Наконец показался старый деревянный дом ― настоящая усадьба вроде тех, которые до сих пор ставили себе на берегах Оки зажиточные калужские обыватели. Дом не производил впечатления жилого, зарос со всех сторон подступившим подлеском, но висячий замок легко открылся ключом Наоми, а внутри оказалось вполне чисто и уютно.
Казалось, девушка была здесь не в первый раз. С веранды она сразу свернула в кладовку, откуда принесла свечи, зажгла их и провела стучащего зубами Мэла в светлицу. Выяснилось, что в доме складирован и полноценный запас дров, что воодушевило Скворешникова ― уж с печью-то он легко справится. И он действительно справился, и вскоре в воздухе поплыл теплый дымок, остро запахло смолой. Можно было перевести дух, снять с себя куртку, сбросить ботинки.
Наоми хлопотала у накрытого клеенкой стола, достала из своей сумки хлеб, колбасу, пузатую бутылку темного стекла. Скворешников не мог больше ждать ― он подошел и обнял ее со спины, положил ладони на груди. Получилось немного грубовато, но он услышал, как она прерывисто задышала, и почувствовал, как часто бьется ее сердце.
«Сейчас, сейчас, ― прошептала она, в ее голосе вдруг прорезался легкий акцент, ― еще чуть-чуть, мой милый».
Наоми выскользнула из его объятий и по скрипучей половице с горящей свечой в руке направилась в соседнюю комнату. Там обнаружилась огромная, застеленная ватным одеялом кровать. Наоми поставила свечку на тумбочку рядом с кроватью и начала раздеваться: куртка, брюки, свитер, белье ― всё полетело на пол. Через минуту она стояла перед Мэлом совершенно обнаженная. Светящаяся кожа, маленькие груди с торчащими сосками, тонкая талия, идеальный изгиб бедер, маленькие ступни, аккуратный треугольник волос на лобке. Наоми была прекрасна.
Скворешников шагнул к ней, прямо на ходу пытаясь расстегнуть штаны, но запутался в пуговицах. Наоми потянулась и помогла ему. Ее рука нежно скользнула ему в трусы, обхватила напряженный пенис. Задыхаясь от желания, Мэл испугался, что всё может прямо сейчас закончиться конфузом. Но девушка убрала руку и довела раздевание до конца. Со стоном они упали на кровать. Наоми обхватила Мэла ногами, направляя, и он резко вошел в нее, содрогаясь от скопившегося вожделения, и всё-таки почти сразу кончил.
Скворешников тоскливо ожидал, что Наоми расстроится или рассердится, но вместо этого она начала яростно целовать его, ласкать ему спину, и вскоре он почувствовал, что снова готов к бою. И на этот раз у Мэла всё получилось замечательно.
Потом они встали и, смеясь заливисто, словно дети, перебрасываясь шуточками, перешли к столу. Мэл открыл бутылку, в которой оказалась терпкая настойка, разлил по стаканам, они чокнулись, выпили, перемигнулись и быстро вернулись на кровать.
Они любили друг друга до утра, и, казалось, никогда не насытятся. Они познавали друг друга, исследуя свободные от одежды тела на ощупь, отмечая родинки и впадинки, запоминая и наслаждаясь этим запоминанием. Они меняли позы, осваивая древнейший интимный опыт человечества и радуясь, когда удавалось достигнуть еще большего удовольствия, хотя куда же больше? Мэл целовал Наоми, ласкал языком грудь и живот, спускаясь ниже, к бедрам, впитывая запах женского тела и поражаясь собственной смелости. И Наоми не стала откладывать предложенную игру, изогнулась кошкой, взяла опавший пенис губами, вызвав в молодом человеке сначала сладчайшую истому, а затем ― новую волну желания.
Всё же усталость взяла свое, и они уснули, обнявшись, под уютное умиротворяющее потрескивание горящих дров в печи.
Выходные дни под Выборгом пролетели незаметно. Пришлось, конечно, и хлопотать по дому, носить и греть воду, стирать и сушить постельное белье – Мэл еще с усмешкой подумал, что они впервые ведут совместное хозяйство с Наоми, как всамделишная семья. Но основное время занимала любовь.
В эти и последующие дни Скворешников совсем не думал о полетах в космос и о проекте пушки-снаряда, а «левую» калужскую тетрадку, в которую по привычке записывал свои фантастические идеи, а теперь и расчеты, забросил далеко на полку к старым конспектам. Его магнитом тянуло к Наоми, он больше не мог терпеть разлук, ему хотелось видеть ее постоянно, касаться ее рук и волос, слышать ее голос, узнавать ее мнение по поводу любых мелочей. Можно сказать, он потерял голову.
