— Мир, — окликнула меня Наташка.
— М?
— Ты суши будешь? Такое событие нужно отметить!
Я прислушалась к себе. Подруга словно мысли читала. Если что я и могла представить в качестве своего ужина — так это вкуснятину из японской кухни.
— Буду! — отозвалась решительно, и когда поняла, насколько сильно проголодалась, добавила: — С тунцом. И как можно больше!
Увидеться в этот вечер с мужем и рассказать ему, что он скоро станет отцом, мне не удалось. Я заснула раньше, чем Ник приехал с работы.
Перед сном много думала о будущем малыше. Тревоги отступили, оставив место тихой радости. Я поняла, что ощущала на протяжении нескольких недель, прошедших со дня свадьбы. Одиночество. Даже когда была не одна. И вот теперь это чувство исчезло. Как бы дальше ни было, как бы ни отреагировал на известие Никита — у меня был мой малыш. Пусть такой крохотный, только-только появившийся внутри меня, но мой.
Приняв душ наутро, я оделась и выглянула в окно. И с удивлением обнаружила машину Никиты, припаркованную во дворе.
Сердце забилось чаще. У меня была возможность рассказать о беременности мужу прямо сейчас, а не ждать его сегодня до ночи.
Выйдя из комнаты, я направилась на поиски Ника. В столовой никого не обнаружила — видимо, все уже позавтракали и разошлись по своим делам. В гостиной тоже было пусто. А вот из кабинета доносились голоса. Причем я не сразу поняла, что говорили на повышенных тонах.
Я замерла, не дойдя до едва приоткрытой двери пары шагов. Прислушалась к разговору и узнала в беседующих Никиту и Сашу.
Пожалуй, мешать братьям не стоило, хотя и находиться поблизости на всякий случай придется. Во избежание очередной драки или чего похуже.
Я уже собралась отойти и побыть в гостиной, когда услышала свое имя, прозвучавшее из уст Саши.
Если так будет происходить дальше — у меня точно случится инфаркт. Потому что сердце опять зашлось в хаотичном ритме.
А потом и вовсе перестало биться, а мир поплыл перед глазами, когда Алекс произнес то, от чего я стала хватать ртом воздух, а руками — хвататься за дверь, чтобы не упасть.
— … и напомнить тебе, что это со мной Мира была в вашу первую ночь, малыш Никки? Это подо мной она стонала и извивалась. Это ты проиграл мне свою собственную жену!
Часть 13. Александр
— Зачем звал? — поинтересовался я у брата, настоявшего на моем визите в семейный особняк, где я старался не появляться в последние дни. В конце концов так было лучше для всех и особенно — для Миры.
При мысли о ней аж челюсти сами собой сжались. Снова бесполезной, но неконтролируемой волной откуда-то с глубин души поднималась злость. Неужели ее и впрямь все устраивало, раз она до сих пор торчала тут? Неужели даже спектакль, который ее дорогой муженек закатил в ресторане, ни о чем не заставил ее задуматься? Или для нее такие игрища были не в новинку?
Я поморщился мысленно, теперь уже досадуя на себя за то, что меня это задевало. Что раздражало то, что она до сих пор не унесла ноги от этого оборотня в галстуке от Армани. Просто потому, что мне этого хотелось. Но, конечно, не Мире. Такие наивные, как она, очень неохотно открывают глаза, чтобы увидеть правду. А может, ее вообще все устраивало. Разве не вдоволь я ошибался в людях, чтобы теперь ничему не удивляться? Однако в этот образ чистой неиспорченной девочки почему-то верил.
— Есть серьезный разговор, — заявил братец, устроившийся за столом отца и в его же кабинете, как хозяин. А впрочем — почему как? Ни для кого не было секретом, кто в итоге получит драгоценное папочкино наследство. Ну, если от него хоть что-то останется.
— В пять минут уложишься? — хмыкнул я, устраиваясь напротив Ника и закидывая ноги прямо на стол, тем самым выказывая свое полное презрение и брату, и всему, что меня окружало.
— Я требую, чтобы ты больше никогда не появлялся в этом доме! Тебе здесь не место! — прогрохотал Ник в ответ.
