взгляд коснулся его лишь самую малость, после чего она на него уже и не смотрела, точно так же он отнесся к сборнику Жань Бумо – скользнул по обложке глазами, а в содержание даже не вникал. Жань Бумо представил девушку как свою дочь, оказалось, что та работает в Сицзянском отделении полиции. До этого момента Му Дафу был не в курсе, что у Жань Бумо есть дочь, да еще и незамужняя, иначе он бы ознакомился с его трудом повнимательнее. И поскольку он обладал хорошим запасом знаний, то удостоившись нежного взгляда дочери Жань Бумо, все-таки решил поощрить ее отца. Тогда он завел речь о том, что труд Жань Бумо отличается спокойным и объективным стилем, что он наполнен жизненной силой и богатым внутренним содержанием, что в нем прекрасно сочетаются духовность и рациональность, что слог его тонок и изящен. При этом складывалось ощущение, что он нахваливает не сборник Жань Бумо, а тот шедевр человеческого рода, который совместно создали Жань Бумо и его супруга. Жань Бумо тихонько посмеивался, но так, что этот смех воспринимался как скромность. А вот его супруга и дочь не смеялись, словно Жань Бумо вполне себе заслуживал всех этих высокопарных похвал.
Заметив, что не произвел на девушку должного эффекта, Му Дафу, пропустив несколько рюмочек, вдруг объявил, что напишет рецензию, в которой сравнит сборник с документальным романом американского писателя Трумена Капоте.
– Кто такой Капоте? – наконец обратилась она к нему.
– Тот, что написал «Хладнокровное убийство».
– Не знаю такого.
– Он же написал «Завтрак у Тиффани», – напомнил он.
– Вот это да! – воскликнула она. – Я смотрела фильм, в нем еще Одри Хепбёрн сыграла главную роль. Выходит, что папа пишет так же здорово?
– Энергетика та же.
– Правда? – В ее взгляде читалось искреннее преклонение перед отцом.
Впервые в жизни он увидел, насколько красив этот благоговеющий взгляд, даром что все восхваления с его стороны представляли собой не более чем китч.
Спустя неделю она ему позвонила и предложила встретиться. И место сама назначила, в книжном баре «Парчовый сад». Не успел он присесть, как она разложила перед ним в одну линеечку «Сборник документальной прозы Жань Бумо», роман «Хладнокровное убийство» и ксерокопию написанной им рецензии. Он решил, что сейчас она начнет его в чем-то обличать, и уже психологически подготовился к этому. Но она вдруг произнесла: «Ты крутой». В этот самый миг он заметил, что она смотрит на него с таким же благоговением, как тогда – на отца, однако чем дольше она на него так смотрела, тем сильнее он напрягался, переживая, как бы это не оказалось западней.
– Хорошая книга, – сказала она, взяв в руки «Хладнокровное убийство», – спасибо, что посоветовал.
После этого она показала на отцовский сборник.
– А вот это ни в какие ворота не лезет, спасибо, что открыл мне глаза на моего отца.
Пока она говорила, Мо Дафу бросало то в жар, то в холод, он не понимал, как на все это реагировать. Между тем она сообщила ему, что с детства восхищалась тем, как много статей пишет отец, однако, перечитав их сейчас, поняла, что, кроме описанных в них места, времени и действующих лиц, там больше не за что зацепиться – его слог вовсе не тонок и изящен, стиль – отнюдь не отличается спокойствием и объективностью. Если всю эту писанину сравнивать с «Хладнокровным убийством», то ее вообще невозможно читать. Му Дафу густо покраснел, ладони его вспотели, будто злополучный сборник написал не ее отец, а он сам.
– Но это нисколечко не повлияло на мое восхищение тобой, – сменила она тему, – тебе удалось поставить в один ряд две совершенно несопоставимые книги, это прямо как взять нагруженное с одного конца коромысло в Шанхае и идти с ним до самого Пекина и при этом не только не потерять равновесия, но еще и добраться до места назначения. На одном конце коромысла ты нес хлопок, а на другом – железо. Похвально.
