– Идите к шутам! – прохрипела она.
– Вилена! Это уже не смешно! Я просто выломаю дверь!
– Пошел вон! – повысила она голос.
– Я не шучу. Открой дверь. Пожалуйста!
– Пошли вон, все! Убирайтесь! Оставьте меня в покое! Вон! Идите вон! – Она кричала хриплым, сорвавшимся голосом, безумно смотря на дергающуюся ручку. Ноги тряслись, нервы были на взводе, и это отражалось на ступнях, а ИВ, словно не слышал ее:
– Вилена, Ви! Дорогая!
– Еще одно движение и я отпущу руку. – угрожающе сказала она, блефуя, но тут же поднялась на ноги, выставив себя в открытом окне, примеряясь, насколько у нее хватит сил, прыгнуть с него.
– Ви, не смей! Все, все! Я отойду. Только не делай глупости. Сама будешь жалеть. – ИВ прислушался, что-то слабо стукнуло, затем по полу зашлепали босые ноги. Долго не могла справиться с замком, открыла, высунула белое как полотно лицо, без кровинки, даже в уголках глаз:
– В этом доме можно найти покой, или мне всех уволить? – совсем прозрачные, потерявшие свой голубой цвет майского неба глаза глянули на него, Виен не узнавала мужчину, он был размыт в ее восприятии.
– Вилена! – ИВ стоял у двери, совсем рядом с ней и ему казалось, что женщина его не видит, настолько безжизненными были глаза. – Виленочка, милая! Ты взрослый человек. Давай поговорим, спокойно.
– Пошел вон! Иди, разговаривай с ним! Я видеть никого не хочу! Убирайся!
– Ви!
– Меня нет! Нет меня больше! Он вычеркнул меня, как ненужную строку в письме! Стер, нажав клавишу «Delete»!
– Вилен! Вот, что ты говоришь?! – боясь даже пошевелиться, мужчина пытался вернуть ее словами.
– Я больше никто! Нет у меня имени! Безымянная я! – Силы покидали ее, Виен, почувствовал, как подкашиваются ноги, захлопнула дверь и сползла. Боль в руке вернулась, застонала. ИВ подскочил к двери, присел, слыша где она расположилась, тихо – тихо позвал:
– Вилена! Ты есть, ты всегда будешь.
– Не поминай больше это имя! Оно умерло! Утонуло! Сгорело, вместе с моей душой! – выкрикивала она каждое слово.
– Вилена! Подумай о девочках.
– О! – взвыла она и сорвалась на хохот, истерически, всхлипывая. – Шантаж! Опять шантаж. ИВ, хоть ты не опускайся до них. Уйди! – Всхлипнув пару раз, обессилено протянула ноги, опираясь здоровой рукой, но уже более спокойно добавила, подняв к потолку опустошенные глаза. – Уйди.
– Вилен! – Последний раз попытался мужчина обратиться к ее разуму.
– Имени этого не называй, безымянная я, отныне! – То ли пропела, то ли простонала. Просто оторвала голову от двери, махнула рукой, зацепившись здоровым плечом о дверной косяк, чтобы не грохнуться, попыталась подняться. Ноги скользили, ухватилась за ручку, поднялась, и ИВ услышал шарканье ее ног.
– ИВ! – Позвал Михаил: – Ты так ничего не добьешься. Ну, день еще, и она придет в себя.
Им в спины ударила волна громкой музыки: «Расставанья маленькая смерть….» – все громче и громче, повторяясь, как только закончится.
– Ты ее не знаешь! – в ужасе проговорил ИВ, совсем не зная, что делать. – Они с девчонками, ненормальные!
– Смотря, какой линейкой, ты измеряешь эту норму! – Присоединился к их разговору Игорь.
– По общепринятому стандарту! – сгорбился, уставился в пол и прошел мимо них.
– ИВ! Не кипишуй! Она дома, считай, что у меня был глюк. – Окликнул Михаил. ИВ оглянулся на дверь, за которой, под неимоверным криком колонок, пряталась Вилен. Громкость – уже было отклонение от его Вилены, которую он знал много лет. Слезы, крик, внешний вид – такого он не видел за все годы их знакомства. Он почесал затылок, затем подбородок: – Смерть и то лучше выглядит! Пойдемте, работу никто не отменял.
– А где Жан? – Михаил выдал наружу то, что мучило всех служащих, – что вообще происходит?
– А я знаю?!
– И я не знаю. – пожал плечами Игорь. – Я хотел позвонить, но как-то не решился.
– Я, даже не пытался! – Бросил ИВ, ускорив шаг.
– Он вне зоны, все эти дни. Надо звонить детям. – Михаил смотрел на ИВ, молчаливо намекая.
– Почему я?
– Потому! ИВ, ты же сам знаешь почему.
****
Вилена смотрела в зеркало и видела совершенно чужое лицо. Черные потухшие волосы торчали в разные стороны. На пергаментно-белом лице выделялись черные круги глаз, с бесцветными зрачками. Синие губы, потрескавшиеся, высохшие. Рука изогнута в другую сторону. Из ранки текла кровь, но уже не алая, а совсем белесая.