Мои брови резко взлетели вверх. Я смотрел на его лицо, которым он старательно изображал из себя авторитета, несколько секунд, а потом громогласно расхохотался.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты… требуешь? — повторил, когда удалось наконец отсмеяться и одним быстрым движением оказался на ногах. Нависнув над столом, взял брата за галстук и притянул к себе, промурлыкав:
— Видишь ли какое дело, малыш Никки… кого бы ты из себя ни корчил, этот дом и все остальное, чем владеет семья, тебе пока не принадлежат. И ты не сможешь меня никуда выпереть по одному лишь щелчку пальцев, как у тебя это обычно прокатывает с другими.
Я презрительно отбросил от себя галстук брата, да и его самого с ним вместе. Рухнув обратно в кресло, он прошипел оттуда:
— Я найду способ от тебя избавиться!
Я криво усмехнулся в ответ:
— Неужели? И как же? А впрочем, позволь угадаю! Ты позовешь мамочку и пожалуешься на меня! «Подтереть тебе попку, Никки? Хочешь яблочко, малыш Никки?» — насмешливо сымитировал я голос матери.
Братец аж побелел, но, поднявшись на ноги, на удивление хладнокровно отчеканил:
— Я знаю, чего ты добиваешься. Хочешь отобрать у меня Миру! Но я не позволю тебе ее получить!
— Она мне и не нужна больше, сколько раз тебе говорить? — пожал я плечами. — Смирись с этим. Или напомнить тебе, что это со мной Мира была в вашу первую ночь, малыш Никки? Это подо мной она стонала и извивалась. Это ты проиграл мне свою собственную жену! А теперь наказываешь ее и пытаешься воздействовать на меня тем, что она твоя. Да владей, не жалко, в отличие от тебя я умею делиться, — цинично усмехнулся я, хотя все внутри протестовало против сказанного. Но иначе было нельзя.
Впрочем, мои последние слова потонули в резком глухом стуке. Будто кто-то опрокинул старый ночной горшок, который все еще можно было найти в этом доме. Ну или уронил папашин посох из эбенового, страшно сказать, дерева, но не суть. Ясным было одно — мы совершенно очевидно находились в этой части дома не одни.
— Ты это слышал? — спросил я брата, но тот только отмахнулся:
— Не меняй тему! Я тебе не верю!
Кинув на него уничижительный взгляд, я быстро прошел к двери кабинета и обнаружил там… нет, не горшок и не посох. А Миру, лежавшую на полу без чувств.
И это зрелище неожиданно так напугало, что я инстинктивно подхватил ее на руки и понес наверх. Хотя стоило, конечно, предоставить все это законному мужу, которому я сейчас рассказывал, как мне безразлична его жена, но в тот момент я просто ни о чем не думал. Тревога сама гнала меня по лестнице к спальне.
Распахнув дверь плечом, я уложил Миру на постель. Прощупал пульс и проверил дыхание, и, придя к выводу, что это обычный обморок, сумел успокоиться. Дальше действовал хладнокровнее — быстро избавил ее от верхней одежды, включая кружевной бюстгальтер (интересно, это для малыша Никки она так вырядилась?) и прыснул в лицо холодной водой. Когда это не помогло, огляделся, не особо рассчитывая найти здесь старый добрый нашатырь и ожидаемо не нашел. Поэтому сунул ей под нос первые попавшиеся духи, стоявшие на туалетном столике. Пахли они и в самом деле убийственно.
И тут она наконец закашлялась. Жадно хватая ртом воздух приподнялась и снова рухнула на постель. Простонала беспомощно:
— Никита?
Я склонился к ней и привычным насмешливым тоном заметил:
— Жаль тебя огорчать, но нет.
Мира распахнула глаза, уставившись на меня с растерянностью, которая вдруг резко сменилась отвращением.
Ясно. Похоже, кое-кто слышал из нашего с Никки разговора самое интересное.
— Что ты тут делаешь? — поинтересовалась Мира на удивление спокойно, но глаза все же отвела, будто смотреть на меня было выше ее сил.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Привожу тебя в сознание, — пожал я плечами с прежним беззаботным видом, хотя сердце билось о грудную клетку тревожно и оглушительно, как в набат.
— Слоном? — хмыкнула она в ответ, кивая на флакон «Кензо» в моих руках.
— Подействовало же, — ухмыльнулся я и вкрадчиво добавил:
