Крестьяне охотно помогали партизанам. С деланным огорчением староста Лещев докладывал начальнику себежской хозяйственной комендатуры Вилли Шутту:
— Ничего не сдают, окаянные. Жалятся, самим есть нечего. Что с ними сделаешь? — и разводил руками.
Грешил на своих крестьян «партизанский староста». С радостью несли они ему продукты, знали, что не у фашистов будут они, а у партизан.
А перед избой старосты Зуя-Орлова теперь круглосуточно дежурил кто-нибудь из полицейских. Зуй приказал охранять себя.
Однажды днем к избе подъехали сани. В них сидела женщина. Часовой узнал ее — жена дежурного полицая.
— Что, по хозяину соскучилась? — спросил он, подходя к саням.
В тот же миг оттуда, разбрасывая солому, выскочило несколько человек, и не успел полицай рта раскрыть, как полетел на землю, оглушенный страшным ударом.
Сергей подтолкнул к крыльцу женщину:
— Ну, иди же, Мария, скажи мужу, что вызывают его.
Замирая от страха, с побелевшим лицом и расширенными глазами, вошла она в избу и, — что с нее взять, бесхитростной, — сказала:
— Андрей, выйди, тебя Серега вызывает…
В секунду все смешалось. Предатели боялись даже одного имени Сергея. Партизаны, услышав шум, вбежали в избу. Но было поздно. Зуй успел улизнуть. Поиски ничего не дали. В сенях Володя поддел ногой груду кож и выволок оттуда трясущегося как осиновый лист Варлаама.
— Наконец-то встретились, — насмешливо протянул Володя, — пойдем на свет, поглядим на тебя.
Хлопнул выстрел. Володя обтер рукой пистолет, будто он был замаран.
И на этот раз ускользнул от партизан Зуй. Но оставаться здесь больше не рискнул — перебрался в Себеж.
* * *
Наступила весна. Труднее стало ходить на задания. На лыжах уже не пройти, а следы видны на талом снегу. Ребята грустили, сидели на пеньках и задумчиво смотрели на костлявый, будто похудевший лес.
В один из весенних вечеров командир предложил:
— А не организовать ли нам в деревне танцы? Попляшем, посмотрим, послушаем. Ну как, разведчики?
Предложение с восторгом было принято. Тщательно побрившись, почистившись, отправились в Прошково. Постучались в избу Екатерины Ивановны Ульяненок.
— Накормишь, Ивановна? — спросил у нее Моисеенко.
— А чего ж не покормить, — с готовностью ответила та. — Проходьте, — обратилась она к остальным, — вечерять будем.
— Спасибо, — улыбнулся Сергей. — Мы в клуб сейчас пойдем, а ты тем временем приготовь.
В клуб со всей деревни заспешили девушки. И вскоре послышались оттуда комсомольские песни. Пели так, как будто и не было фашистской оккупации.
А потом горели два моста на большаке Себеж — Полоцк: один между Долосцами и Осыно, другой около Юховичей…
Гитлеровцам все же удалось выследить Марию Николаевну и арестовать. Сначала они спустили на нее собаку. Не испугалась женщина. Упорно говорила одно: не знает, где сын, и все тут. Тогда бить стали. Вся почернела от побоев, а все свое — «не знаю».
Так же вот и Васю Михайлова, брата Ильи, мучили. Били так, что непонятно даже, как жив остался. Ничего не сказал мальчик. Когда повели его казнить, вырвался и под лед озера нырнул. Не дал фашистам убить себя. Об этом партизаны узнали позже.
Однажды, переодевшись в женское платье, Сергей ушел в Себеж. Ничего не выдали Сергею слепые окна тюрьмы. Только когда у него согласились принять передачу, он понял, что мать жива. Никто не заподозрил в бедно одетой крестьянке партизанского командира.
Возвращаясь в лес, Моисеенко случайно узнал, что в Юховичах остановился какой-то отряд. Нужно было узнать, что он из себя представляет. Сергей решил пойти в разведку сам. Он оделся оборванцем, перекинул через плечо сумку, положил туда несколько яиц, взял под мышку курицу.
Юховичи были когда-то имением. От него остался лишь одиноко стоявший среди леса старый барский дом. В нем и расположился отряд.
Сергей подошел к самому заграждению. Во дворе находилось несколько человек, одетых в немецкую форму. Сергей протянул курицу, бормоча что-то себе под нос. Когда к нему приблизились, он услышал, что они говорят по-русски. «Наши, из военнопленных», — подумал Сергей.
— Чего тебе надо? — спросили у него подошедшие.
— Табаку, табаку дайте, — будто испугавшись, жалобно проговорил он.
— Сходи, Василий, принеси, у тебя вроде есть, — сказал один, что постарше.
В это время из дома стали выходить еще люди. Полузакрыв глаза, Моисеенко быстро считал. Человек, стоявший возле Сергея по ту сторону заграждения, внимательно посмотрел на него, хотел что-то спросить, но передумал.
— Совсем юродивый, — тихо проговорил он и отвернулся.
Заполучив табак и отдав за него курицу и яйца, Сергей, не оглядываясь, пошел прочь.
Вечером в Долосцах, в доме Пузыни, партизаны писали листовки:
«Товарищи! Наши русские братья! Вы попали поневоле под влияние бешеных псов-фашистов и пришли сюда, чтобы окрасить кровью своей и своих же братьев нашу родную русскую землю. Народ будет презирать вас. Пока не поздно, переходите к нам, в партизаны, для общей борьбы с врагом».
Подписали листовку командир отряда и комиссар.
Ночью партизаны бесшумно подкрались к Юховичам. Будто стая белых птиц, листовки, брошенные сильной рукой, плавно опустились во дворе перед домом.
Следующий день напряженно ждали: придут ли? Наконец услышали доносившуюся со стороны Юховичей перестрелку. Потом снова наступила тишина. И вдруг на дороге появилось человек двадцать пять. Все были вооружены и в придачу тащили за собой пулемет.
Первое же задание новички выполнили отменно — подорвали машину и уничтожили шесть фашистских офицеров. После этого им разрешено было присоединиться к сергеевцам.
* * *
Разведка принесла весть: снова появился карательный отряд. Остановились каратели в Малееве, в школе. Сергей зло сощурился:
— В шко-ле… — по слогам проговорил он. — Ну что ж, посмотрим.
Взяв с собой двух партизан, Сергей ушел на разведку в Малеево.
Моисеенко всегда ходил впереди. «Я лучше вас лес знаю», — говорил он товарищам, опасавшимся за жизнь командира. Постепенно к этому привыкли.
Вдруг Сергей остановился. Повернувшись, он знаком приказал товарищам оставаться на месте. Потом пригнулся и исчез в кустарнике, по краю окаймлявшем лес. Земля под ногами стала мягче, потом захлюпала. Болотце. Сергей хорошо знал его. Еще несколько шагов, и оно кончится. Перед ним вырос пологий, открытый со всех сторон холм. На самом его верху чернело здание школы.
Моисеенко полз по щетинистому склону холма. Иногда на секунду замирал, слушал. Впереди замаячила фигура часового. Она то растворялась в темноте, то появлялась. Сергей решил подползти к месту поворота, а когда часовой повернется, чтоб идти назад, прыгать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
