заждались!
Горелик с улыбкой ответил:
— После вечерней обильной и вкусной трапезы спали как убитые.
— Вот и славно! Мы, грешным делом, подумали, что чем-то вам не угодили.
— Ну, что Вы! Всё было замечательно, особенно рассольник.
— Ой, правда? Почему добавки не попросили?
— А что, можно было? — ответил Горелик и засмеялся. — Я бы сейчас не отказался!
— Нет-нет-нет! У нас не принято подавать вчерашние блюда, если это только не суточные щи. Мы Вам приготовим щи на обед. А лучше — борщ. Как Вы насчёт борща? Со сметанкой и пампушками? А?
— Не дразнитесь, я сейчас слюной захлебнусь.
— Ой, извиняйте, заболтала я Вас. Что откушать изволите? Салатик, кашку, омлетик?
— Яичницу. На сале. Полную сковородку.
— Бегу!
Женщина бросилась в сторону раздачи и тут же остановилась, как-будто врезавшись в стену. Затем повернулась и полушёпотом спросила:
— А Вам можно?
— Мне сейчас всё можно! — ответил Питер. — И нездоровую жареную пищу, и кучу вредного холестерина, и добавки супов, и пампушки со сметанкой.
— Нет, я про… Вы же… — повариха замялась.
— Что я? — не понял Горелик.
Лазар догадался первым:
— Она — про свинину.
Тут дошло и до Питера.
— Вы про то, что я — еврей? Спорное утверждение. Я уже сам в этом сомневаюсь. Хотя, спасибо за заботу. Я всё ем.
Повариха умчалась; с кухни незамедлительно последовало шкворчание сковороды, и потянулись такие завлекательные ароматы, что Лазар заявил:
— Я, пожалуй, тоже что-нибудь съем. Например — омлет. Но потом — обязательно кофе!
— И я. — куратор встал из-за стола и знакомой дорогой проследовал на кухню.
Через несколько минут все трое приступили к трапезе, но по-разному: если Евгений просто ел дежурный завтрак, а Лазар, с присущей ему чопорностью разделывал омлет ножом и вилкой, после каждого отправленного в рот куска промокая губы непременным платком, то Горелик поглощал яичницу с жадностью неделю голодавшего, отбросив нож и помогая вилке куском хлеба. Автор блюда сидела с краю стола и влюблёнными глазами смотрела на Питера.
Лазар толкнул друга коленом и тихо сказал ему на ухо:
— Ты пользуешься определённой популярностью у работниц общепита!
Питер оторвался от еды и поймал взгляд поварихи. Та, засмущавшись, убежала на кухню.
Заканчивая завтрак, Горелик кусочком хлеба вытер остатки яичницы на тарелке, отправил корочку в рот и, увидя удивлённые глаза сотрапезников, сказал, жуя:
— Так делал папин ученик, Володя, когда соглашался пообедать у нас. Отец звал его — «Вольдемар»
— Вы его упрашивали, — удивлённо спросил Лазар, — а он ломался? Он антисемит?
— Нет, что ты! Он был очень скромным и порядочным человеком, понимал, какие времена на дворе. С продуктами, как говорили люди, «был напряг».
— Ты говоришь о нём в прошедшем времени. Он умер?
— Не знаю, скорее, мы для него умерли. Он очень огорчился, узнав о нашем решении уехать в Израиль. Говорил, что это — опрометчивый поступок, и ни к чему хорошему не приведёт. Да, Вольдемар был прав. Отца — нет, родины — нет, жены — нет, мотаюсь по миру, как Вечный Жид.
Всем вокруг стало видно, что у Горелика резко испортилось настроение. Повисла неприятная тишина. Положение спасла «супье», внеся на подносе три дымящихся кружки с кофе.
— Это взбодрит тебя, Питер! — сказал Лазар, осторожно отхлёбывая напиток. — Чудесно сварено! Скажите, Евгений, а к контрабандному кубинскому кофе не прилагается контрабандная кубинская «Гавана»? Я бы сейчас не отказался!
