не имеет никакого отношения. И может ты уже нажмёшь на чёртову кнопку?
— Да, прости, Пепе, — извинился Бэбил, нажимая на перевёрнутую «3».
— Смотришь на таких как Па и начинаешь верить, что осириссийцы не столь потерянный народ.
— Конечно, нет! — выпалил Петрос. Он попытался пригладить свои непослушные волосы на затылке, и продолжил. — Хотя есть у нас одна дамочка из их племени, которую я терплю лишь из-за её способностей, но в остальном она просто невыносима. Даже похлеще Чуви в плохом настроении. Кстати, она одна из мусорщиков.
— Серьёзно? — с большим любопытством поинтересовался Бэбил. — И кто же это?
Но Бэбил не услышал имени сложной личности. В этот момент лифт остановился, но он это не заметил, так как обомлел, зачаровано уставившись на Пепе. Тот на секунду закрыл глаза и через мгновение улыбнулся самой широкой и самой лучезарной улыбкой, на которую был способен.
Наверное, Петрос думал, что от этого он будет выглядеть дружелюбней, да вот только это было не так. Гарибальди сейчас походил на злобного гоблина-людоеда, добравшегося до жертвы после долгих недель питания брюссельской капустой.
Лифт открылся, и внутрь ворвалась новая волна шума.
Если в Диспетчерской эта полифония имела ритмику и свой темп, то здесь — в «Научном отделе», это был первородный и непредсказуемый хаос. Везде и повсюду что-то стучало, звенело, крутилось, пыхало или лопалось. Шум дополнялся необыкновенным цветопредставлением: дымом разных оттенков, цветными огоньками, мишурой и светом всех возможных и невозможных оттенков. Отчего основной цвет этажа — голубой, что ещё кое-как выделялся в пластике стен и кафеле, был чуть ли не полностью поглощён этим хаосом.
Казалось, весь этаж представлял из себя один громадный лабиринт, созданный из различных перегородок и стяжек, подпираемыми треснувшими и в спешке отремонтированными колонами, но это было не совсем так. Да, большая часть этажа была отдана под нужды младших научных работников и лаборантов. В их отсеках рождались, цвели и почти мгновенно умирали различные теории, идеи и гипотезы, что тут же формировались в процессе спорных и идейных экспериментов. Чаще всего это заканчивалось казусом и очень редко чем-то серьёзным. Ибо серьёзное происходило в основных лабораториях, вход в которые располагались слева и справа от лифтов до самого конца этажа. Но, упираясь в стену, Научный отдел этим не закачивался. Сворачивая вправо, он сворачивал в длинный и узкий коридор. Вдоль него также располагались двери, и это пространство было отдано в руки высшего научного руководства. Эти комнаты были сделаны из самых крепких и непроницаемых сплавов и материалов, ибо то, что происходит там, в случае провала, могло плачевно отразиться на всём этаже.
Когда Бэбил и Петрос вышли из лифта, шум постепенно затих: от двух престарелых учёных, о чём-то увлечённо споривших, стоя слева от лифта, и так далее до конца этажа. Но не это удивило Бэбила, то была обычная реакция людей, когда где-то рядом появлялся Гарибальди, а последовавшая за этим реакция. Она была какой-то забавно дурацкой.
Все: от юных прыщавых лаборантов в фирменных голубых халатах до почтенных старых учёных в поношенных костюмах, c ужасом посмотрели на Петроса. У многих отвисла челюсть и округлись глаза. Некоторые были серьёзно испуганы, и поэтому решили незаметно скрыться за ближайшей перегородкой. Кто-то наоборот, удивленный тишиной, показывался из своей коморки, но видя Гарибальди, ругаясь, возвращались назад, но уже с неловким шумом по пути. Один из самых молодых лаборантов звучно сглотнул и заскулил. Другой лаборант, с хитрым взглядом, присвистнул и покрутил вокруг виска. Двое стариков, что стояли возле лифта, узрев сияющего пугающим оптимизмом главнокомандующего, тихонько ругнулись, да такими словами, что и не ждёшь их от столь почтенных умов. Бэбил, старательно не обращая внимания на своего друга, кивком головы поздоровался с ними. Петрос же, прожигая окружающих доброжелательностью, смотря на них безумным взглядом серийного убийцы и сияя оскалом гиены, который он принимал за дружелюбную улыбку, звонким, как будто кто-то решил сыграть на ручной пиле, и весёлым, до безумия, голосом возвестил:
— Не отвлекаемся, не отвлекаемся. Я вам ни в коем случае не помешаю. Творите благо для нашего мира или же кару для грешных душой и сердцем. Я просто потихонечку тут с моим старым другом проскочу, чтобы мирно побеседовать с другим моим другом, ну вы знаете, что уж я будто не свой. Кстати, для тех, кто его не знает. Это Бэбил Николас Мендель. Выдающийся агроном и генетик, но также и отличный воин. Когда-то он, как и я, был мусорщиком, и одним из лучших, надо заметить! Теперь же он будет возглавлять Мусорщиков.
Услышав это, многие не на шутку, ещё более чем от доброжелательного оскала Петроса, испугались, а один из лаборантов, в очень грязном халате и с выпученными глазами, резко рванул вглубь зала. Не заметив это, Гарибальди вновь всех оглядел, как удав, что намерен был выбрать себе на обед одну из множества приросших к земле обезьянок, и продолжил:
— В общем, мы пойдём? Никто, я надеюсь, не против? Тогда мы пройдём через боковой проход!
Услышав это, лаборант с хитрым взглядом в мгновение скис и скрылся из виду.
— Би, пойдём, — ещё шире оскалился Петрос. — Чуви будет тебе безразмерно рад.
И они, пройдя мимо сконфуженной парочки престарелых учёных, немного не дойдя до двери, ведущей на лестничную площадку, свернули в узкий проход.
Многие вернулись к работе, и шум стал вновь нарастать по всему этажу, но от Бэбила не скрылась кое-какая деталь. Кто-то всё время выглядывал то из одной загородки, то из другой, почти сразу исчезая. Эта любопытная паническая возня волнами доходила до конца лабиринта отделов младшего и среднего персонала.
Дойдя до конца этажа, они свернули направо и направились в самый конец коридора, где находилась ещё одна дверь. Она была настолько внушительной на вид, что казалось- там проводятся особо опасные эксперименты. Вокруг неё столпилась небольшая группа юных лаборантов (среди них был и хитроглазый). Все они были измазаны в саже и масле и о чём-то увлечённо спорили, но, увидев Гарибальди, вдруг побелели и обмякли(хитрый очень быстро исчез в ближайшей комнате), а затем задрожали, начав обильно потеть. Отчасти это было вызвано милейшей улыбкой Петроса, но при этом они выглядели как настоящие заговорщики.
— Доброе утро! — с пугающим весельем, обратился Петрос к толпе юных экспериментаторов. — Я гляжу вы все в работе? Молодцы! Думаю, госпожа Хоппер вами очень довольна, так ведь?!
Ребята ничего не ответили, лишь испугано переглянулись. Гарибальди ничего не заметил и поэтому добродушно продолжил:
— Что ж, ребятки, вы меня, конечно, извините, но я должен
