Глянув вслед хозяину, покинувшему помещение в полуобморочном состоянии, он вновь обернулся к д'Артаньяну:
— Итак, эти господа были настолько любезны и уделили моей скромной персоне столько внимания, что даже выслали на Амьенскую дорогу убийц… Что ж, люди они решительные.
Чутье подсказывает мне, что этих господ звали Атос, Портос и Арамис…
— Вы правы только в отношении первых двух, — сказал д'Артаньян, раскрасневшийся от вина. — Арамиса с ними не было… Они и в самом деле мушкетеры короля?
Рошфор ответил с тонкой улыбкой:
— Я бы выразился несколько иначе: мушкетеры господина де Тревиля. Бога ради, не подумайте, что я хочу сказать что-то, роняющее достоинство нашего христианнейшего короля, но вряд ли выдам вам государственную тайну, если уточню, что его величество кое в чем уступает своему великому отцу… Например, в решимости и воле, а также умении управлять государством… Вас, провинциала, не коробят ли, часом, такие вещи?
— Ну что вы, — сказал д'Артаньян, отнюдь не желая выглядеть провинциалом. — До нас доходят разговоры, что его величество, как бы деликатнее выразиться, не горит желанием взять в собственные руки бразды…
— Вот именно, — кивнул Рошфор, понизив голос. — К счастью, его величество достаточно умен, чтобы передать вышеупомянутые бразды тем лицам, которые по уму и решимости этого достойны… Легко понять, что я говорю о кардинале. Поверьте, д'Артаньян, это великий человек. Плохо только, что его замыслы не в состоянии оценить наша буйная знать, находящая порой поддержку у…
— Я понимаю, — сказал д'Артаньян.
Он и в самом деле понял, что Рошфор имеет в виду королеву — кое-какие тонкости были известны и в Беарне…
— Мне показались странными их имена… — начал он осторожно.
— Имена, как легко догадаться, вымышленные, — сказал Рошфор. — Сыновья из знатных родов так порой поступают, записавшись в мушкетеры. Вот, кстати, вы, случайно, не называли им свое?
— Конечно, называл, — гордо ответил д'Артаньян.
— Это плохо, — задумчиво сказал Рошфор. — Теперь они вас знают…
— Не вижу ничего плохого. Я охотно с ними встречусь в Париже, мы, по-моему, отнюдь не закончили разговор…
— Вы не на шутку рискуете, — ответил Рошфор крайне серьезно. — Уж я-то их знаю…
— Быть может, вам известно и имя герцогини?
— Обожающей выдавать себя за белошвейку? Ну разумеется…
— Кто же она? — жадно спросил д'Артаньян.
— Мой юный друг, — проникновенно сказал Рошфор. — Вы уверены, что вам стоит впутываться во все эти дела? Речь идет не о простой трактирной стычке, позвольте вам напомнить. Эти люди ведут крупную и серьезную игру, где ставками сплошь и рядом служат головы…
— Вы были со мной откровенны, граф, — сказал д'Артаньян. — Позвольте ответить тем же. Сама жизнь меня заставляет очертя голову бросаться в те самые игры, о которых вы упомянули. Поскольку выбор у меня небогат. Либо унылое прозябание в Артаньяне, либо… Черт побери, если нет другого пути, я вынужден рискнуть!
— Возможно, дело даже не в риске, — сказал Рошфор, — а в умении выбрать правильную сторону… Анна?
Он обернулся. Белокурая незнакомка подошла к импровизированному ложу, глядя на д'Артаньяна с неприкрытым сочувствием. Гасконец охотно вскочил бы и принял более достойную позу, но слабость все же давала о себе знать, несмотря на вино.
— Боже мой! — сказала она сочувственно. — Что это мужичье с вами сделало…
— Пустяки, миледи, — живо ответил д'Артаньян. — У гасконцев крепкие головы, мы и не такое выносили…
Итак, она звалась Анна… Отныне это имя казалось д'Артаньяну прекрасным, хотя прежде он не видел в нем ничего особенного. Под ласковым взглядом голубых глаз он взлетел на крыльях фантазии и удали в вовсе уж недостижимые выси. Положительно, жизнь на глазах обретала неимоверную остроту и несказанную прелесть. Он дрался с мушкетерами короля — и одного из них победил; он оказался замешан в какуюто крупную интригу с участием титулованных особ — а судя по некоторым намекам, и самой королевы; он удостоился благосклонных взглядов красавицы миледи и показал себя храбрецом перед не менее очаровательной герцогиней, пусть и неизвестной пока по имени, и все это — в один день. Неплохо для нищего гасконского недоросля!
— Вы должны немедленно уехать, Анна, — сказал Рошфор вполголоса. — Самое время.
— А вы?
— Я немного задержусь. У меня небольшое дельце на Амьенской дороге. О, не беспокойтесь, совершеннейшие пустяки…
И его губы вновь тронула уже знакомая д'Артаньяну хищная усмешка, которую наш гасконец поклялся впоследствии воспроизвести перед зеркалом.
— Где они? — раздался рядом испуганный возглас.
В комнате появился сухопарый пожилой мужчина, чья длиннополая одежда выдавала в нем лекаря. Тут же стоял бледный юноша, держа кожаную сумку, из которой торчали разнообразнейшие докторские инструменты, способные ужаснуть раненого солдата в сто раз сильнее, нежели жерла орудий врага. Особенно д'Артаньяну не понравилась широкая пила, имевшая такой вид, словно не раз уже побывала в деле.
— Кто — они, любезный? — поднял брови Рошфор.
— Убитые и раненые, конечно, — сварливым тоном отозвался врач. — За мной, как сумасшедший, прибежал Пуэн-Мари, он сказал, что в «Вольном мельнике» учинилось жуткое побоище, все завалено трупами и ранеными…
— Он преувеличил, — хладнокровнейшим тоном ответил Рошфор. — Раненый всего один, и он перед вами, а убитых, должен вас разочаровать, нет вообще…
— Он будет жить? — с беспокойством спросила миледи, глядя так, что гасконец готов был отдать за нее всю свою кровь.
После беглого осмотра врач сообщил чопорно:
— Должен вам сообщить, милая дама, что этот юноша проживет еще очень и очень долго… если не будет ввязываться в новые стычки, которые могут закончиться не так благополучно. Пока же… Я бы рекомендовал повязку на голову, кое-какие надежные снадобья — которых у меня обширнейший запас — и день-другой полного покоя… Найдется тут комната, куда можно перенести больного, чтобы он не дышал кухонным чадом?
— Думаю, да, — кивнул Рошфор. — Эй, где там наш горе-трактирщик?!
Когда д'Артаньяна выносили со всем прилежанием присмиревшие слуги, он успел еще поймать взгляд белокурой красавицы — и то, что вслед ему была послана самая ослепительная улыбка, было не свойственным гасконцам преувеличением, а самой доподлинной реальностью.
Глава пятая Обворован!
Через четверть часа д'Артаньян, чья голова была уже перевязана чистым полотном, почувствовал себя настолько лучше, что уже не лежал в кровати, а сидел, опершись на подушки, и задумчиво созерцал целую шеренгу пузырьков и склянок с «надежными снадобьями», которыми врач, испытывавший к Рошфору нешуточное почтение, уставил подоконник от края и до края.