— Увы! — спрашиваемый развёл руками. — Это не предусмотрели. Купим в Минске. Я знаю там одно место…
— Мы поедем в Минск? Зачем?
— Ну, не всё же время работать, надо иногда и отдыхать. Осмотр города, знакомство с достопримечательностями, прочая культурная программа, так сказать…
— Отдохнуть мы завсегда успеем, а пока — некогда. Давайте, уже, приступим! — сказал Питер. — Евгений, когда выезжаем?
— Можно прямо сейчас, если вы готовы.
— Нет-нет-нет, — запротестовал Лазар, — сначала надо переодеться.
— Я подожду у вагона. — сказал куратор.
…Горелик стоял в коридоре у купе и смотрел на АЭС, пока Лазар переодевался в джинсы и джинсовую же рубашку, вздохнул и сказал:
— Нехорошо получилось.
— Что опять не так?
— За завтрак не поблагодарили. Невежливо. Она так старалась.
— Не страшно, за обедом «спасибо» скажешь.
Компаньоны вышли на платформу и направились к «Патриоту» тёмно-зелёного цвета, дожидавшемуся их у хвоста состава. Евгений стоял там же, ковыряясь в смартфоне.
— О, русский джип! — восхитился Лазар. — Я видел такой в итальянском фильме про Папу Римского.
Проходя мимо вагона-ресторана, друзья увидели курившую в открытую дверь повариху. Та быстро спрятала сигарету за спину.
— Сударыня! Как хорошо, что мы Вас увидели, — сказал Питер, — ведь даже «спасибо» за завтрак не сказали! Неудобно как-то.
— Неудобно на потолке спать — одеяло сваливается. — произнесла женщина. — На обед не опаздывайте!
Она изобразила напускную строгость. Было видно, что ей самой неловко — дама не хотела, чтобы её застукали с сигаретой.
— Слушаюсь, ваше превосходительство! — Горелик взял под козырёк, развернулся и строевым шагом, под смех поварихи, направился к машине. Вслед донеслось:
— К пустой голове руку не прикладывают!
Тем временем Лазар осматривал автомобиль, интересовался у водителя техническими характеристиками и, с некоторым удивлением, произнёс:
— Я ждал, что нас будут возить на монструозном джипе с брезентовым верхом, как в плохих американских фильмах про ещё более плохих русских.
— Я тоже ждал «козлика», — сказал подошедший Горелик.
— Что есть «козлик»? — ещё больше удивился Лазар.
Евгений вмешался:
— Питер, Вы путаете. «Козлик» — это «ГАЗ-69», совсем уж старый автомобиль, его прекратили выпускать в семидесятых. А Вы, Сэм, в фильмах видели уже «УАЗ-469», в простонародье — «уазик». Хотя, что тот, что другой, скачут по колдобинам, как настоящие козлы. Давайте поедем, а то мы и так опоздали.
Лазар запросился на переднее сидение и, добитый наличием кондиционера, затребовал тест-драйв. Водитель засмеялся и сказал:
— Все вопросы — к начальству. Я не против, разрешат — пожалуйста.
— О’кей! — Сэм усмехнулся, развернулся к сидящим сзади пассажирам и выдал. — Питер! Ты определённо нравишься этой женщине с кухни. Будь аккуратней, как бы не нарваться на обвинения в харрастменте!
Горелик махнул рукой, а Евгений почти обиженным тоном заявил:
— Что Вы, господин Лазар! Она и слов-то таких не знает. Наши женщины почти никогда не скрывают своих чувств, а играть ими они вообще не умеют.
11
Машина плавно катилась по свежеотсыпанной дороге. Пассажиры были заняты своими делами: Евгений строчил очередное сообщение в очередной соцсети; Лазар неотрывно следил за действиями водителя и поведением приборов на панели; Горелик же, глубоко задумавшись, смотрел отвлечённым взглядом в окно. Сэм повернулся к заднему ряду, увидел отсутствующего друга и, несколько недопонимая причину таких
