— Вырасту скоро, я им покажу. За папу и за тебя.
Надя улыбалась брату. В эти минуты ей было совсем хорошо. Она чувствовала себя бодрой, вставала с постели, кое-что делала по дому, но, подойдя к окну, затихала. По улицам маршировали фашисты, расхаживали полицейские. Завидев их, жители поспешно скрывались в домах, а Надя чувствовала, как задыхается, будто горло стягивала петля.
К весне Надя совсем окрепла. По просьбе Гущева (он по-прежнему жил в поселке) она стала навещать Марину — школьную подругу, которая работала на железнодорожной станции. Узнав у нее, когда и куда идут поезда, какие везут грузы, девушка в тот же день сообщала об этом Гущеву. А спустя день-другой люди шепотом говорили друг другу: «Слышали, поезд-то со снарядами потерпел крушение».
Однажды, возвращаясь со станции, Туганова около своего дома наткнулась на Терехова. Надя хотела вбежать во двор, но он остановил ее:
— Завтра придешь в комендатуру. Смотри не вздумай улизнуть.
Не заходя домой, Надя побежала к Гущеву, стала просить:
— Отправьте меня в лес. Я же знаю, кто вы.
Лицо Гущева стало серьезным. Он заговорил тихо и властно, как тогда с отцом:
— Слушай меня. Сегодня ночью уйдем в лес. Мне тоже пора. Кажется, они догадываются и уже начали следить. Так что будь готова.
К утру Гущев вместе с Надей добрались до лагеря партизанского отряда. Надю полюбили в отряде, оберегали от рискованных и опасных дел. Она ухаживала за ранеными, меняла им повязки, стирала белье, бинты.
И опять порозовели девичьи щеки, вновь зазвенел ее мелодичный голос.
Однажды утром по пути к партизанскому лазарету Надя услышала, как командир отряда говорил Гущеву:
— Поезд особого назначения. Пройдет около часа дня. Время неудачное. И все же его нужно подорвать. Бери кого хочешь и действуй.
Надя замедлила шаг и вдруг, решившись, неожиданно выросла перед командиром.
— И я пойду, — не сказала — выпалила. — Хватит меня беречь. Не возьмете — пойду сама!
— Как это сама? — разглядывая в упор невесть откуда взявшуюся девушку, переспросил командир. — Ишь какая прыткая!
Надя умоляюще посмотрела на Гущева:
— Не доверяете… Думаете, не справлюсь, струшу. Возьмите. Ведь вы папин друг.
Произнесла она эти слова с такой болью, с такой обидой, что Гущев махнул рукой и сдался:
— Пусть идет!
…Моросил мелкий осенний дождь. Группа Гущева вот уже пятый час лежала в мокрой траве, а поезда особого назначения все не было. Гущев в душе было засомневался, но тут издалека донесся хриповатый гудок паровоза. Затем отчетливо послышался стук колес. Снова, теперь уже совсем рядом, прохрипел гудок. Надя видела, как Гущев присел на корточки, прижимая к груди подрывную машинку. Резким движением он крутнул ручку, и в тот же миг раздался взрыв. Загрохотали летящие под откос вагоны.
Четверо партизан, пригибаясь, побежали через редкий кустарник. Около леса остановились, прислушались. Погони не было. И вдруг впереди раздались автоматные опереди. Надо же было так случиться. Группа нарвалась на карателей, возвращавшихся из леса. Двое бойцов упали замертво.
— Беги! — приказал Гущев. — Домой — в город. Ночью передашь командиру…
Надя бежала, вздрагивая от резких автоматных очередей. Девушке казалось, что стреляют ей в спину. Но вот выстрелы смолкли. Надя остановилась: «Убили?.. Неужели убили?» Она хотела уже повернуть обратно, но вспомнила слова Гущева: «Передашь командиру…» — и побежала дальше. Крайний дом города — дом Тугановых. «Побуду до ночи, а там в лес», — рассуждала про себя Надя и не заметила, как свернула за угол своего дома. Навстречу в немецкой унтер-офицерской форме шел Терехов. На его холеном лице змеилась улыбка.
— Ага, пришла красотка. Где шлялась?
— У тетки была, в деревне, — стараясь быть беззаботной, ответила Надя. — Я приду в комендатуру сегодня. Вот только кое-что передам маме.
— Нет уж, пойдешь со мной. Марш, сука, а то пристрелю!
Туганову привели в здание бывшего райисполкома. Здесь размещался штаб карателей. В подвале они пытали свои жертвы. Жители города обходили этот страшный теперь дом, откуда и днем и ночью доносились стоны и крики.
За столом сидел фон Брем. С того дня, как Надя видела его, он похудел. Тонкая, в складках шея высоко и свободно болталась в вороте мундира. На столе лежали плетка и пистолет. Вошла переводчица Бахова. Надя видела ее раньше, но никак не ожидала встретить здесь. Следом Терехов ввел… Гущева.
У Нади сжалось сердце.
— Господин майор, — перевела Бахова отрывистую речь фон Брема, — будет задавать вопросы и требует отвечать, ничего не скрывая. Этим вы облегчите свою участь. Вы знаете Гущева? — обратилась она к Тугановой.
— Серегу-цыгана? — улыбнулась Надя. — Кто его не знает. Он живет в нашей бане.
— Вы были с ним, когда он подрывал поезд?
Надя недоуменно пожала плечами:
— Что вы? Я у тетки была.
Фон Брем встал. Постукивая по ладони плеткой, он медленно прошелся по комнате, даже не взглянув на арестованных. Поравнявшись с Надей, он резко повернулся и, ударив девушку плеткой по лицу, завопил:
— Ты есть бандит! Тебя надо стрелять! Ты был с ним. — Он указал плеткой на Гущева. — Карцер!
Терехов подбежал к Наде и потащил ее по лестнице в подвал, втолкнул в сколоченный в человеческий, рост ящик и злорадно крикнул:
— Заговоришь, стерва!
Через минуту откуда-то сверху хлынула вода. До утра простояла Туганова под холодным душем. Когда ящик открыли, девушка была без чувств.
Очнулась Надя в подвале. Открыв глаза, увидела склонившуюся над ней Лидию Ивановну Горохову, мужа которой встречала в партизанском отряде.
Лидия Ивановна обтерла ей лицо, накрыла своей шалью. До конца дня Туганову не трогали. Не вызывали ее и в последующие дни. «Наверное, отступились», — подумала Надя. Но она ошиблась.
В ночь на 23 января 1944 года всех, кто был в подвале, раздетыми, со связанными руками, повели в дом напротив. Узники знали: из этого здания увозят на расстрел.
Надю охватил страх — бил озноб, не хотела плакать, но слезы так и текли.
— Крепись, Надюшка, — услышала она знакомый голос. Прислонившись к стене, стоял Гущев. Его невозможно было узнать, так он был истерзан пытками.
В помещение ввалились пьяные гитлеровцы и Терехов. Арестованных вытолкали прикладами на улицу, посадили в машину и повезли в Терпицкий лес. Рядом с Надей сел Терехов, прошипел:
— Сам расстреляю.
Первой взяли из машины Лидию Ивановну. Раздался выстрел. Затем Терехов вытолкал Надю… Остановились у неглубокого окопа. На дне его лежала Лидия Ивановна, уткнувшись лицом в снег. Дулом пистолета палач откинул тугую косу. Надя хотела крикнуть: «Прощайте, Сережа!» — но не успела…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
