Никакого секса, блядь. Не считая клубов на окраинах, где у тебя был шанс: какая-нибудь девочка вполне могла отсосать тебе в туалете за пару коктейлей. Но, видели бы вы её при свете дня и по трезвяку…
***
Поэтому, оказавшись внутри после обязательно фонящего дресс-кода (уебанам на входе явно не нравился его стиль), Факеру не оставалось ничего другого, кроме как бухать и стараться поддерживать непринуждённую беседу, что в последнее время удавалось ему охуительно непросто.
Как ни парадоксально, но в плане общения Факеру больше подходили клубы провинциальные, отличающиеся от аналогов в крупных городах и столице лишь стоимостью переполнявшего их дерьма. Никаких брендов, разве что – с китайского рынка.
С другой стороны, местные бессы, по крайней мере, занимались реальным трудом.
Не все, но многие. Это вам не окончательно деградировавшие моральные уроды, завернутые, словно говно в яркую обёртку, в пафосные шмотки по цене средней зарплаты по стране, и яблочные примочками, в жизни не державшие ничего тяжелее ноутбука, дрочащие Twitter и ЖЖ, отсасывающие и отлизывающие по необходимости даже не приходя в сознание, делая это на автоматизме только потому, что так надо, чтобы продолжать свою говно-жизнь.
Провинциальные клабберы, в отличие от либеральной слизи, реально въёбывали: не на комбайнах, но руками – производя не виртуальные, а материальные блага.
Факеру нравилась их злость, никогда не покидающая рассудок, держащая их в тонусе каждый день - каждую секунду. Она была врожденной и могла лишь дремать, словно вулкан, перед тем, как разразиться бунтом. В отличие от столичных бездельников, они знали, что жизнь – не сладкая вата, а самогон после девяти часов ударного труда. Да и отсасывать-отлизывать у них, тоже, по сути, было некому: практически полное отсутствие спроса на подобную деятельность убивало предложение, не оставляя им выбора и надежды.
Ну, а местные клубы были фактически безальтернативным местом времяпрепровождения тех, кто не скатывался до бухла или ширки в одно рыло.
Прорастающую сорняками в эпоху сознательно запущенного общественно-культурного геноцида молодёжь нужно было чем-то занять.
Разумеется, не спортом или образованием, тогда бы все эти ребята могли догадаться, что им врут, а вся их сладкая жизнь – это легальное рабство за еду и какие-никакие развлечения. Вполне вероятно, что здоровые и ясно мыслящие ребята, осознав правду, очень сильно бы разозлились и, чего доброго, ещё бы снесли режим и его прислужников, устроив стране лечебное кровопускание.
Поэтому, рисковать не стоило.
Ведь куда проще и эффективнее – подменить культуру шизофреническими извращениями, разбавить факты плюрализмом мнений, наконец – дать им полную свободу: уничтожая друг друга и самих себя, они были безобидны, словно дождевые слизни, которых ничего не стоило размазать по камням.
Маленькие поступки и большие дела утратили свой удельный вес в системе координат. Теперь значение имели лишь слова, льющиеся из глобальных СМИ и многочисленных информационных потоков, сродни сети Интернет, дезориентируя и попросту сводя с ума архаичным не поддающемся логике безумией.
Питающий ложь плюрализм поразил сознательное и бессознательное существование общества, словно смертоносный вирус.
До тех пор же, пока молодые парни предпочитали ставить на аву фотографии собственных кроссовок, а девочки сообщали в статусе что-то типа «люблю идиотов», причём ни те, ни другие уже не умели писать без ошибок, ибо не читали ничего, кроме собственной ленты новостей, куда строчили такие же уебаны, и вся эта критическая масса, способная при определённых раскладах начать гражданскую войну и поменять реальность, преспокойно сидела в социальных сетях, - режим мог спать спокойно.
Нынешняя молодёжь реально действовала Факеру на нервы, и он предпочитал со старта ебать в рот тех, кто примирительно начинал рассуждать, что проблема непонимания между отдельными поколениями, даже если разница между ними – десяток-полтора лет, - извечная, и о ней писали ещё какие-то античные умники.
Ни хуя!
Он был уверен, что нынешняя молодёжь достигла своего пика деградации. И конца этой стагнации не было видно.
