Я потащился вместе с Гераклом под Фемискиру, столицу амазонок. Дочурке микенского ванакта страсть как захотелось заполучить пояс Ипполиты, который, якобы, давал его носительнице право повелевать всеми воинственными девами, а Эврисфею было все равно, куда отсылать героя — лишь бы подальше. Нам пришлось драться с женщинами из-за полоски кожи с несколькими драгоценными камнями, ты представляешь? В конце концов Гераклу достался пояс, а мне — Антиопа, советница царицы. Да я и не возражал. Антиопа так Антиопа, какая разница.
Знаешь, она ведь была красавица. Золотые косы до колен, очень белая кожа и глаза синие, почти как у… впрочем, неважно. Гордая амазонка влюбилась в правителя Афин Тесея и родила ему сына Ипполита. Афродита, должно быть, наслаждалась своей шуткой — все женщины, насильно увезенные из родного дома, падали к моим ногам спелыми яблоками. Я говорил тебе, что не люблю яблоки? Антиопа погибла через несколько лет, в бою, когда амазонки пытались взять Афины приступом.
Потом — дикая история с Федрой. Помнишь свою младшую сестренку? Она, конечно, была еще слишком мала, когда ты… Ну, в общем, Девкалион, став царем Крита вместо твоего отца, предложил Афинам союз, который следовало скрепить свадьбой. Конечно, я согласился — это было в интересах государства. Ипполита, по просьбе деда, я отправил к нему в Трезены, подальше от мачехи. Мальчик был хорош, как Адонис — весь в мать. Мне кажется, Питфей предчувствовал беду, только отвести ее все равно не удалось. Не смотри на меня с таким упреком! Да, ты рассказывал о проклятии этой пеннорожденной стервы, но я посчитал себя в безопасности — ведь мы с твоей сестрой не любили друг друга. Кто же знал, что Федра, отправившись с визитом к Питфею, влюбится в пасынка до умопомрачения? Ну, и когда тот приехал на Панафинейские игры, попыталась забраться к нему в постель. После отказа мальчишки она не нашла ничего лучшего, чем повеситься на дверях собственной спальни, оставив дикую записку, где обвиняла Ипполита во всех грехах, которые сумела придумать. Я сразу отослал парня обратно к деду. В городе шептались, будто я его проклял, только мне было плевать — через годик-другой эта история покрылась бы пылью, а потом и вовсе забылась, но… Случайность — нелепая, дикая: просто гроза, узкая тропинка над морем, высокие волны. Кони понесли, и он не смог их удержать, понимаешь? Я немедленно бросился в Трезены, когда от Питфея прибыл гонец, но погребальный костер уже прогорел, и мне остался только пепел. На деда было страшно смотреть, он меня поначалу и видеть не хотел, кричал, что это я виноват в гибели мальчика. На следующий же день на базаре шептались, будто я выпросил у Посейдона смерть Ипполита, потому что поверил записке жены. А я… я…
Твоя рука тянется к моей щеке и вытирает… слезу? Может, это просто вода капает с потолка пещеры? Но ты обнимаешь меня за плечи, а я наконец-то утыкаюсь носом тебе в грудь и даю волю рыданиям, которые недостойны взрослого сорокалетнего мужика, правителя и героя, но вполне простительны семнадцатилетнему юнцу, которым я сейчас себя ощущаю.
Строфа третья. Тесей
Меня качает на ладонях утро, и мир затянут розовым туманом, и горькие полуденные травы мне аромат вливают прямо в душу, морскою солью выбелено небо над кудрями седого океана, и только ты…
Харонова задница!!! Водопад, внезапно обрушившийся на меня сверху, был таким холодным, что на миг перехватило дыхание, и вся мечтательная чепуха тут же вылетела из головы. Должно быть, смыло. Фыркая и отплевываясь, я вскакиваю со скамьи, на которой тихо и мирно лежал до этого вопиющего, бессовестного… стоп, как это лежал?! Я же завтракать собирался? Передумал, значит.
Повернувшись к неведомому доброхоту, я хотел было как следует поблагодарить его за заботу обо мне, но поперхнулся готовой к употреблению фразой. Теперь мне понятно, почему молодые воины боятся Астерия как огня. Вам случалось попадать в шторм в открытом море? Когда небо и вода смешиваются в одно целое в черном кипящем котле, когда молнии со всех сторон прошивают мироздание раскаленными стрелами, когда рев ветра заглушает не слова — мысли — и вбивает твое собственное дыхание тебе же в глотку? Так вот, я бы согласился сейчас оказаться посреди этого буйства в маленькой двадцативесельной скорлупке, только бы не смотреть Астерию в глаза.
— Ты что же творишь, сын Ехидны? — От страшного свистящего шепота по спине галопом понеслись стада мурашек. — Если ты твердо решил покончить с собственной никчемной жизнью, тогда заберись на Матальскую скалу и разбей свою пустую голову о камни — избавишь остальных от лишних хлопот. Я бегаю вокруг него, кудахча, как наседка над цыпленком — и, между прочим, не я один — а ему, видите ли, приключений на собственный афедрон не хватает. В следующий раз, когда надумаешь уделить время любовным утехам, иди лучше сразу на площадь перед дворцом, чтобы не заставлять любопытствующих за оливами прятаться.
Или я еще не проснулся, или сошел с ума. Или и то и другое одновременно. Я незаметно ущипнул себя за бедро и тут же стиснул зубы покрепче, чтобы не выругаться. А выругаться хотелось примерно так же, как выпить холодной воды в жаркий полдень. Ясно одно — Астерий видел нас с Ариадной, и то, что он видел, ему не понравилось. Интересно, он меня сразу убьет или даст помучаться? Моя немота, кажется, разозлила его еще сильнее.
— Ну, что же ты молчишь, герой? Или тебе язык откусили в порыве страсти? — он всмотрелся мне в лицо и с сожалением покачал головой. — Боги, да у тебя последние мозги в чресла ушли! Ты думаешь, что я пришел сюда вступаться за поруганную честь сестры? Будто мне есть дело до ваших забав! Ответь мне: ты потрудился узнать хоть что-нибудь о своей возлюбленной, кроме того, как она выглядит обнаженной в лунном свете? Впрочем, это был риторический вопрос. На тот маловероятный случай, если хоть крупица ума случайно застряла у тебя в голове, я расскажу тебе кое-что. Раз в девять лет у нас проводится обряд в честь Великой Богини-Матери — самый главный праздник в году. Он длится несколько дней, в нем участвуют все мужчины и женщины острова, способные покинуть свои жилища. По традиции главной жрицей в этом обряде является женщина из царствующего дома. Однажды, много лет назад, такой женщины не нашлось. Единственная дочь овдовевшего правителя сбежала с острова вместе со своим возлюбленным — говорят, он был финикийским торговцем, — и некому было провести ритуал. На остров обрушилась страшная беда — из моря поднялась огнедышащая гора, черные тучи из пыли и пепла закрыли солнце, земля дрожала у людей под ногами. Многие, очень многие погибли тогда. С тех пор порядок ни разу не нарушался. Ты понял, для чего я тебе об этом говорю?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
