Андрея Зубова, говорят, уволили с места работы. «За взгляды». Это обсуждается на каждом углу, в привычном контексте: проклятая деспотия запрещает думать.
Однако я помню, когда именно что за «взгляды» травили (и так же изгнали с должности) Игоря Фроянова.
Вклад в науку Фроянова и Зубова — вообще несопоставим: первый — крупный историк и мыслитель, второй — увы, нет.
Тем не менее, никому среди демократической общественности не пришло в голову вступаться за Фроянова — напротив, демократическая общественность в те дни на должном уровне поддерживала всяческую травлю и даже, не поверите, писала коллективные письма (но, естественно, «по зову сердца»).
Эти люди, в той ситуации, когда события отражаются зеркально, — себя не узнают никогда и ни при каких условиях.
Что до Зубова, то даже в дни его «изгнания» я вынужден сказать следующее: он имеет право высказывать любые взгляды, писать свои книжки и статьи, как писал до этого. Но преподавать историческую науку «подрастающему поколению» таким персонажам категорически не рекомендуется. Я посмотрел бы, как на Украине потерпели бы историка в государственном вузе, который стал бы рассказывать, что, к примеру, никакой Украины не было, и украинского языка тоже не существует, потому что синтаксис этого языка идентичен русскому. Вылетел бы в два счёта такой историк, и никто здесь даже голос не подал бы в защиту.
Хотя отчего я в сослагательном наклонении: наверняка такие случаи имели место, но это ж «их внутреннее дело» и «они сами разберутся». Ну, вот и здесь «сами разбираются». Как вы любите.
* * *
Если прогрессивная общественность реально за мир (мы не верим, но предположим) — она должна сейчас, сегодня, немедленно всесторонне высказаться за необходимость срочного присутствия ОБСЕ на Юго-Востоке Украины. Весёлые начальники новой Украины уже пообещали вчера давить и душить всех сепаратистов — ну, фактически они объявили гражданскую войну серьёзной части своей страны («сами разберутся», как Юрий Юлианыч Шевчук увещевал меня в самом начале этой истории — вот сейчас и начнут разбираться).
Чтобы не было войны, а одна сплошная демократия, как вы любите: пусть приходят наблюдатели, и Юго-Восток выбирает себе будущее.
Впрочем, я думаю, что прогрессивная общественность придумала себе другое, никогда не утомляющее занятие на ближайшее время — повторять: скоро-скоро-скоро всё рухнет, скоро вы все пожалеете, ох, скоро.
Ну, тоже дело, конечно.
* * *
По поводу Крымской войны. Той, середины XIX века, где Лев Толстой сражался (после того, как повоевал в Чечне).
С чего началось.
Россия тогда ввела войска в Молдавию и Валахию, принадлежавшие Турции (которая в своё время, соответственно, захватила то, что ей не принадлежало.)
Но, почувствовав, что «просвещённая Европа» осуждает «российскую военщину» (началась массированная кампания в европейских СМИ, всё «цивилизованное человечество» потребовало осудить агрессора), Николай I, представьте, вывел войска.
«На фиг, на фиг, — решил Николай I. — Может, правда, что-то не то сделали».
Хотя отлично знал, что сделал всё верно, пытаясь остановить британское продвижение на Восток.
(Кстати, ровно половину населения Турции составляли на тот момент славянские народы, которые, мягко говоря, находили такое положение вещей несколько неприятным.)
Вывел войска и думает царь-батюшка: ну, обошлось.
Между тем, против России уже изготовились воевать Англия, Франция и Италия. (Все эти просвещённые страны очень болезненно переживали проблемы столь милого, любезного и даже родного им турецкого народа.)
И что вы думаете, просвещённая Европа передумала воевать? Как бы не так.
Французский император Наполеон III сказал тогда: «Мне всё равно, желает ли Россия очистить княжества или нет, но я хочу ослабить её и не заключу мира, пока не достигну своей цели».
Ни дать ни взять — Барак Обама. Спичрайтер у них точно общий.
Кстати, выражение «колосс на глиняных ногах» по отношению к России придумали именно тогда. Кто? Немецкие либералы.
…Да, надо напомнить, что к Англии, Франции и Италии присоединились, конечно же, Австрия и Пруссия.
Знаете, что тогда Тютчев написал? О, это очень актуально для России последних десятилетий: «Нашу слабость в этом положении составляет непостижимое самодовольство официальной России, до такой степени утратившей смысл и чувство своей исторической традиции, что она не только не видела в Западе своего естественного противника, но старалась только служить ему подкладкой».