К идее космического полета он вернулся в мае, когда Наоми придумала познакомить его со своей компанией. Оказывается, у нее есть компания! И эти молодые ребята совсем не считали Наоми, подобно однокурсникам Мэла, какой-то нелепой или чужой. Наоборот, они всегда были рады ее видеть одну или в сопровождении кавалера.
Собиралась компания по четвергам в пристройке студенческого клуба. Читали стихи, пели песни под гитару, обменивались записями аккордов, редкими книгами и пластинками. В основном туда ходили представители элиты Политеха – слушатели факультета атомной энергетики и промышленности. Они знали себе цену, держались с новенькими подчеркнуто сдержанно и поначалу показались Мэлу хлыщами и пижонами. Но потом он присмотрелся – ведь с ними общалась Наоми, а ему теперь было интересно всё, что интересно ей, – и убедился, что на самом деле атомщики – вполне свойские парни, просто более начитанные и знающие, чем большинство его будущих коллег.
Разумеется, обсуждались и планы на будущее. Атомщики очень гордились тем, что точно знают, где им предстоит работать после окончания вуза, и не скрывали этого. В Калище под Ленинградом уже пятнадцать лет работала атомная станция, снабжавшая город дешевой энергией, но столица продолжала расти, энергии ей требовалось всё больше, и правительство решило построить еще несколько блоков с реакторами, для обслуживания которых и готовили новых специалистов.
Грандиозность замысла производила впечатление, и на этом фоне рассказы Мэла о том, как он когда-нибудь будет клепать барокамеры для реабилитации акванавтов выглядели бы бледно, а о своем проекте он упомянуть постеснялся. Инициативу проявила Наоми. При этом она в таких хвалебных тонах подала идею летающей пушки, что вогнала Скворешникова в краску.
Атомщики выслушали со знакомым скептицизмом, но тут же включились в обсуждение, засыпав Мэла вопросами. Тому пришлось признать, что проект находится лишь на первой стадии проработки, но уже сейчас расчеты показывают, к сожалению, что ствол первой «наземной» пушки будет всё равно очень велик – по приблизительной оценке, понадобится канал длиной больше километра и только для того, чтобы отправить в космос снаряд весом в полтонны. Его сразу спросили, почему полтонны? Может, начать с килограмма? Он ответил, что это тоже прикидочное число, но ему представляется, меньше чем в полтонны при современном развитии технологий летающую пушку не создать. Новый вопрос: можно ли сократить длину ствола? Ответ: можно, если разгонять снаряд не одним зарядом, а группой последовательно расположенных зарядов, находящихся в боковых каналах. Что мешает это сделать? Невозможно синхронизировать боковые заряды: они взрываются или раньше, или позже, чем пролетает снаряд.
Тут атомщики переглянулись и рассмеялись. Мэл воззрился на них с недоумением. Ему с небрежным видом сказали, что проблема синхронизации давно не проблема. Он потребовал разъяснений.
«Как устроен атомный фугас, знаешь? Не знаешь? Чему вас только в Калуге учили? Ну ладно, слушай. Чтобы уран или плутоний выделили содержащуюся в них энергию, надо запустить неуправляемую цепную реакцию распада. Для этого требуется сжать делящиеся вещества в минимальном объеме. Как это сделать? Решение напрашивается само собой. Например, плутоний разделяют на блоки и помещают внутрь сегментированной сферы. Каждый из сегментов снабжен обычной взрывчаткой, при этом взрыв направлен внутрь, к центру. Важно добиться, чтобы все взрывы произошли одновременно. Если хоть один запоздает, критическая масса не будет достигнута и произойдет разрушение сферы без выделения атомной энергии. Чтобы точнейшим образом синхронизировать взрывы, используются криотронные переключатели на сверхпроводимости. Время их срабатывания – сотые доли наносекунды. Для пушки твоей более чем достаточно».
Итак, Скворешников не обманулся в своей надежде найти в столице знающих людей, которые подсказали бы ему решение некоторых технических проблем проекта. И Мэл снова загорелся. А еще – ему импонировало, что Наоми поддерживает его идею и рассказывает о замыслах своего любовника с гордостью.
Скворешников достал «левую» тетрадку и снова засел за расчеты, а когда возникали трудности, прямо обращался к атомщикам из клуба «Четверг», которые разбирались в физике заметно получше него.
Казалось, всё складывается наилучшим образом, но с какого-то момента Мэл начал замечать, что жизнь Наоми не ограничивается учебой, посиделками под гитару и любовью.
В середине мая Скворешникова и Молчанова, дежуривших в тот день по общежитию, подрядили помочь завхозу вывезти на свалку старые парты из чертежного класса. Управились за три часа, возвращались, сидя в открытом кузове институтского грузовика и подставляя разгоряченные лица по-питерски скупому солнцу. Проезжали Обводный канал, и тут Ив вскинулся, крикнул: «Смотри, Наоми идет! Эй, Наоми, э-ге-гей!»
