– Похоже, цели у нас одинаковые, – пробормотал он, впиваясь в нее взглядом.
И тут она поняла, к чему он ведет! Хочет, чтобы она продолжала помогать ему. Не хватало ей еще повесить себе на шею больного амнезией!
Даглесс поставила пустую чашку.
– Вы не совсем правы. Может, цели и одинаковы, но не настолько, чтобы мы могли провести следующие несколько дней вместе, пока вы не вспомните, что живете в Нью-Джерси с женой и тремя ребятишками и что каждое лето приезжаете в Англию, надеваете древние доспехи и затеваете маленькие сексуальные игры с очередной наивной туристочкой. Нет уж, спасибо огромное, но, по-моему, у нас был уговор. Я нахожу вам одежду и ночлег, а потом с чистой совестью могу уйти.
Николас рассерженно покраснел, так что даже борода не смогла скрыть густого румянца.
– Неужели все женщины вашего времени именно таковы?
– Нет, только те, которым безжалостно ранили душу, и не один раз, – парировала она. – Если вы действительно потеряли память, следует обратиться к доктору, а не снимать женщин в церкви. А если все это притворство, доктор вам тем более необходим. Так или иначе, не я вам нужна.
Она составила посуду на поднос, собираясь нести все обратно, но он стоял между ней и дверью.
– Какую выгоду я получу, если скажу правду? Неужели не веришь, что твои слезы могли призвать меня из другого места и времени?
– Конечно, не верю, – покачала головой Даглесс. – Существует тысяча объяснений, почему вы считаете себя пришельцем из шестнадцатого века, но ни одно из них не имеет ничего общего с колдовством. И уж тем более я не ведьма! А теперь прошу меня простить. Мне нужно отнести это, а потом найти вам номер в отеле.
Он отступил в сторону, давая Даглесс дорогу, и последовал за ней на улицу. При этом он не поднимал головы, словно обдумывая какую-то сложную проблему.
Даглесс спросила владелицу чайной, где находится ближайший «Би-энд-би», и они медленно побрели по тротуару. Ее волновало, что он молчит и даже не оглядывается. Казалось, его больше ничего не интересует в том времени, где он так неожиданно очутился.
– Вам нравится ваша одежда? – спросила она, пытаясь завязать разговор. Он нес пакеты с доспехами, оружием и прежней одеждой.
Николас, не ответив, с хмурым видом продолжал идти дальше.
В пансионе оказалась свободной только одна комната, и Даглесс принялась заполнять карточку.
– По-прежнему настаиваете, что вы Николас Стаффорд? – осведомилась она.
Женщина за маленькой стойкой улыбнулась.
– О, совсем как в церкви! – удивилась она и, взяв со стенда открытку с видом надгробия, бросила на нее рассеянный взгляд. – Да вы и похожи на него, только выглядите немного живее, – засмеялась она собственной шутке. – Первая дверь направо. Ванна дальше по коридору.
Все еще смеясь, она оставила их одних в холле.
Повернувшись к Николасу, Даглесс неожиданно почувствовала себя матерью, бросающей свое дитя.
– Скоро вы все вспомните, – утешила она. – А эта добрая леди подскажет, где пообедать.
– Леди? – переспросил он. – И обед в такой час?
– Ладно-ладно, – раздраженно вздохнула она. – Женщина. И не обед, а ужин. Бьюсь об заклад, что, хорошо выспавшись, вы все вспомните.
– Я ничего не забыл, мадам, – сухо отрезал он, но, тут же смягчившись, добавил: – И вы не можете уйти. Только вы способны вернуть меня в мое время.
– Эй, полегче! – вскинулась Даглесс. Неужели он не понимает, что у нее могут быть свои дела! Не может же она все бросить, чтобы помочь этому незнакомцу! – Если вы дадите мне пятьдесят долларов, о которых мы договаривались, я пойду.
К своему ужасу, она сообразила, что пятьдесят долларов – это всего тридцать фунтов. Комната в пансионе стоила сорок. Но уговор есть уговор.
– Если вы отдадите мне тридцать фунтов, я уйду.
Он продолжал стоять неподвижно. Тогда она порылась в пакетах и нашла бумажные деньги. Отсчитала тридцать фунтов и отдала ему остальное.
– Завтра можете отнести монеты к торговцу, и он даст вам много современных денег, – объяснила она. – Удачи.
И, в последний раз взглянув в печальные синие глаза, она повернулась и вышла.
На душе становилось все тяжелее. Никакого облегчения от того, что она наконец избавилась от этого человека. Почему ей кажется, будто она что-то потеряла?!
Даглесс заставила себя распрямить плечи и гордо вскинуть голову. Уже темнело, и нужно еще найти место по-дешевле, где можно будет приклонить голову. А уж потом решать, что делать дальше.
