы – пил бы пиво на балконе.
зато с регрессом вечно путаю прогресс.
мне до звезды интеллигентские манеры.
и беспородных до звезды судьба собак.
порой мне кажется, пугают нас химеры,
и миром вертит исключительный мудак.
мне до звезды пока избыточность китайцев.
мне до звезды коровье бешенство попсы.
творцы искусства – работяги и страдальцы,
да только часто носят женские трусы.
мне до звезды астрологические знаки.
и до звезды понты различных шулеров.
отлично знаю, где и как зимуют раки,
чем печь топить
(когда есть книги, нету дров).
мне до звезды ещё водители газелей.
я б пролетариям дорог наставил клизм.
элита тоже до звезды на самом деле.
и до полярной мне звезды капитализм.
до фонаря чужие тексты мне любые.
чужое слишком до звезды мне мастерство.
известно: авторы обычно люди злые.
галиматью нести – их труд и ремесло.
мне до звезды Вьетнам, Япония, Гвинея
и до чего теперь Америка дошла.
плевать на негров, азиатов, гоев, геев…
одна Россия мне, естественно, мила.
почти что всё мне до звезды на этом свете:
проблема блядства, дефицит живой воды,
коррупция, балет, тупые дети…
оно и дальше всё мне будет до звезды.
* * * я несгибаем, словно полутруп.
ночами я почти не пью воды.
не скажешь, будто я излишне глуп.
несу совсем немного ерунды.
меня навряд ли чем-нибудь проймёшь.
в дела чужие редко я суюсь.
любимый зверь не выхухоль, но ёж.
гаишников и женщин не боюсь.
гляжу на Север, к чёрту знойный Юг.
холодный ветер, слякоть, снег с дождём…
жду осени, не то придёт каюк.
да, впрочем, все мы здесь чего-то ждём.
дождётся каждый… водкой, коньяком
на время можно это заглушить.
быть русским и легко и нелегко.
но по-другому не выходит жить.
гниенью мало поддаётся дуб.
не стёрт с лица земли и Третий Рим…
я несговорчив, твёрд, местами груб.
чего скрывать: вообще неисправим.
* * * опять смотрю на Север и гадаю:
чем нас оттуда бухнет по лицу?