Он никак не ожидал, что Жань Дундун приведет такую яркую метафору, оказывается, она – умная девчонка, на сей раз пришла пора восхититься ему. Они обменялись взглядами и поняли, что нашли друг друга. Они словно вступили в мощный резонанс и осознали, что все это Жань Бумо подстроил специально, что Жань Бумо никогда и не думал искать себе рецензента, вместо этого он искал зятя.
В глубине души Мо Дафу усмехнулся, довольный собой. Его губы растянулись в сладкой улыбке – кажется, облизнись, и почувствуешь сладость.
– Чего смеешься? – вдруг донесся из темноты ее голос.
«Оказывается, она еще не спит… С другой стороны, не может же она знать, о чем я думаю», – спохватился Мо Дафу. Решив, что ему просто показалось, он не стал отвечать. Тогда она повторила вопрос. Он испугался и сказал, что и не собирался смеяться.
– Я же ясно слышала, – она перевернулась к нему, раскачивая матрас.
– Да так, вспоминал, – откликнулся он.
– Нашу первую встречу?
– Как ты догадалась? – У него даже волосы встали дыбом.
– Я могу забираться в твое сознание.
– И что же ты почувствовала?
– Ты недоволен, что я не такая ласковая, как раньше.
– Да, даже взгляд у тебя стал злобный, смотришь как на преступника.
– Мой взгляд не изменился, это тебе так кажется, потому что совесть нечиста.
– Да что ты? К чему такая грубость, ведь раньше ты была такой нежной?
– Раньше ты мне не врал… – Она принялась всхлипывать.
И пускай эту фразу она произнесла не совсем серьезно, прозвучало это очень неприятно, будто он вообще никогда не относился к ней хорошо или же постоянно ей врал. Его тотчас захлестнуло плотной волной стыда: за свой обычно повышенный тон, за абы как приготовленную еду, за то, что как следует не следил за успеваемостью дочери в школе. Даже в темноте он прекрасно представлял себе, как она плачет: как вздрагивает ее спина, как дрожат губы, как скатываются, увлажняя наволочку, ее слезы, как краснеют кончик ее носа и глаза… С болью в сердце он перевернулся на другой бок и прижал ее к себе. На сей раз она его не оттолкнула и словно котенок продолжала подрагивать в его объятиях. Он крепко-крепко обхватил ее, точно хотел унять ее дрожь, а заодно передать немного сил. Он-то знал, что она вовсе не такая сильная, какой себя выставляет; как и всякой девушке, ей требовалась защита.
15
Раньше он не был таким, думала она, раньше он был совершенно искренним. К примеру, уже незадолго до свадьбы она спросила, целовал ли он кого-нибудь до нее? И он ответил, что целовал.
– Кого?
– Сокурсницу.
– С чего вдруг?
– Тогда мы были влюблены. Потом я остался на юге, а она уехала на север, на поцелуях все и закончилось.
– И сколько раз вы целовались?
– Одиннадцать. На десятый раз мне даже подумалось, что мы расстанемся.
– Почему?
– Почувствовал, что у нее неприятно пахнет изо рта.
– Вы занимались сексом?
– Нет.
– Обманщик.
– Да чтоб мне провалиться.
– Столько раз целовались и при этом не переспали?
– Не то чтобы я этого не хотел, даже, помнится, снял номер, но не смог переступить через себя.
– Почему?
– Из-за родителей. Они у меня интеллигенты, причем очень консервативные, робкие и послушные, в свое время пережили голод, занимались самокритикой, повидали, каково приходится тем, кто ведет себя неподобающим образом. С тех пор как я что-то стал смыслить в этих делах, они говорили о «сексе» только в уничижительных тонах, точно так же они говорили и о себе. Постоянно внушали, что «секс» – это нечто грязное, что в нем находят удовольствие лишь совсем оскотившиеся элементы. И мама, и папа постоянно напоминали, что я поступил в университет и стал аспирантом благодаря заботе партии и правительства, а потому ни в коем случае мне нельзя преступать закон. Если я пересплю с кем-то до свадьбы, это будет не только незаконно, но еще и безнравственно.
Она спросила его про