Глава 5
Войдя в комнату, где должен был провести ночь, Николас в ужасе отступил. Номер был маленький, с двумя узкими, жесткими даже на вид кроватями, без балдахинов и занавесей. Стены были расписаны мелкими голубыми цветочками. По здравом размышлении Николас решил, что бордюры и узоры покрупнее значительно скрасили бы обстановку.
Правда, в окно было вставлено чудесное, гладкое стекло, а по бокам висели занавески из цветной ткани. На стенах красовались картины в рамках, и, коснувшись одной, он ощутил под пальцами стекло, абсолютно прозрачное и почти невидимое. Одна из картин была весьма фривольного содержания: две обнаженные женщины, сидящие на покрывале рядом с двумя полностью одетыми мужчинами. Нет, не то чтобы Николасу картина не понравилась: просто немыслимо, чтобы такая постыдная штука выставлялась всем напоказ.
Он повернул картину лицом к стене.
Маленькая дверь открывалась в шкаф для белья. Полок там не было – только круглая палка, идущая от одной боковины до другой. На ней болтались такие же металлические штуки, на которых висела одежда в магазине. В комнате был еще один шкафчик, каких он раньше никогда не видел. В нем было полно ящичков!
Как ни старался Николас, верхушка шкафчика не поднималась. Он стал выдвигать ящички, удивляясь, как легко они ходят в пазах.
Немного погодя он поискал ночной горшок, но его нигде не было. Наконец он спустился вниз и вышел на задний двор, где долго и безуспешно обходил каждый угол в поисках туалета.
– Неужели все настолько изменилось за четыреста лет? – промямлил он, облегчаясь в розовые кусты. И хотя с молнией и крючками пришлось повозиться, но в конце концов все получилось. – Я вполне обойдусь и без ведьмы, – сказал он себе, возвращаясь в дом. Может, завтра он проснется и поймет, что это был всего лишь сон. Долгий, дурной сон.
Внизу никого не было, поэтому Николас заглянул в комнату с открытой дверью. Мебель в ней была целиком затянута тонкой вязаной тканью. Ни кусочка дерева на виду!
Николас присел на стул и словно погрузился в мягкое облако. На минуту закрыл глаза и подумал о матери и ее старых хрупких костях. Как бы она была счастлива сидеть на подобном стуле!
У одной стены стояли высокий деревянный письменный стол с табуретом. Николасу он показался знакомым. Рассматривая стол, он заметил петли и поднял крышку. Это оказался не стол, а что-то вроде клавесина. Но, коснувшись клавишей, он услышал совсем другие, более сильные и глубокие звуки. Ничего похожего на слабенькое бренчание, которое издавал клавесин. На крышке лежали ноты, которые тоже показались знакомыми. Николас сел на табурет, пробежал пальцами по клавишам, чтобы свыкнуться с непривычным тембром, и, сначала неуклюже, а потом все увереннее, стал играть.
– Прекрасно! Это было прекрасно!
Обернувшись, он увидел стоявшую позади хозяйку.
– «Лунная река» всегда была моей любимой мелодией. Как насчет регтайма?
Порывшись в ящичке маленького столика, на котором стояло растение странного вида, она вынула другие ноты.
– Это американская музыка. Мой муж был американцем.
Совершенно необычная мелодия какого-то Стинга сначала не давалась Николасу. Он не сразу сумел ее сыграть, но, как только схватил ритм, все пошло как по маслу.
– О господи, до чего же хорошо! – воскликнула женщина. – Да вы можете получить работу в любом пабе.
– Ах да, в таверне. Я подумаю, – улыбнулся Николас, вставая. – Мне вполне может понадобиться работа.
Голова внезапно закружилась, и Николас поспешно схватился за спинку стула.
– С вами все в порядке?
– Просто устал, – пробормотал Николас.
– Путешествия всегда изматывают. Вы издалека?
– О да. В нескольких столетиях отсюда.
– Я тоже так себя чувствую, когда устаю, – кивнула женщина. – Вам лучше подняться к себе и прилечь перед ужином.
– Вы правы, – тихо сказал Николас, направляясь к лестнице. Может, завтра он сумеет более связно поразмыслить о том, как вернуться домой. Или проснется в собственной постели, обнаружит, что все кончилось. Кончится не только ужас двадцатого века, но и кошмар, в котором он оказался, когда в последний раз был дома.
Добравшись до своего номера, он медленно разделся и повесил одежду так, как видел в магазине. Интересно, где сейчас ведьма? Вернулась в объятия своего любовника? Она достаточно могущественна, чтобы призвать его сюда через четыре столетия, так что, несомненно, сумеет заманить сбежавшего беднягу, тем более что между ними всего несколько миль.