«В этом человеке есть что-то скользкое, – говорила я сестре. – Я не доверяю ему, а кроме того, я не люблю людей, которые не смотрят в глаза».
«В каждом мужчине можно что-то найти, если сильно захочешь, – отвечала Лилька. – Оставь их в покое, они взрослые».
Сестра вроде бы была права, но в душе я считала, что мама перестала вести себя как взрослый человек. Она слепо верила каждому слову своего любовника.
«Он сказал, что никогда не оставит меня. Даже когда я буду старой и больной», – повторяла она убежденно.
«А почему ты должна быть больной?» – старалась я остудить ее пыл.
«Ну… потому что старые люди болеют».
Ей было просто необходимо рассказывать всем о своем счастливом союзе. Когда я слушала ее, у меня все чаще складывалось впечатление, что это рассказ о пресловутом треугольнике, потому что постоянно незримо присутствовала жена Ежи, то есть воплощение всяческого зла и несчастий, какие обрушивались на нынешнего маминого партнера.
– Разговор с Ежи Бараном? Да, я помню точную дату, мне трудно будет ее забыть. Это было третьего сентября две тысячи седьмого года… Могу ли сократить свои показания? Нет, не могу, пан комиссар, потому что тогда некоторые факты будут непонятны… «Они и так непонятны», – подумал комиссар угрюмо.
(магнитофонная запись)
Моя сестра производила впечатление человека, уверенного в себе, а как было на самом деле? Когда-то мы были так близки, что понимали друг друга без слов. Но теперь я в общем-то ничего о ней не зна-
ла: как она проводит свободное время, с кем встречается, на какие фильмы ходит? Несколько раз я пыталась вызвать ее на откровения, но она отделывалась шуточками.
И неожиданно передо мной открылась часть ее жизни. Лилька была тогда в Варшаве, а я как раз вернулась с работы и, переодевшись в домашнее платье, принялась за уборку. Вдруг я услышала, что звонят в калитку, выглянула в окно и увидела красивого, высокого мужчину. Он приехал на такси. Я как была в рабочей одежде, так и вышла из дома. Думала, что это какой-нибудь торговый агент, которые в последнее время повадились ко мне часто заглядывать, но, подойдя ближе, я поняла, что ошиблась. У мужчины было такое выражение лица, как будто бы мы с ним хорошо знакомы; я же была уверена, что вижу его впервые.
«У вас ко мне какое-то дело?» – спросила я наконец.
«Я не говору польский», – пробормотал он.
И мужчина продолжал пристально рассматривать меня, а потом достал из портмоне фотографию.
«She is my sister Lilka!» – сказала я.
У него на лице появилось облегчение.
«Are you twins?»
«Yes, we are twins» [29] , – повторила я и сразу же ей позвонила.
«Здесь твой знакомый», – сказала я и протянула мобильник мужчине. Лилька что-то ему растолковывала, он только поддакивал и наконец отдал мне телефон.
«Это коллега с работы, – объяснила моя сестра, – предложи ему кофе, и пусть отправляется. Он остановился в гостинице».
«Но… зачем он приехал?..»
«Приехал… видно, так захотел… Это не твоя проблема».
«Пожалуй, моя, – ответила я сухо. – Мы с трудом понимаем друг друга, да и вообще ситуация дурацкая».
«Дай мне Джона, – сказала сестра на это, – я скажу, чтобы он вернулся на такси в Варшаву. Он не ребенок, сам справится».
«Ты должна встретиться с ним».
«Встречусь, но вечером – сейчас я занята. Я договорилась с генконсулом, бывшей начальницей пана Б. Может, узнаю что-нибудь интересное», – ответила она.
«Перенеси эту встречу и приезжай сюда», – настаивала я.
«Не могу, и не создавай проблем там, где их нет», – вышла сестра из себя.
Закончилось тем, что под окном ожидало вызванное мною такси, а мы с господином Джоном пили кофе, обмениваясь любезными улыбками. На несколько его вопросов я сумела ответить. Объяснила ему, что мы с Лилькой выросли в другом доме, кото-
рого уже не существует. Именно так я и сказала: this house does not exist any more . А ведь это была неправда. С этим домом ничего не случилось, он стоял на расстоянии менее километра от дома, где я пила кофе с Лилькиным знакомым.
Лилька не вернулась вечером, появилась только к концу следующего дня. Она начала с изложения своей беседы с консулом.
«Много интересного я узнала о пане Е. Б.».
«А ты мне ничего не расскажешь о своем знакомом с работы?» – прервала я ее.
Лилька слегка скривилась:
«Нечего особо рассказывать. Он приехал и завтра уедет».
«Значит, он не уехал, а ты здесь? Где ты ночевала? В гостинице, с ним? – спросила я запальчиво. – Это мужчина на одну ночь, по-твоему?»
