Вот и весь сказ. Она даже сделала вид, что обиделась.
— Нет, это ты не понимаешь, — принялся я объяснять, заранее чуя всю бесполезность своих потуг. — Мне просто негде будет спать. Ты же знаешь, какой жесткий и неудобный диван в кабинете. А твоя бывшая комната…
— Ну, не я же превратила ее в кладовку, — прервала меня Ольга язвительно. — Кстати, если тебя не устраивает кабинет, то можешь спать в гостиной. Диванчик там, конечно, не двуспальный, но зато мягкий и раздвижной.
Пришло время раскрыть все карты.
— Этот диван занят.
— Занят? И кем же?
— У меня гости. Пару дней назад прилетел Заки…
— Заки?
Так я и знал! На лице сестрицы тут же появилась плотоядная улыбка. Я начал было говорить, что у Заки крупные неприятности, что его пытались убить, — все бесполезно. Ее ресницы затрепетали, пальцы принялись кокетливо прищелкивать.
— Я буду охранять его как зеницу ока, — ласково промурлыкала Ольга. Немедленно вышла в гостиную, оглядела свою храпящую добычу барским взглядом, вернулась с таинственной улыбкой на устах и обронила: — Пойду-ка я ополоснусь.
Вот так. Я в очередной раз не успел занять душ.
Суета сует
Я довольно-таки снисходительно отношусь к сестре, но иногда случается, что она буквально вынуждает меня проявить характер. Так вышло и сегодня. Когда после энергичного завтрака и сдержанных препираний мы с Ольгой в конце концов уселись в мой «Пежо» и пристегнулись ремнями безопасности, я был настроен воинственно.
— В общежитие! — скомандовала Ольга.
— Нет, сначала заедем в пару других мест, — сквозь зубы процедил я и резко вырулил за ворота.
Сестрица искоса взглянула на мой надменный римский профиль и поняла, что спорить в данный момент не имеет смысла.
Всю дорогу мы враждебно молчали. Сначала я решил заехать в редакцию «Сэра». Припарковался у киоска с шаурмой и покинул машину без единого слова объяснения. Ольга, надувшись, уставилась в окно.
На сей раз в здании редакции я чувствовал себя уверенней. Быстро пройдя по коридору, без стука ввалился в кабинет Лунатика, который с потрясающей скоростью набивал текст на компьютере. Он резко поднял голову и тут же зло сощурился.
— Воспитанные люди, прежде чем войти…
— Хорошо, я невоспитанный человек, — с удовольствием согласился я. — Скажу даже больше: я нахал. А теперь внимательно посмотри вот на эти фотографии: узнаешь кого-то из них?
Лунатик посмотрел — ему ничего другого и не оставалось, поскольку я разложил выведенные через компьютер фотографии лысого и душки прямо поверх клавиатуры его компа. Спешу сообщить, что лицо гения не выразило немедленного узнавания. Чудик холодно сложил снимки вместе и протянул обратно.
— Не узнаю.
— А ты посмотри внимательнее.
Он побелел от злости, поправил очки и почти выплюнул мне в лицо длинную тираду по поводу того, что вот такие бездельники, как я, вместо того, чтобы создавать прекрасное, доброе, вечное… Ну и все в таком роде.
Я ретировался. Но все же, назло Лунатику, извлек некую конкретную пользу из своего пребывания в журнале — бойко зарулив в приемную, разговорился с секретаршей, представился журналистом, ведущим самостоятельное расследование убийства ее бывшего шефа, и под этим предлогом получил в подарок номер июньского журнала. Того самого, со статьей, где Лиманский клеймил чеченскую мафию. Что ж, почитаю на досуге.
Следующим местом фотоопознания я наметил квартирку на Арбате. А по дороге туда мрачно размышлял: показалось мне или нет, что Лунатик как-то особенно посмотрел на портрет голубоглазого душки? Ольга за это время, судя по всему, слегка оттаяла и решила наладить родственные отношения.
— Я рассталась со своим парнем, — сообщила она.
Я хмыкнул.
— С каким по счету?
— Тебе легко шутить, — шмыгнула сестра носом. — Когда мужчина меняет подруг, все им только восхищаются. А мы, женщины, всегда стремимся к стабильности.
К стабильности! С большим трудом можно представить себе знак равенства между Ольгой и стабильностью.
— Тебе все равно? — обиженно вопросила сестренка.
Я только пожал плечами.
— Ну, конечно, вот когда я выпрыгну в окно… — плаксиво завела Ольга.
Но я перебил, бегло взглянув на ее несчастный профиль:
— Между прочим, на днях я узнал, что одна моя старая знакомая, кстати подруга Заки, именно выпрыгнула в окно полгода назад.
Ольга немного помолчала.
— Она была действительно старая?
