Николас медленно встал.
– Вы имеете в виду мои штаны-буфы? Смеетесь над моей одеждой. Эти… эти…
– Брюки.
– Брюки. Они так стискивают ноги, что нагнуться невозможно. А это… – Он положил руку в карман. – Они так малы, что туда ничего не поместится! И прошлой ночью я замерз на дожде, и…
– Но сегодня вы согрелись, – улыбнулась она.
– Еще и это! – Он ткнул пальцем в молнию. – Это может опасно поранить самые чувствительные места мужчины!
Даглесс начала хохотать.
– Если бы вы надели нижнее белье, вместо того чтобы оставить его на кровати, может, молния и не нанесла бы вам вреда.
– Нижнее белье? Что это такое?
– Эластик, помните?
– Ах да! – широко улыбнулся он.
Даглесс внезапно помрачнела. Что ей теперь делать? Снова плакать? Шесть подруг устроили ей ужин перед отъездом в Англию и пожелали доброго пути. Сколько хороших слов было сказано о ее романтическом путешествии! И вот всего через пять дней ей не терпится вернуться домой.
Глядя на этого улыбающегося человека, Даглесс упорно задавалась вопросом: если быть совершенно честной с собой, что бы она предпочла? Провести эти четыре с половиной недели с Робертом и Глорией или помочь этому человеку узнать, что случилось в его прежней жизни?
Улыбнувшись Николасу, она подумала, что вся эта история напоминает ей о романе с призраками, где героиня идет в библиотеку и читает о проклятии, наложенном на дом, который она сняла на лето.
– Да, – неожиданно услышала она свой голос. – Я помогу вам.
Николас сел рядом, взял ее руку и благоговейно поцеловал.
– В душе вы настоящая леди.
Улыбка Даглесс мгновенно исчезла.
– В душе? Хотите сказать, что во всем остальном меня нельзя считать леди?
Николас слегка пожал плечами:
– Кто может понять, почему Богу вздумалось соединить меня с простолюдинкой?
– Ах вы… – начала она, намереваясь сообщить, что ее дядя был королем Ланконии и она часто проводила у него лето, играя с шестью кузенами, принцами и принцессами. Но что-то ее остановило. Пусть думает что хочет. – Может, мне обращаться к вам «ваше сиятельство»? – ехидно осведомилась она.
Николас задумчиво нахмурился:
– Я размышлял над этим вопросом. Здесь, где никто не знает о моих титулах, я могу свободно передвигаться незамеченным. И одет я, как все здешние люди. Ваши странные законы мне непонятны. Да и деньги… мне следовало бы нанять слуг, но в этом времени одна рубашка стоит дороже их годового жалованья. Как я ни стараюсь, все не могу понять ваших обычаев. И часто… – Он отвел глаза. – Часто делаю глупости. Выгляжу полным идиотом.
– Как и я, несмотря на то что выросла в этом веке, – весело заверила Даглесс.
– Но ты женщина, – возразил он.
– Прежде всего следует прояснить один важный вопрос: в этом веке женщины не рабыни мужчин. Сегодняшние женщины говорят все, что хотят сказать, и делают все, что хотят сделать. Мы твердо знаем, что пришли в этот мир не затем, чтобы служить игрушкой мужчинам.
Рот Николаса изумленно открылся.
– Так вот кем считают женщин моего времени? Воображаете, будто женщины существовали только для удовольствия мужчин?
– Покорные, послушные, запертые в замке, постоянно беременные и не умеющие даже читать, поскольку им запрещали учиться.
Эмоции сменялись на лице Николаса: удивление, гнев, недоверие. Наконец он немного успокоился и улыбнулся. В глазах плясали веселые искорки.
– Вернувшись, я обязательно расскажу матери, что о ней думали в двадцатом веке. Учти, мать похоронила троих мужей. – Губы его смешливо дернулись. – Король Генрих утверждал, что мужья матери сами сводили себя в могилу, поскольку и вполовину не были такими мужчинами, как она. Покорная? Нет, леди, вот уж покорной ее не назовешь! Необразованная? Мать говорит на четырех языках и спорит с философами!
– Значит, ваша матушка – исключение. Я уверена, что большинство женщин были абсолютно угнетены и забиты. Иначе и быть не могло. Недаром они считались собственностью мужчин!
Он ответил пронзительным взглядом:
– А в ваши дни мужчины так уж благородны? Не покидают женщин? Не оставляют их на милость природы, без денег, защиты и средств найти ночлег хотя бы на одну ночь?
Даглесс, краснея, отвернулась. Что же, может, она не в таком положении, чтобы спорить на подобные темы!
– Ладно, вы правы, – кивнула она. – Но перейдем к делу. Сначала мы пойдем в аптеку и купим туалетные принадлежности и немного косметики. Мне нужны тени для век, тональный крем, румяна, и я готова убить за тюбик помады. Кроме того, мы не сможем обойтись без зубных щеток, пасты и нити для чистки зубов. Кстати! Покажите мне зубы.