В отличие от любящих пускать ядовитую слизь либералов, вещающих, что всё вокруг пучком, и у нас вообще едва ли не самая зачётная молодежь, он мог обосновать свою позицию. Нынешняя молодёжь была жадной и глупой. Она не умела слушать.
Целью было не сделать, а наебать.
У этих ребят не было высоких стремлений, что в век передовых технологий выглядело преступно. Если бы эти мелкие уродцы взяли себя в руки, мы получили бы идеальное общество из толстых трудов фантастов, выглядящее сегодня утопично.
Вместо этого они просто забивали на всё и вся, и эта возмутительная беспечность выводила Факера из себя. Это взрывало его мозг, и сдерживаться в последнее время было всё труднее.
***
В провинции всё обстояло несколько иначе.
Молодёжь была вынуждена работать, чтобы жить, потому что их предки остались на нуле после развала Страны и были отданы в трудовое рабство местным элитам, куда они вливались едва ли не с детского возраста, иногда даже нелегально: размутить бабло в перди было намного труднее, чем в столице.
Факер не обвинял их – убогих и забитых. Они просто были поставлены в такие условия.
С другой стороны, отсутствие воли и элементарной человеческой гордости тоже было непростительно.
Только вот, ситуация Факера была весьма щепетильной: несмотря на то, что он целиком и полностью был на стороне рабочих и крестьян, они всё равно видели в нём, в первую очередь, городского интеллигента, и изначально были настроены негативно.
Осознавая это, посещая провинцию, Факер старался не выёбываться – ни в шмотках, ни на словах. Нет, не из страха, - из уважения и надежды всё же быть понятым, однако, всё равно, чувствуя себя чужим.
Парадокс не восприятия Факера с их стороны объяснялся комплексами провинциальных бессов, осознающих всю дрянь собственного положения и понимающих, что оно, в том числе, является следствием их собственной слабости. Признаваться в этом не то чтобы другим, но самому себе, было непросто. Да и попросту больно.
Отсюда и получались истории, когда после аварии с многочисленными жертвами на какой-то шахте горняки вместо того, чтобы разорвать владельцев и отомстить за товарищей, слёзно умоляли чиновников не закрывать дышащую на ладан копанку, где люди гибли и продолжат гибнуть, потому что им просто нужно кормить семьи.
Понимаете?
И вместо того, чтобы подниматься против тех, кто низвёл их до уровня скотины, бессы предпочитали ненавидеть таких, как Факер, только потому, что они умели грамотно писать-читать и ежедневно пользовались хорошим одеколоном.
А ведь Факер был уверен, что будущая революция, если ей будет суждено случиться, начнётся не в столице или больших городах, чьи бессы бесповоротно аморфны и слабы, а в провинции.
Вся эта волна пойдет от земли и заводов, где ещё сохранилась живая животная энергия, способное разрушить старое.
Ну, а новое построят уже другие.
Несмотря на то, что провинциальные клабберы хуже одевались, были агрессивны и дурно пахли, а местные тёлки уже в молодости зачастую имели весьма неэстетический и неебабельный вид, Факер выбирал их, а не высокомерный тупоголовый пафос столицы.
Если ему удавалось найти к ним нужный подход, они впускали его в свой круг, давая возможность прикоснуться к настоящей жизни. И какой бы хреновой она ни была, это было всё равно лучше, чем виртуальная реальность, поглотившая многие большие города.
Тут ещё теплился огонь, а вместе с ним и надежда.
Глава 2.
Внутри клуба висел полумрак. Отнюдь не завораживающий своей интимностью, просто единственная лампа под высоким потолком не могла светить ярче. Справа тяжело валило музло: какие-то банальные ремиксы на хиты 1980-90-х. Для большинства тут это был реальный олдскул. Слева – ссали, держась за стены, у параши шумно курили пьяные парни и их девки.
Напротив входа висел плакат – на следующей неделе в здешние края приезжали осколки «Мальчишника».
«Они ещё живы», - многозначительно присвистнул Факер.
«Приезжайте, будет весело», - пригласил как всегда гостеприимный Мишка.
«Можно и приехать», - пожал плечами он, мысленно отметая эту затею, всё больше сомневаясь в правильности решения вообще приходить сюда.
В хате было теплее.
И вообще, можно было бы ещё немного бухнуть. Местный же контингент – напряженные парни и напрягающие девки, - вряд ли предвещали приятный вечер в кругу друзей.
