Режиссёр это заметила и строго сказала:
– Но завтра всё делать по-настоящему. Это театр.
Зато главная героиня, видевшая близко мои глаза, по которым можно было прочесть многое, поняла мою нерешительность. Ибо только она могла рассмотреть выражение склонившегося над нею лица, и она шепнула:
– Можешь поцеловать в лоб.
Так я, собственно говоря, и сделал во время премьеры. Вбежал в, так называемую, избу, произнёс текст и отчаянно поцеловал Таню в лоб. И до сих пор у меня перед глазами стоят её испуганные за меня глаза, а на губах чувствуется вкус пудры. Лоб-то у неё был напудрен в полную меру.
Второго поцелуя не получилось, так как меня в это время призвали в армию, и следующий спектакль мою роль исполнял другой актёр. А память об этом поцелуе у меня осталась на всю жизнь.
Живи для меня!
Новичок в палате
На место выписавшегося счастливчика Роберта в середине дня, когда мы успели пообедать и вернулись в свою палату, к нам положили нового больного, интеллигентного вида пожилого человека в очках, стёкла которых охватывала тонкая золотая оправа, ещё не совсем седого. Его привезли на каталке в сопровождении женщины средних лет, как стало ясно из разговора, дочери. Две санитарки довольно крупного телосложения легко, как пушинку, перенесли тело пациента с каталки на кровать, укрыли его одеялом, сказали, чтоб он лежал спокойно в ожидании медсестры, и тут же удалились, увозя перед собой устройство для перемещения больных.
Дочь, обнаружив тумбочку, открыла покосившуюся дверцу и уложила внутрь принесённые вещи, доставая их из большой кожаной сумки. Тут была и одежда, и чашка с иностранной надписью, и стакан, и ложка с вилкой, и бутылка с минеральной водой, и фрукты – лимон, апельсины, бананы, яблоки. Воду и стакан она поставила на тумбочку. Фрукты, поколебавшись, тоже положила сверху.
Новый больной, слегка улыбнувшись, сказал:
– Да к чему мне всё это, доча? Я же их есть не буду.
– Будешь, папа, – безапелляционно ответила женщина. – Надо есть фрукты. И я побегу, а то мне пора на лекцию.
– Поцелуемся на прощанье, – донёсся с постели слабый голос.
Дочь наклонилась, целуя отца и говоря:
– Да, я, может быть, ещё заскочу сегодня, если успею.
– Зачем, доча? Не утруждай себя. Со мною всё в порядке. Я уже скоро встану.
– Ни в коем случае не вставай. Лежи. И прошу тебя, не переживай так. Ничего уже не сделаешь, а жить надо. Пока.
Женщина накинула на плечо чёрную сумку, помахала приветственно рукой и вышла из палаты.
Тут же появилась медсестра с тонометром в руках. Она подошла к новому больному с левой стороны, не говоря ни слова, достала из-под одеяла его левую руку и стала измерять давление. Затем, всё так же молча, достала из кармана коробочку с таблетками, положила одну в ладонь больному, произнеся:
– Выпейте.
Она налила из бутылки воду в стакан, подала его больному и тут же вышла.
Только теперь я решился с ним заговорить.
– Что у вас?
– Подозревают инфаркт. Да как же ему и не быть, когда…
Новый больной поставил стакан на тумбочку и повернулся ко мне всем телом. На лице написано страдание. Брови сдвинулись, глаза наполнились слезами.
Я поспешил сказать:
– Дочь просила вас не переживать.
– Да, это правда, – ответил больной, которому, по моим представлениям, было лет семьдесят. – Переживать мне нельзя, только как это сделать, я не знаю. Вот я вам расскажу сейчас, если хотите, как на исповеди свою историю. Может, полегчает.
– Я вас слушаю.
Старик вытер кулаком глаза и начал рассказ. Говорил он медленно, часто останавливаясь, переживая и, видимо, представляя всё то, о чём рассказывал.
Такое счастье, когда тебя любят!
…Я со своей женой познакомился пятьдесят лет тому назад. Мне сейчас семьдесят четыре года, а тогда, стало быть, было двадцать четыре. Но я помню всё, как если бы это было вчера.
Наша семья тогда жила в Ялте на Севастопольской улице в двухэтажном старом доме, построенным из диорита, – есть такой камень в Крыму. Сейчас такие дома не строят. Комнаты большие, потолки высокие. Квартира, правда, у нас была небольшая – две комнаты, кухонька и просторная веранда, на которой отец даже устроил лимонарий – посадил в кадках несколько лимонов, и они давали плоды. И стояла там ещё кровать, на которой иногда спал я, а иногда папа. Один мой брат учился в институте в Симферополе, сестра, старше меня на три года, уже была замужем и жила отдельно, а старший брат, неженатый, жил с нами.
