— Хочешь обсудить сегодняшний план? — спросил Вайль.
— Да, только знаешь что? Мне сперва надо освежиться. Дашь пять минут?
— Сколько надо, — любезно ответил он. — Мы пока закончим ставить тент.
Не так уж он любезен на самом-то деле. Он просто хочет, чтобы я была бодра — следующая пара часов будет для меня непростой.
Это я говорила себе, но мне стало теплее на душе, когда я вернулась в фургон, растянулась на широкой кровати, почти не думая, как она просторна и пуста.
— Хватит с меня кроватей, — буркнула я в подушку. — Вернусь домой — перейду на гамак. В гамаке одиноко спать не бывает.
— Вставай, Жасмин!
Гамак, в котором я дремала, так мотался и дергался, что мне оставалось выпасть или сблевать… или и то, и другое. Я открыла глаза — стоп, никакого гамака, я все в той же кровати. Посмотрела на часы — всего восемь минут спала.
— Какого черта… — злобно начала я.
— Тс-с-с! — зашипел Дэвид. — Времени мало, они идут.
Странно это. Я думала, он за тысячи миль от меня, лупит террористов где-то на Ближнем Востоке. Но вот он здесь, а его озабоченность прилипчивей ветрянки.
Я выпрыгнула из кровати, зная, что он абсолютно прав. И кто такие «они», я тоже знала. Гнездо вампиров-новичков и их выжившие люди-стражи, все жуть до чего озлобленные на нас за убийство их предводителей — тех, кого мы звали стервятниками.
Я вышла за Дэвидом из фургона, оглядывая пустой пляж и кишащую народом территорию фестиваля. Я их не видела, но они там были. Их — других — нельзя было бы не учуять, тем более что они злобно и намеренно пускали впереди себя волны экстрасенсорной вони. Я зажала себе рот рукой, чтобы не стошнило.
Мы остановились посовещаться перед фургоном.
— Их надо куда-нибудь отсюда выманить, — сказан он. — Иначе Джесс и Мэтта можно уже с нами не числить.
Меня ударило страхом. Не дай бог что с ними случится — я себе никогда не прощу.
Мы плечом к плечу побежали на запад, поперек последней полосы травянистого склона, где еще никто не построил ничего коммерческого. Перепрыгнули низкую бетонную стену, вынырнули на незастроенный сектор берега. Здесь трава росла чуть ли не в рост человека, и мы продрались сквозь нее, обходя груды мусора, перепрыгивая через бревна, осыпавшиеся с пирса, построенного в расчете на более высокую воду. И вскоре мы услышали их за собой — они ругались и топотали, как стадо буйволов. Я думала, что мы сможем их обогнать, но тут мы вылетели из травы — и путь нам преградила заболоченная бухта.
Мы мрачно переглянулись. Выбора не было, и мы свернули на запад, шлепая по освещенной воде залива и надеясь, что вода задержит нападающих, даст нам время заряжать и стрелять. Дэйв поднял арбалет, я посмотрела на него с болью в сердце. У Мэтта этот был любимый, и только недавно он его оставил. Я вытащила «Скорбь» из кобуры и сняла с предохранителя. Как и предполагалось, первыми появились люди, так рванувшие через поляну между травой и водой, будто тоже ожидали более продолжительной погони.
Я их скосила, как уток в масленичном тире.
Вампиры вышли осторожнее, рассыпались по траве, озирая поле боя, выкрикивая друг другу указания. Я нажала на «Скорби» волшебную кнопку, и мое оружие стало миниатюрным арбалетом.
Мы с Дэвидом стояли плечом к плечу, ожидая атаки, стараясь ни о чем не думать — когда придет момент, в дело вступит выучка. Чего мы не ожидали — это что к урезу воды выйдут не спеша два вампира, держась за ручку, как макабрические Гензельи Гретель. Они казались нам знакомыми, хотя в первую секунду я не узнала лиц. Но я чуяла кровь — это были новообращенные, почему их и спустили на нас. Никто не дерется сильнее или отчаяннее новорожденного вампа.
— Бог мой! — простонал Дэвид и выпустил арбалет из рук.
— Дэвид, не надо… — Я проследила его взгляд — на нас смотрели его жена Джесс и мой Мэтт. А на их лицах лежало тупое, потустороннее выражение, выдающее потерю души.
— Мэтт! — прошептала я.
Он услышал — он бы услышал, как тает лед в стакане.
— Жасмин.
Он произнес мое имя, как произносят незнакомое слово, и у меня оборвалось сердце.
— Не надо было нам их оставлять.
Голос Дэвида звучал придушенно из-за слез.
— Им надо было идти с нами, — ответила я, и даже для меня самой мой голос прозвучал непонятно сурово и непрощающе.
— Это ты виновата!
Дэвид обернулся ко мне, выхватил у меня «Скорбь» и направил прямо мне в лоб.
Что-то сломалось у меня внутри, и я знала, что никогда, ничем, ни словом, ни делом не сможет Дэвид это восстановить.
И где-то на самом краю сознания мелькнула мысль: как это замечательно, что из всех, кто пытался меня убить, сделать это смог только мой брат-близнец.
— ЖАСМИН!
Я вздрогнула и обернулась к берегу. Бергман, Кассандра и Коул сбились в кучу, будто лишь теплом друг друга спасались от дикого холода. Вайль вошел в воду, и белки его глаз просто светились вокруг черноты радужек. Никогда не видела, чтобы он был так потрясен. Когда он протянул руку, она дрожала — едва заметно, но дрожала.
— Жасмин, прошу тебя, пожалуйста, отдай мне пистолет.
Тут до меня дошло, что я спала наяву. Дэвид уже больше года нос не кажет в Штаты. Мэтт и Джесс давно мертвы. А я держу приставленный к собственной голове пистолет.
Глава 7
Я опустила руку, щелкнула предохранителем и опустила «Скорбь» в протянутую ладонь Вайля. Он сразу же притянул меня к себе — и это ощущалось не как объятие, а как смирительная рубашка. Стой, дура, не двигайся!
— Жасмин, я не знал, что ты в таком отчаянии. Нужно было тебе поговорить со мной. Я же твой схверамин.
Как будто это все объясняло. Через несколько мгновений борьбы я высвободилась из объятий Вайля. Мне не понравился его тон. Слишком какой-то… дурацкий. А Вайль не дурачится. Никогда.
— Я знаю, как это выглядело, но я не пыталась себя убить. Это был сон.
— Ты хочешь сказать, что ходишь во сне?
— Очень похоже.
Только успокойся. Сделай вид, что это не самый сумасшедший из всех твоих поступков, и ради бога, отключи на фиг этот пинк-флойдовский саундтрек в больном извращенном своем мозгу!
Но как я ни старалась, в ушах все слышалась «Умопомрачение», и завывал Роджер Уотерс: «Лунатик есть в моей башке».
Мы выбрались на берег. Коул, Кассандра и Бергман отпустили друг друга, готовые отвести нас в фургон.
— Я слышал, что иногда так бывает у лунатиков, ходящих во сне. Для этого даже есть название, — сказал Бергман.
— Название есть для всего, — отозвалась я сухо.