И ещё, по тому же поводу, в письме Тютчев писал: «Только глупцы и изменники этого не предвидели».
* * *
Любопытно: во время Крымской войны XIX века, в 1854–1855 гг., помимо «демократов» того времени, болезненно воспринимавших удачи России и с некоторой радостию — неудачи, имелись ещё и славянофилы. В целом славянофилы были несравненно умнее и глубже большинства современных националистов, но…
Но вот удивительный факт: часть славянофилов всерьёз считала, что России поражение будет полезнее, чем победа, потому что Россия не в полной мере отвечала идеалам славянофилов.
И вообще им нестерпимо хотелось издавать собственный журнал.
Им позволили издавать свой журнал — и это совсем скрасило потерю Севастополя. Зачем Севастополь, когда можно нести идеалы в народ. Правильные, славянофильские идеалы!
Вменяемых людей всегда было крайне мало. Со славянофилами как раз очень ругался Тютчев, который многие годы прожил за границей и отлично знал Европу и все её «европейские ценности».
Тютчев был такой, знаете, типа Лимонова. Седой, вспыльчивый, саркастичный. Тонкие губы. Жёны, любовницы. Очень страстный. Читал газеты (т. е. жил насущной политикой и мог, как заметил Вадим Кожинов, увидеть в этой политике движение и пульс истории). Имел общение и с националистами, и с либералами. Издевался и над либералами, и над националистами. Интересы Отечества ставил превыше всего.
Тютчев, конечно же, был аристократ, всё ясно. А Лимонов — он вроде как подросток Савенко из Харькова. Но Тютчеву тоже политикой не давали заниматься — держали на расстоянии: мол, вы слишком горячи, Фёдор.
На самом деле они оба, конечно же, аристократы.
* * *
Александр Герцен, один из столпов русской демократической мысли, писал в 1851 году:
«Вся Европа на все лады, в парламентах и в клубах, на улицах и в газетах, повторяла вопль берлинского “Krakehler”: “Русские идут, русские идут!” И, в самом деле, они не только идут, но пришли… Никто не знает как следует, что же собой представляют эти русские, эти варвары, эти казаки…»
«Цезарь знал галлов лучше, чем современная Европа знает Россию… Это высокомерное невежество Европе более не к лицу».
И далее, великолепно:
«…каждый раз, когда она станет упрекать русских за то, что они рабы, — русские будут вправе спросить: “А вы, разве вы свободны?”».
«Скажу ещё раз: если ужасно жить в России, то столь же ужасно жить и в Европе… Привилегия быть выслушанным и открыто сражаться уменьшается с каждым днём; Европа с каждым днём становится всё более похожей на Петербург; есть даже страны, более похожие на Петербург, чем сама Россия».
«Я чую сердцем и умом, — писал Герцен позже, в 1857 году, — что история толкается именно в наши (русские) ворота».
И ещё: «Народ русский, — говорил Герцен, — для нас больше, чем родина».
У Александра Герцена можно найти и другие цитаты, про реакционную Россию, живодёра Суворова; и разделанную на части Польшу ему было жалко… но вообще он являл собой тип глубоко русского человека, яркого, вдохновенного — и уж точно то, что он был в силах произнести про Европу и Россию полтора века назад, — сегодняшние демократы не скажут вслух никогда. Язык отсохнет.
* * *
Был такой мыслитель, Николай Яковлевич Данилевский, написавший великий труд «Россия и Европа» и оказавший серьёзное влияние на Шпенглера и Тойнби. Между прочим, он долгие годы жил в Крыму (купил там себе имение на Южном берегу), к нему приезжали в гости славянофилы Аксаков и Страхов, и Лев Николаевич Толстой тоже.
Начинается «Россия и Европа» со следующего размышления. Как же так получается, — вроде бы удивлённо, но на самом деле не удивлённо вопрошает Данилевский, — вот Пруссия и Австрия не так давно взяли и напали на Данию, самое либеральное государство Европы, — и никакая европейская демократия за эту Данию не вступилась, никто не посчитал это проблемой, достойной военного участия. Напали и напали. Но едва Россия начала войну с Турцией, как тут же Англия и Франция возмутились ужасными действиями варварской империи и бросились на защиту турков.
«Откуда же это равнодушие к гуманной Дании… и это совершенное неуважение к самым законным требованиям России?» — восклицает Данилевский.