Как-то летом сестра пригласила свою подругу Юлю, бывшую сокурсницу по техникуму, к нам погостить. В Ялту все с удовольствием едут. Приехала и она. Весёлая, улыбчивая, волосы тёмные и пушистые до плеч, глаза глубоко посажены и всё время прячутся за ресницами, так что я даже не сразу рассмотрел, что зрачки зеленоватые. Груди у неё были в меру полные, но не вызывающе, роста она была сантиметров на двадцать ниже меня, хотя это я никогда не замечал, всё казалось, что она такая же, как я.
А надо сказать, что работал я тогда в горкоме комсомола. Работа среди молодёжи, девушек вокруг меня было, хоть пруд пруди. Однако из-за постоянных вечерних мероприятий – то рейдовые проверки, то комсомольские вечера, то собрания – времени на свидания и влюблённости у меня никогда не оставалось. Влюблялись в меня девчата, но мне всё было не до того.
Помню, во время одного из походов в горы у меня порвалась куртка. Я не обратил на это внимания. Но когда мы улеглись все вместе в палатки ночью, то секретарь комсомольской организации хлебокомбината Валентина, ничего мне не говоря, села у костра и починила мою куртку. Её любовь ко мне чувствовалась, но я едва успевал это замечать.
Одна девушка пришла как-то ко мне в кабинет и заявила, что уезжает навсегда, так как любит меня и не может вынести того, что я этого не вижу. Я тогда сказал: «Так в чём же дело? Всё ещё можно поправить». Однако она уже приняла для себя решение и уехала.
Такие у меня были отношения с девчатами. Приглашал я их на комсомольские мероприятия, и дело тем ограничивалось. Смотрел я на красавиц только с точки зрения полезности в общественной жизни, и о свиданиях даже не думал.
А тут, надо же, прямо у меня дома такое чудо природы, скромная, независимая. С первого же взгляда на неё я почувствовал непреодолимое желание её обнять. Она подаёт руку при знакомстве и глазами так весело смотрит. Сестра что-то щебечет об их совместной учёбе в техникуме и что Юля спортсменка, смелая, прыгала с парашютом. Она казалась мне фантастически необыкновенной. Успела окончить институт и теперь работала научным сотрудником в ГИПХе – так тогда назывался государственный институт прикладной химии.
Но если бы вы знали, насколько малое значение для меня имели все эти сентенции. Я о них и не думал. Просто влюбился в Юлю, в её глаза, в её тонкие губы, в фигурку с напряжённой грудью, в весёлый смех и одновременно в серьёзность. Так влюбился, что на следующее же утро после знакомства поцеловал Юлю, но не так, как обычно целуются. Произошло это неожиданно для меня самого.
Дело в том, что кровати лишней для Юли у нас не было, так что положили её спать на раскладушку, которую поместили посреди большой комнаты. А мы с братом спали в другой комнате, поменьше. Утром я встал умываться, вошёл в большую комнату, а Юля ещё спала или делала вид, что спит. Скорее всего, что притворялась спящей до тех пор, пока все в квартире начали вставать и ходить по комнате.
Отец ещё дремал на веранде. Мама хозяйничала на кухне. Я, проходя мимо Юли, совершенно был уверен, что она спит. Девушка была прекрасна своей какой-то беззащитной юностью, и до того меня потянула какая-то сила к ней, что я не удержался, наклонился над её лицом и коснулся губами её губ. Ну, не знаю, как можно было при этом не проснуться, только Юля глаз не открыла, а я тут же отклонился и торопливо пошёл умываться.
Так началась наша любовь, потому что Юля, разумеется, догадалась, кто её поцеловал, хоть она ничего не сказала по этому поводу, сделала вид, что ничего не произошло. А у меня эта картина, когда я наклоняюсь для поцелуя, боясь, что она проснётся, до сих пор стоит перед глазами, хотя прошло с тех пор пятьдесят лет. И второй поцелуй случился очень не скоро. Юля побыла у нас несколько дней и уехала к себе в город Саки. Есть такой курортный город в Крыму, где лечат грязями.
Те дни, что она у нас жила, с нами постоянно были мои брат и сестра – мы гуляли по набережной, купались в море, ездили по разным достопримечательным местам, так что наедине с Юлей побыть мне не пришлось. Уезжая, Юля приглашала всех к себе в гости, оставила адрес. И я первый решился её навестить. В ближайшее воскресенье собрался утречком, проголосовал на попутный грузовик в Симферополь, а оттуда так же на попутке добрался до Сак. В то время попутный транспорт был очень популярен: и дешевле, и быстрей.
Я сошёл с машины перед Саками, нарвал букет полевых маков и ромашек и явился с ним к моей возлюбленной, не представляя, как она меня встретит. А она, как увидела меня в дверях, так закружилась на месте, радостно крича: «Приехал! Приехал!»