– Белые делают ход и побеждают. – Глядя на струйку, произнесла она и вернулась к зеркалу. – Вот блин! В воде не тонем, в огне не горим! Зато руки ломаем. Может шею сломать? – Она как смогла, умыла лицо, стащила мокрые вещи, взвыв, снимая их с поломанной руки. Немного подумав, зашла в душ. Одевшись с трудом, прошла в гостиную, открыла бар, из первой бутылки полила на рану, скривилась от боли: – Что же так больно? Давно пора привыкнуть… – Стонала, растирая руку, слыша как кости под кожей перемещаются. Затем выпила, прямо из горлышка. – А может искупать себя этим и испробовать огонь? Вдруг получится…. А если нет? Жить в шрамах? Хотя, какая разница. Гадюшник – то, точно сгорит, синим пламенем, а я нагреюсь…. Наконец-то нагреюсь….
Не выпуская бутылку из рук, пошла в зимний сад, забилась в самый дальний угол и затихла.
Хлопали двери, сновали люди, орали птицы. – Нет! Это невыносимо! В норку, в свою норку. Буду маленькой серенькой мышью. – вернулась к себе, заперла все двери, бросила опустевшую бутылку прямо на пол, легла в кровать и укрылась с головой. – Я не мышь и даже не крот. Я слизняк. Скользкий, мерзкий, безликий. – отключаясь, нашла себе новое имя.
Глава 8
Свет яркого солнца пробивался сквозь шторы и одеяло, Виен стащила его с головы, уставилась на окно. В соседней комнате тихо разговаривали, но она не могла разобрать ни слов, ни интонации. Она даже не узнавала голоса:
– Странно! Обычно я слышу все, особенно то, что не хочу. – полежала, пока к свету привыкли глаза. Поднимаясь, вспомнила о руке, на ней была тугая повязка, боль ушла, лишь небольшой дискомфорт. Сползла с кровати, привела себя в порядок, если так можно охарактеризовать ее действия. И опять уселась у окна. Вспомнила что-то, нахмурила брови:
– А где ТО, что так просто разрушило мою жизнь? И где тот, что забрал у меня все? Даже такой пустяк, как смерть?! – пауза, вздох, взгляд на свое отражение в стекле. – Что я теперь? Кто я теперь? Зачем мне надо это существование? – Скатилась с кушетки и тишину разорвала, в сотый раз: – «Там, где ты – нет меня. Там где я»…..
Приоткрылась дверь и в комнату вошли, но она не повернулась. Ей было индифферентно, ходят здесь, видят ее или слышат, кто ходит… Она была слизняком. Для себя. А они не парятся на чей-то счет. Что-то говорили – она не слушала. Закончилась песня – повторять не стала. Поняла, что лень сделать даже и это. Прошла мимо кого-то и села в углу сада. Так же бездумно переместилась назад, улеглась в кровать. Просунула руку под подушку, ничего не нащупала. Вскочила и отбросила подушку в сторону, раздался грохот, сбила какой-то предмет. Вилен не обратила и на это внимание, сорвала простыни, затем матрас. Крик ужаса вырвался из груди, и Виен, как сумасшедшая, забегала по комнате, переворачивая все, ища маленький клочок бумаги, обрывок, где осталась вся ее жизнь.
– Мама! – услышала она в другом измерении голос Вел. – Что ты творишь? Ты можешь сказать, что ищешь, мы поможем. – Виен не ответила, просто разучилась это делать. Стон заглушал слова, которые пробивались к ней. Заметила корзину для грязного белья, пошла к ней, вывалила все на пол, проверила каждую вещь. Записка нашлась в кармане халата. Не читая, прижала к груди, села на окно и, застонав, расплакалась, раскачиваясь как маятник. Затем стон сменился всхлипыванием и причитанием: «За что?!»
Вел пыталась вытащить листочек из рук мамы, не подходя, но сопротивление матери было сильно. Она срослась с этим клочком.
– Вел! Не надо. – попросил Эд, почерневший от вида, так полюбившейся ему, этой низенькой женщины, не столько матери его любимой, или жены его отца, а как друга.
– Я хочу знать, что там, в этой бумажке.
– Узнаешь, хотя и так понятно, что ничего хорошего. – Они вернулись по тревожному звонку и просто ужаснулись плачевным зрелищем, принялись приводить Виен в чувство, так и не успев узнать конкретно причину.
– Тебе понятно?! А мне нет! Просто так она бы до такого не дошла! – Вел была на взводе, не контролировала тон, не взвешивала эмоции.
– Не повышай голос. – Эд подошел к ней: – Не я обидел маму.
– Прости.
Дэн прикладывал все силы, чтобы успокоить Ви, правил ее ауру, убаюкивал душу, но она и ему не поддавалась, закрывалась иголками, или пряталась в раковину. Так прошли еще одни сутки, но уже с ними.
А Виен влачила свое новое существование – просыпалась в три утра, садилась у окна, почувствовав солнце, одевалась, выбиралась в сад, совсем ненадолго, пока солнце не покинет ее окон. Как лунатик, возвращалась и забиралась в холодный душ, иногда забыв даже снять с себя вещи. Сразу ложилась, впадала в сон, тяжелый, пустой. Все было как сомнамбулизм, но сегодня, найдя листок, появились эмоции.
