- Ева, Ева! Не увлекайся. Прошли годы, а любая информация в наше время устаревает очень быстро, становится неактуальной.
- Ну, это смотря какая.
- Согласен, - сдался Всеслав. Спорить с женщиной - все равно что носить воду решетом, занятие утомительное и бесполезное. - Ладно. Обсудим это позже. Сейчас я хочу пойти расчистить снег, открыть гараж и загнать туда машину.
Глаза Евы широко раскрылись, из них мгновенно улетучились остатки сна.
- Ка-а-ак? Разве мы не едем домой? Я здесь не останусь! Воды нет, еды тоже… холодно, как в казематах.
- Выбирай - ночевать здесь или посреди дороги, - предложил Смирнов. - Посмотри, какая метель. Мы не проедем. У нас не джип, а обыкновенная легковушка. Она и сюда-то еле добралась, и то потому, что дорогу успели укатать!
Ночевка в доме, даже таком, как этот, показалась Еве предпочтительнее, нежели необходимость дожидаться утра в застрявшей в снегу машине. Она спустилась в «каминный зал», а Смирнов отправился во двор разгребать снег, открывать гараж.
Когда он закончил, совсем стемнело. Безлунная снежная мгла поглотила все вокруг. Через пару часов метель зализала следы пребывания здесь людей и автомобиля.
Костров. Год назад
Зорина хлопотала на кухне, болтая с Ольгой Вершининой.
- Хорошо, что вы пришли первой, - лицемерно улыбалась Тамара Ивановна. - Мы с вами сейчас стол накроем. Поможете?
- Конечно, - смутилась Вершинина.
Она чувствовала себя напряженно, не понимая причины. Громкий стук в дверь помешал ей отнести в гостиную стопку тарелок, приготовленных Тамарой Ивановной.
- Пойду, открою, - пробормотала Ольга, почему-то ощущая в груди неприятный холодок.
Чужие замки не хотели слушаться, и ей пришлось повозиться. Через порог, весь в снегу, шагнул Сергей.
- Ты?!
- Я. А что тебя удивляет? - спросил он, отряхиваясь. - Не ожидала?
- Проходи в гостиную, - отвела глаза Вершинина.
То, что Зорина пригласила в гости ее двоюродного брата и Машу, сразу ей не понравилось. Был в этом какой-то подвох, недобрый умысел. Маша наверняка придет не одна, и… Ольге не хотелось представлять дальнейшее развитие событий.
Господин Герц и майор Морозов явились одновременно. Ольге пришлось занимать мужчин разговорами. Беседа не клеилась. Гости были мало знакомы друг с другом, присматривались, вели себя скованно. Зорина же, как назло, возилась в кухне, гремела посудой и не торопилась развлекать приглашенных.
Борис Миронович поглядывал на часы, недоумевая, зачем он здесь. Никак бес попутал. Дома - жена с детишками, горячий ужин, мягкое кресло, телевизор… Может, извиниться и уйти? Тогда не стоило и приходить. Глупо все вышло.
Морозов украдкой следил за Ольгой, пытался угадать, чем она озабочена. Он намеревался намекнуть ей на свои чувства, но понимал, что на трезвую голову вряд ли решится. Хорошо бы выпить, и побольше. Майор захватил с собой две бутылки коньяка в надежде воспользоваться случаем и объясниться с молодой учительницей. Он был уверен в ее благосклонности. Для Кострова такой мужчина, как Морозов, - завидная партия: за него любая пойдет.
Сергей Вершинин ждал Машу. Ему редко удавалось бывать в ее обществе - служба не оставляла ему свободного времени, так что сегодняшняя вечеринка обещала доставить незабываемые впечатления. Встретив Марию Симанскую, Сергей ощутил лихорадочное волнение, которое всколыхнуло его всего, до самых недоступных сердечных глубин, отозвавшихся на появление этой женщины. Он и не подозревал в себе такой страстной силы, такого жгучего желания. Вершинин сделал то, чего никогда раньше не делал, - написал ей письмо с признанием в любви, вечной и единственной, в духе средневековой рыцарской лирики. Сгорая от стыда за свою сентиментальность, рьяным противником которой он был до сей поры, Вершинин через сестру передал Маше письмо. Она приняла признание, не высмеяла его, не отвергла. В ее глазах, когда она смотрела на Сергея, появились проблески интереса. Эта ничтожная толика ее внимания вознесла молодого офицера на небеса, привела его в восторженно-трепетноое состояние, к готовности на безрассудства, на подвиги и жертвы, которых никто от него не требовал. К сожалению.
Ольга с ужасом наблюдала за этим его рывком в неведомое, молчала. У нее просто язык не поворачивался сказать Сергею, что он далеко не одинок в своих стремлениях и что Маша, кажется, почти сделала свой выбор в пользу Руслана Талеева. Светски любезный, с манерами, отполированными петербургским обществом, интеллектуал, ученый, зрелый мужчина, который знает, чего хочет, Талеев по всем статьям выигрывал у Вершинина. Даже по возрасту. Сергей мог превзойти его только в одном - в чистоте и накале молодых, нерастраченных, не тронутых никакими корыстными или житейскими расчетами чувств.
