— Мою жопу к земле тянет, потому что мне нужно пива, — ответил Вестон.
— Так ты пришел в нужное место. Пиво для моего друга-астролога… Что такое? Прости, старик… — Ли повернулся к Вестону. — …но бармен говорит, что звезды встали не так, и пива тебе не полагается. Видишь ли, Венера в шестьдесят девятом доме, а Нептун разгулялся, поэтому с такими предзнаменованиями пива тебе нельзя. — Ли запил черным кофе катышек опиума.
Вошел Хорэс и коротко и холодно кивнул Ли. Тот бросился к нему и обнял:
— Это больше нас с тобой, Хорэс, — сказал он. — Зачем скрывать нашу любовь?
Хорэс отстранил его рукой.
— Прекращай, — сказал он. — Прекращай.
— Это же просто мексиканское abrazo, Хорэс. Обычай этой страны. Здесь все так делают.
— А мне плевать, как здесь делают. Не лезь ко мне и все.
— Хорэс! Почему ты так холоден со мной?
— Прекращай, а? — ответил Хорэс и вышел. Немного погодя он вернулся и остановился у дальнего конца стойки выпить пива.
К Ли подошли Вестон, Эл и Ричард и обступили его.
— Мы с тобой, Билл, — сказал Вестон. — Если он тебя хоть пальцем тронет, я об его голову бутылку разобью.
Но Ли не хотелось, чтобы номер выходил за рамки комедии:
— Да нет, Хорэс нормальный, наверное. Просто всему есть предел. Два года он отделывается от меня этими короткими кивками. Два года он заходит в «Лолу», озирается — типа «Здесь никого нет, кроме педрил», — и выходит пить пиво на улицу. Я же говорю — всему на свете есть предел.
* * *
Аллертон вернулся из Морелии угрюмым и раздражительным. Когда Ли спросил его, как прошла поездка, он пробормотал только:
— О, да ничего, — и ушел в соседний зал играть с Мэри в шахматы. Все тело Ли пробило зарядом гнева. «Он у меня за это заплатит», — подумал он.
Ли размышлял, не купить ли ему пай «Эй, на борту!». В баре Аллертон существовал только на кредит и уже задолжал четыреста песо. Если бы Ли стал совладельцем заведения, Аллертон уже не мог бы его игнорировать. Но возмездия Ли не хотелось. Ему отчаянно нужен был просто какой-то особый контакт с Аллертоном.
И ему удалось его восстановить. Однажды днем Ли с Аллертоном пошли навестить Эла Хаймана — тот валялся в больнице с желтухой. На обратном пути они остановились в «Пей до дна» выпить коктейль.
— Ну что — поедешь в Южную Америку? — резко спросил Ли.
— Наверное, славно посмотреть места, в которых еще не бывал, — ответил Аллертон.
— Ты в любой момент можешь поехать?
— В любой.
* * *
На следующий день Ли начал собирать необходимые визы и билеты.
— Лучше купить походное снаряжение здесь, — сказал он. — Может быть, придется идти в джунгли, искать яхе. А когда доберемся до тех мест, где он растет, нароем какого-нибудь местного хипана и спросим: «Чувак, ну-ка где тут яхе добывают?»
— А откуда ты узнаешь, где его искать?
— Я собираюсь это сделать в Боготе. Тот колумбийский ученый, который выделил из яхе телепатин, живет в Боготе. Мы должны найти этого ученого.
— А если он не скажет?
— Скажет — когда их Борис начинает обрабатывать, все говорят.
— Борис — это ты?
— Нет, конечно. Бориса мы подберем в Панаме. Он отлично работал с красными в Барселоне и с гестапо в Польше. Талантливый человек. Что бы он ни делал — во всем чувствуется фирменный стиль. Легко, но убедительно. Мягкий такой человечек в очках. Похож на бухгалтера. Я познакомился с ним в турецких банях в Будапеште.
Мимо, толкая тележку, прошел светловолосый мексиканский мальчишка.
— Господи ты боже мой! — сказал Ли. — Мексиканский блондин! И дело вовсе не в том, что я педик, Аллертон. Они, в конце концов, всего лишь мексиканцы. Пойдем выпьем.
* * *
Через несколько дней они отправились автобусом, и к тому времени, как доехали до Панамы, Аллертон начал ныть, что Ли слишком настойчив в своих желаниях. Если не считать этого, ладили они превосходно. Теперь, когда Ли дни и ночи проводил с предметом своих воздыханий, грызущая пустота и страх отпустили его. К тому же Аллертон оказался отличным спутником, разумным и спокойным.
ГЛАВА 7
Они вылетели из Панамы в Кито на крохотном самолете, который с большим трудом пробился сквозь облака. Стюард включил кислород. Ли понюхал воронку шланга:
— Обрезан! — с отвращением сказал он.