«Не лезь в мою жизнь в ботинках», – ответила она.
«Ну конечно, со мной всегда так, мне никогда ничего не рассказывают, – прорвало меня. – Я холила, лелеяла маму целый год, а она относилась ко мне как к сиделке».
«Мама в плохом состоянии, сама знаешь».
«Знаю, только почему-то с тобой она говорит о том, что у нее наболело. Я была на кухне и слышала, как она тебе изливала душу. Когда ты ее уговаривала, чтобы она не винила себя за Мистера Бига, мама сказала, что это единственный мужчина, с которым она планировала провести старость».
«Прежде всего, не называй так этого человека, – ответила Лилька, – это была его кличка в другой жизни. Настоящий Мистер Биг не был брачным аферистом».
«Да? – засмеялась я. – Значит, эта туша уже не полна эротизма?»
«Прекрати!»
Когда мы лежали в кроватях, в темноте, Лилька неожиданно начала:
«С Джоном все очень сложно… он меня очень любит. А я его, может, немного, но я не умею с ним быть…»
«Мне он показался очень приятным. И красивым».
«Я, наверное, не гожусь в постоянные партнерши. Всегда убегаю».
«Он даже не знал, что у тебя есть сестра-близняшка. Был очень удивлен. Возможно, тебе следует начать рассказывать о себе?»
«Я не умею», – отрезала она.
Потом были эти выходные. Лиля позвонила мне на работу и сообщила, что привезет маму на субботу и воскресенье в Подкову.
«А мама знает об этом?» – спросила я, почти уверенная в том, что эта идея родилась в ее голове минуту назад.
«Знает».
«И хочет сюда приехать?»
«Я же тебе сказала. Я привезу ее».
Для меня это было так неожиданно, что я даже не попыталась ее отговорить. Идея привезти маму именно сюда была не очень удачная. Лилька, конечно, этого не понимала, она шла вперед как танк, не обращая внимания на то, что происходит вокруг нее. Так было и с Пётрусем, которого она сначала бросила, а затем вновь обрела. Достаточно было одной ее улыбки. Мне кажется, нечто подобное было и с Джоном. Должно быть, она сильно его зацепила, раз он приехал за ней в чужую страну. И наверное, он готов был ей многое простить. А теперь она проделывала свои фокусы с мамой, не думая о последствиях. Ведь для мамы будет очень мучительно сознавать, что она находится в нескольких шагах от своего дома, в который уже не может войти.
Дом стоял покинутый, ставни были закрыты, неподрезанный вовремя виноград выпустил дикие побеги, похожие издали на хищные щупальца. Меня этот вид очень удручал, а ведь я, в отличие от мамы, не провела в нем всю жизнь. Но разве Лилька могла это понять? У моей сестры была толстая кожа, что облегчало ей жизнь. Только я не позволю обидеть нашу маму.
Все это я высказала по телефону.
«Ты закончила?» – спросила сестра коротко.
«Закончила», – ответила я холодно.
«Единственное, что я тебе скажу: самое главное – выманить ее из дому».
«Но не сюда! Это как сыпать соль на рану».
«Куда угодно! Понимаешь?» – крикнула Лилька.
«Так почему не в пансионат на побережье?»
«Потому что там слишком много людей!»
И сестра с мамой приехали.
В субботний вечер они сидели на веранде. Я после ужина мыла на кухне посуду, окно было открыто настежь.
«Габи говорила мне, что тебя искал какой-то англичанин», – услышала я мамин голос.
«Ну да, – ответила, помедлив, моя сестра. – Забеспокоился, что я не отвечаю на звонки».
«Это коллега по работе?» – расспрашивала мама.
«Один из директоров банка, мой офис подчиняется как раз ему».
«Но надо полагать, он появился здесь не по этой причине».
«Ну нет… стоит ли об этом говорить, мама?»
«Я хотела бы немного узнать о твоей жизни».
«А я хотела бы того же от тебя».
«Обо мне ты все знаешь, я вела себя безрассудно».
«Потому что, мама, ты романтичная. А я из тех… рассудительных».
«Как Джейн Остин [30] . Она осталась старой девой. Надеюсь, тебе это не грозит. Тебе будет грустно без мужчины. Сейчас ты еще можешь это не осознавать».
«А тебе грустно?»
«В моей жизни уже нет места таким вопросам», – услышала я, и у меня сжалось сердце.
В тот день с утра я ощущала какое-то напряжение, и это мгновенно передалось моим подопечным. Дети-аутисты бывают иногда как сейсмографы, которые реагируют на малейшие колебания в природе. Они вроде бы замкнуты в собственном мире, но в него проникает гораздо больше, чем нам кажется. Шестилетний Адась не сводил с меня глаз, и я видела в них страх. Я старалась улыбаться ему, но это было очень трудно.