Зорина между тем накрыла на стол, поставила самовар и теперь прислушивалась, не стучат ли в дверь. Вьюга свирепствовала нешуточная, мороз крепчал. Слышно было, как стонет, сгибаясь, старый тополь у крыльца. Как ни была насторожена Тамара Ивановна, приход запоздавших гостей застал ее врасплох. Обмирая от тревожного, болезненного любопытства, она впустила в дом долгожданную троицу - Чернышева, Талеева и Марию Варламовну. Сразу стало шумно, тесно от суеты, разговоров, смеха и приветствий. Мужчины наперебой кинулись снимать с Машеньки отяжелевшую от снега шубку, меховые сапожки, состязаясь в галантной предупредительности. Зорину передернуло, но она нацепила на лицо маску радушной хозяйки, рассыпалась в шутках и комплиментах.
Заскучавшие было Герц и Вершинин оживились, когда румяная от ледяного ветра, сдержанно улыбаясь, в светлую, жарко натопленную гостиную вошла Мария Варламовна. Мужчины невольно привстали; Морозов и Ольга о чем-то шептались в углу у печки, но как по команде подняли головы.
- Явление Христа народу! - ядовито прошипела сквозь зубы Тамара Ивановна, благо, на нее никто не смотрел.
Вслед за Симанской и хозяйкой вошли Андрей Чернышев в летной форме и Руслан Талеев в безукоризненно сидящем на его крепкой фигуре элегантном костюме.
Ольга украдкой бросила встревоженный взгляд на Сергея и по его мгновенной бледности, по сжатым губам поняла, что он безошибочно угадал в Чернышеве и Талееве соперников.
- Что-то будет? - прошептала она.
Начали шумно, весело усаживаться за стол. Господин Герц напрочь забыл о домашнем ужине, о своей Софе и пухленьких малютках-дочках, пожирая глазами бывшую одноклассницу Машу, которая расцвела и еще похорошела, хотя казалось, что подобное просто невозможно. «И ведь она даже не красива в общепринятом смысле этого слова! - в смятении подумал Борис Миронович, ощущая себя прежним робким, стеснительным мальчиком на школьном вечере, где блистает его звезда. - У нее нет тонкой талии, длиннющих ног, ее ключицы не торчат, груди не выдаются вперед, как два футбольных мяча, а губы не напоминают обильно смазанные помадой вареники». Герцу пришлось сделать над собой усилие, чтобы отвести глаза от мягких завитков на висках Маши Симанской, которая успела из юной девушки превратиться в созревшую женщину. А он, новоявленный буржуа, занятый с утра до вечера своим бизнесом, этого не заметил! Может быть, сегодня он наконец осуществит давнюю, заветную мечту - пригласит Машу на танец, ощутит, каково это - прикоснуться к ее теплым плечам, оказаться близко… близко к ее телу, услышать ее дыхание…
Господин Герц покрылся потом под дорогой фирменной рубашкой и поспешно опустил голову. Если таково начало, то что же последует за ним? Хвала Всевышнему, стол ломится от спиртного и закуски - можно будет выпить и немного расслабиться. Борис Миронович, обычно прижимистый, на сей раз не поскупился, захватил с собой полную корзину бутылок с дорогими напитками и деликатесами. Он не мог позволить себе ударить в грязь лицом перед Машей. Остальные гости, как и хозяйка дома, его не интересовали. Он пришел сюда, влекомый загадочным, непостижимым зовом своей рациональной, сухой души торговца, дельца до мозга костей, - и не пожалел. Есть в жизни вещи, которых не купишь… есть, оказывается, и в его сердце струнки, готовые петь любовные серенады. Это прекрасно!
Андрей Чернышев призвал всю силу воли, дабы сохранять беззаботный, разудалый вид этакого гуляки, кутилы-гусара, которому все нипочем. Он бросал полные страсти взгляды на Ольгу и Зорину, избегая лишь Марии Варламовны, Маши… ради которой он рвался в захудалый Костров, жертвуя военной карьерой, продвижением и должностью. А она зря времени не теряла, обросла ухажерами, как праздничная елка - пряниками и конфетами. Вон, молодой Вершинин млеет от щенячьего восторга, сидя напротив и глазея в вырез ее платья. Так бы и свернул ему нахальную башку! Впрочем, этот безусый юнец Чернышеву не помеха. Куда опаснее второй - самоуверенный, расфуфыренный питерский хлыщ, который прилип к Машеньке, как пластырь. Правду говорили знакомые офицеры, что госпожа Симанская собирается замуж, а он, дурак, не верил! Вот, представился случай самому убедиться. И уж чувствует себя у Симанских как дома приезжий жених - с мамашей на короткой ноге: подлизывается к будущей теще. Что с этим делать? Не стреляться же с ним, в самом деле? «А почему бы и нет?» - мелькнула шальная мысль, вспыхнула… и пропала.