О женщины!
— Нет, она была молодая и красивая, и Заки продержался с ней рекордный срок. Ее смерть его просто убила.
За такими вот разговорами мы подъехали к Касиному двору. Я снова достал из бардачка снимки и бегом поднялся на четвертый этаж. Теперь мне уже не хотелось тянуть время, чтобы позлить Ольгу.
Но в это утро меня преследовали неудачи. Дверь открыл печальный Шкаф, который шепотом сообщил, что маленькая Вика сильно простыла и ему пришлось взять отгулы, чтобы ухаживать за ней.
— А что же Тека? — удивился я.
Приятель замахал руками.
— Не дай бог узнает! Дело в том, что она уехала на пару дней в Питер, а я, похоже, перекормил ребенка мороженым. Если Вика не выздоровеет к Текиному возвращению…
И этот крепкий парень, работающий охранником в коммерческом банке, стал вроде как мельче от ужаса. Что было делать? На всякий пожарный я показал снимки ему — в конце концов, он был родственником Каси и мог кого-то узнать.
Сопя, Шкаф внимательно рассмотрел все три портрета, но с сожалением покачал головой.
— Первый раз вижу. А должен их знать?
Я как можно лаконичнее рассказал о флэшке с видеозаписью, где неожиданно оказался Заки в компании абсолютно незнакомых ему людей. Затем добавил:
— Самое интересное, что запись вечеринки, судя по всему, была сделана в Касиной студии, а в предшествующей записи снята твоя племянница.
Шкаф понимающе кивнул.
— Так вот в чем дело… Тека говорила, флэшка с видеозаписью Вики каким-то образом попала к тебе.
Тогда я решил поинтересоваться мнением Шкафа насчет смерти Каси.
— Как ты думаешь, — спросил я, — она действительно сама прыгнула в окно, или, возможно, кто-то ей помог?
Шкаф уставился на меня в изумлении.
— Кому бы понадобилось выкидывать ее из окна? Касю все любили.
— Но ведь должна быть какая-то причина.
Приятель успокаивающе похлопал меня по плечу.
— Кася была сумасшедшей, как и большинство художников. Она просто не подумала обо всех нас.
Иногда Шкаф удивляет меня глубиной своей мысли. Я попрощался, от души пожав его крепкую руку.
А вернувшись в машину, обнаружил, что Ольга увлеченно читает «Нумерологию», валявшуюся на заднем сиденье со дня моего визита к Теке.
— Так интересно! — возбужденно заговорила сестрица. — Все, что касается меня, абсолютно верно. Я — девятка. Вот послушай: «Я — девятка. Кто хочет со мной познакомиться, должен прийти ко мне. Кто хочет меня понять, должен научиться видеть скрытое от глаз…»
О господи! Еще одна пылкая натура, готовая все объяснить цифрами. Слышали бы вы, как Ольга читала — с выражением, соблюдая все правила интонации, как примерная ученица на уроке литературы: «Я учу тройку — самоотверженности, четверку — легкости, пятерку — раскованности…»
От вибраций ее голоса у меня сразу зазвенело в ушах.
— «Шестерку — скромности, семерку — скрытности, а восьмерку — любви». Ты понимаешь, Ален? Ведь ты — тройка. То, что сейчас происходит, это твоя учеба. Я тебя учу самоотверженности, понимаешь?
«Восьмерку — любви», — повторил я мысленно.
Ольга поняла, что брат ее не слушает, и нетерпеливо постучала кулаком по панели. Я сделал вид, что с восторгом внимаю.
— Чему ты меня учишь?
— Самоотверженности, — повторила сестра. — Например, легко уступить свою спальню. А вот Толика я пыталась учить любви, потому что он — восьмерка. И это чистая правда, ведь большего эгоиста…
— Так он восьмерка? — остановил я ее оживленную тираду. — Прочитай-ка, что там написано о восьмерке.
Ольга надулась.
— Вечно ты меня перебиваешь! Про восьмерку все тоже совпадает. Восьмерки непостоянны, эгоистичны, не способны любить. И это верно, потому что Толика не интересует ничего, кроме собственных талантов и планов. Отчего в конце концов мы и расстались. Вот, цитирую «речь» восьмерки: «Мне не нужна любовь, я требую уважения». Очень точно. Знал бы ты, сколько я от него вынесла! А внешне все благополучно: он мне не изменяет, не грубит, просто каждый раз…
Мне захотелось заткнуть уши. К счастью, Ольгино общежитие находится недалеко от Арбата, так что уже через пару минут я с облегчением развернулся у подъезда и первым вылез из машины.
— Мадам, мы прибыли.
— Между прочим, мадемуазель, — любезно оскалилась в полуулыбке Ольга, и мы направились к дверям.