В Кито они прибыли в холодных и ветреных сумерках. Отелю на вид было лет сто. В номере — высокий потолок, черные балки и белая штукатурка на стенах. Они сели на кровати, дрожа. Ли ломало.
Они погуляли по главной площади. Ли наткнулся на аптеку — настойки опия без рецепта не отпускают. Холодный ветер с высоких гор нес по улицам мусор. Мимо в мрачном безмолвии шли люди. Многие прикрывали лица краями одеял. Под стеной церкви, сгорбившись под грязными одеялами, похожими на старые джутовые мешки, сидели в один ряд отвратительные старые ведьмы.
— А теперь, сынок, я хочу, чтобы ты понял — я не такой, как остальные граждане, с которыми ты можешь столкнуться. Некоторые начнут тебе впаривать, что «бабы никуда не годятся». Я же не такой. Выбирай себе одну из этих сеньорит и веди прямо в гостиницу.
Аллертон взглянул на него:
— Наверное, я сегодня пойду трахаться.
— Конечно, — ответил Ли. — Валяй. Красоты на этой свалке ты не найдешь, но вас, молодежь, это не должно оттолкнуть. Это кто — Фрэнк Хэррис[17] ни разу не встречал некрасивую женщину, пока ему не стукнуло тридцать? На самом деле, это он и был… Пошли лучше в гостиницу, выпьем.
* * *
В баре сквозило. Дубовые стулья с обитыми черной кожей сиденьями. Они заказали мартини. За соседним столиком краснорожий американец в дорогом костюме из коричневого габардина говорил о какой-то сделке, в которой фигурировали двадцать тысяч акров. Напротив Ли сидел длинноносый эквадорец с красными пятнами на скулах, одетый в черный костюм европейского покроя. Он пил кофе и ел сладкие кексы.
Ли выпил несколько коктейлей. С каждой минутой ему становилось все хуже.
— Покури травы? — предложил Аллертон. — Может, пройдет?
— Хорошая мысль. Пойдем в номер.
Ли выкурил на балконе мастырку.
— Господи, как же там холодно, — сказал он, вернувшись в комнату. «…И когда сумерки опускаются на прекрасный древний колониальный Кито, и с Анд украдкой пробирается холодный ветерок, пройдитесь по вечернему свежему воздуху и посмотрите на красивых сеньорит, что в ярких национальных костюмах сидят у стены церкви шестнадцатого века, выходящей на главную площадь…» Парня, который это написал, вышибли. Действительно, всему есть предел, даже в путеводителе…
В Тибете, должно быть, точно так же. Высоко, холодно, полно каких-то уродов, лам и яков. Молоко яка на завтрак, творог из молока яка на обед, а на ужин — як, сваренный в собственном масле. Подходящее наказание для яка, если хочешь знать мое мнение.
В ясный день от этих святых старцев воняет на десять миль, если ветер попутный. Сидят, крутят свои молитвенные колеса — мерзко. Завернулись в старые джутовые мешки, только шеи торчат, а по ним клопы ползают. Носы все сгнили, и они харкают бетелем через остатки ноздрей, точно плюющиеся кобры… Вот только не надо мне этой «Мудрости Востока».
И вот сидит такой святой старец, а сука-репортер приходит брать у него интервью. А он сидит и жует себе бетель. А потом говорит какому-нибудь своему служке: «Ступай к Святому Колодцу, принеси мне ковшик настойки опия. Я сейчас буду постигать Мудрость Востока. И вытряхни свинцовую чушку из набедренной повязки!» И вот он пьет свою настойку, и входит в легкий транс, и вступает в космический контакт — у нас это называется «откидон». Репортер говорит: «Будет ли война с Россией, махатма? Уничтожит ли коммунизм весь цивилизованный мир? Бессмертна ли душа? Существует ли Бог?»
Махатма открывает глаза, плотно сжимает губы и выхаркивает ноздрями две длинные красные струи бетеля. Они затекают ему в рот, и он снова глотает их, слизывая длинным обложенным языком. И отвечает: «А откуда я знаю, еб твою мать?». Прислужник говорит: «Вы слышали, что он сказал. Теперь валите отсюда. Свами хочет остаться наедине со своими медитациями». Ты только подумай — это и есть вся Мудрость Востока. Западный человек надеется, что существует какой-то секрет, который можно разгадать. А Восток ему отвечает: «А откуда я знаю, еб твою мать?»
* * *
В ту ночь Ли приснилось, что он в исправительной колонии. Вокруг только высокие голые скалы. Он живет в пансионе, где никогда не бывает тепло. Он пошел прогуляться. Только вышел на перекресток грязных булыжных улиц, как его ударило холодным ветром с гор. Он затянул потуже ремень кожаной куртки, чувствуя озноб предельного отчаянья.
Ли проснулся и позвал Аллертона:
— Ты не спишь, Джин?
— Нет.
— Холодно?
— Да.