– Мадам!
– Покажите мне зубы, – твердо повторила она. Если он действительно заработавшийся аспирант, в его зубах будут пломбы, но если он явился из шестнадцатого века, значит, понятия не имеет о дантистах.
Немного помедлив, Николас послушно открыл рот, и Даглесс стала бесцеремонно разглядывать его зубы. Трех зубов сбоку не хватало, а в четвертом, похоже, была дырка. И никаких следов работы стоматолога.
– Нужно отвести вас к дантисту и позаботиться об этой дырке.
Николас немедленно отстранился.
– Зуб не настолько болит, чтобы его рвать! – сухо заметил он.
– Именно поэтому у вас нет трех зубов? Их вырвали?
Он пожал плечами, считая ответ достаточно очевидным.
Поэтому Даглесс открыла рот, показала пломбы и попыталась объяснить, что такое стоматолог.
– А, вот где вы! – воскликнул викарий, подходя ближе. – Значит, вы успели подружиться!
Его глаза весело блестели.
– Мы не… – начала Даглесс, намереваясь сказать, что их дружба вовсе не того рода, на который намекал викарий, но осеклась. Правда потребует слишком пространных объяснений. – Нам уже пора. – Она встала. – Много дел. Николас, вы готовы?
Николас учтиво предложил ей руку, и они вместе покинули церковь. Выйдя во двор, Даглесс осмотрелась. Подумать только, прошел всего лишь день с тех пор, как Роберт покинул ее здесь!
– Что это там блестит? – спросил Николас, глядя в сторону надгробия. Именно об него вчера споткнулась Глория, а потом лгала, что Даглесс расцарапала ей руку. Даглесс подошла ближе и нагнулась. В траве у камня, полузасыпанный грязью, лежал пятитысячный браслет Глории. Даглесс подняла украшение и поднесла к свету.
– Качество алмазов хорошее, но и только, – заметил Николас, заглянув ей через плечо. – Изумруды – жалкая дешевка.
Даглесс, улыбаясь, стиснула браслет.
– Теперь я его найду. Теперь-то он уж точно явится сюда! – воскликнула она и, поспешно вернувшись в церковь, сказала викарию, что если Роберт Уитли позвонит и станет справляться о браслете, пусть передаст, что браслет у нее.
Она дала викарию название и адрес пансиона, где они остановились, и, вне себя от радости, вышла из церкви. Роберт будет так благодарен за находку браслета, что…
Она представила бесконечные извинения и клятвы в вечной любви.
«Не знал, что можно так скучать по женщине, как я скучал по тебе, – скажет он, едва не рыдая. – Можешь ли ты меня простить? Я хотел проучить тебя, а получилось наоборот. О, Даглесс, способна ли ты…»
– Что? – вдруг спросила она, непонимающе глядя на Николаса.
Тот недоуменно хмурился.
– Ты сказала, что мы должны идти к алхимику. Готовишь новые зелья, чтобы навести чары?
Она не потрудилась защитить себя, поскольку была слишком счастлива, чтобы волноваться по поводу очередного поклепа, возведенного на нее Николасом.
– Не алхимика, а аптекаря. Идем за покупками! – весело объявила она.
По пути она мысленно составляла список всего, что ей понадобится, дабы к приезду Роберта выглядеть на все сто. Нужны косметика, шампунь и новая блузка, с целыми рукавами.
Прежде всего они зашли к торговцу монетами и продали еще одну за полторы тысячи фунтов. Потом Даглесс позвонила в пансион и оставила за собой номер еще на три ночи, потому что, по словам Оливера Сэмюелсона, именно столько времени понадобится, чтобы найти покупателя для самых редких монет. Заодно и Роберт успеет ее найти!
Даглесс самодовольно усмехнулась.
Далее их путь лежал в аптеку. Когда двери великолепной английской аптеки-магазина «Бутс»[3] распахнулись перед ними, даже Даглесс благоговейно огляделась, прежде чем идти дальше.
Англичане не забивали полки продающимися без рецепта лекарствами в ярких упаковках – даже сироп от кашля лежал за прилавком, – зато здесь было полно соблазнительно пахнувших флакончиков. Через несколько минут Даглесс, поставив корзину для покупок у своих ног, выбирала между манговым и жасминовым шампунем. «И какую маску для лица лучше взять: огуречную или алоэ?» – гадала она, бросая в корзину кондиционер с запахом лаванды.
– Что это? – прошептал Николас, оглядывая ряды красиво упакованных бутылочек и пакетиков.
– Шампуни, дезодоранты, зубная паста и все такое, – рассеянно пробормотала Даглесс. Она держала вербеновый лосьон для тела в одной руке и лимонный – в другой. Который?
