я тотчас явился к старику Чарских. Его кабинет напоминал выставку подарков. Тут была хохломская балалайка, льняные полотенца с петухами, граненый тульский самовар. Дары третьей волны. Он сидел в вольтеровском кресле за широким столом красного дерева, под портретом царя-мученика, чистый, промытый, моложавый, как будто только что набальзамированный. Вычитывал по мокрой полосе свою статьюшку, разглядывал каждую буковку сквозь тяжелую лупу с советским знаком качества. Когда старик Чарских отдал полосу секретарю, под ней обнаружилась палехская шкатулка, приспособленная для сигар. По черному фону скакал Василий Иванович в бурой бурке на белом коне.
На просьбу Рыскина о работе Чарских-Боголюбов отвечает жестко:
– Ступайте-ка учиться на автомеханика, молодой человек. И пишите в нашу газету. Писать нужно не для заработка, а из любви.
Война с «Новым русским словом» и лично с его главным редактором одна из ведущих тем переписки Довлатова того времени. «Новый американец» существует пока лишь в умах, если не сказать мечтах, его создателей, а в письмах мы читаем: «Плохого человека Седых намерены разорить», «Беседовали с самим Кохане. Это страшная фигура. Теоретически можно попросить его убить Седыха и особенно – Вайнберга», «От Седыха косяком бегут авторы. Он поставил условие: тем, кто печатается у нас, дорога в НРС закрыта. Напугался один Поповский. В Москве не боялся, а тут… Кусок говна – Субботин – диктует ему, где печататься, где нет», «Поверьте, Седыха жалеть не надо. Он хитрый и жестокий человек».
Думаю, что слова о войне можно и нужно употреблять без кавычек. Довлатов подстегивает себя и личными мотивами. В ход идут обвинения в притеснении жены, работавшей в «Новом русском слове»: «Они безобразно ущемляют и эксплуатируют Лену». Параллельно, как это ни странно звучит, Довлатов пытается сохранить деловые отношения с вражеской прессой:
Я затеял было напечатать тут «Победителей». Седых говорит: «Читатели не поймут». Я уж не стал рассказывать, что эта байка была напечатана в «Крокодиле» тиражом в 6 000 000.
Без сомнения, он наслаждался атмосферой подковерной борьбы, с удовольствием распространял слухи и сплетни, видя в этом прежде всего художественную сторону. Чем выше накал борьбы и страстей, тем ярче высвечиваются странности и причудливые изгибы человеческой натуры. Житейское и бытовое выпариваются, остается чистая эстетика.
При этом Довлатов не щадил и себя, и своих компаньонов. Из письма Штерн от 8 июня:
Про нас уже говорят, что мы взяли деньги в КГБ. (Агент КГБ – здесь такое же универсальное и отвлеченное выражение, как слово – бля. Я, бля, пошел, бля…) Боря дико обрадовался. Он говорит – это же прекрасно. Подписчики будут думать: раз ГБ – значит, солидно.
Из «Невидимой газеты»:
Выяснилось, что легенды о нас распространяет «Слово и дело». Боголюбов в разговоре с посетителями делал таинственные намеки. Появилась, мол, в Нью-Йорке группа авантюристов. Намерена вроде бы издавать коммунистический еженедельник. Довлатова недавно видели около советского посольства. И так далее. А слухи распространяются быстро.
«Новое русское слово» и его руководство, проявив немалое упорство и принципиальность, оттягивали появление рекламы «коммунистического еженедельника» на своих страницах. Но американское законодательство парадоксальным образом оказалось на стороне кремлевских агентов. Издание не может отказать в размещении рекламы. Седых решил не доводить конфликт до судебного разбирательства, но не отказал себе в небольшой диверсии. Из письма Довлатова Виктору Некрасову:
Бандюга Вайнберг, при элегантном невмешательстве Седыха, исказил рекламу в «НРС» (видели?). Вырезал наши подписные данные. То, ради чего давалось объявление. (Стоимостью – 360 долл.) И еще два по 280 долл. (четверг и пятница) тоже будут искажены. Реагировать пока не можем. (Долго объяснять.) Хотя это сделано незаконно.
В общем, тоталитаризм обречен.
«Деньги КГБ» сработали, подготовка первого номера вышла на финишную прямую. Первый номер «Нового американца» объемом 16 полос (страниц) поступил в продажу 8 февраля. Девиз газеты придумал Довлатов: «Мы выбрали свободу, и теперь наше счастье у нас в руках». Он печатается в верхнем правом углу первой страницы газеты. Стоимость номера – 75 центов. Газету открывает программная статья Меттера «К выходу первого номера»:
Если бы в Союзе кому-нибудь из нас пришло в голову самостоятельно выпускать новую газету, наши друзья заботливо бы вызвали врача, «доброжелатели» услужливо сообщили бы «куда следует».
Если бы мы все рискнули собраться на первое редакционное собрание, то наша следующая встреча состоялась бы в тюремной камере общего типа или в палате психиатрической больницы.
Затем из «больничных палат» и «общих камер» следует неожиданный бодрый переход к светлому настоящему:
А сегодня – вот он перед вами – первый номер нашего еженедельника.
Не забывает главный редактор и о «миссии»:
Хотя наш еженедельник задуман как газета третьей эмиграции, мы убеждены, что основные проблемы, цели и интересы всех периодов эмиграции из России совпадают.
Ведь покинутая Родина – это наша общая боль. Трагедия. Надежда.
Меттер говорит примирительные слова в адрес «давнего врага»:
Наша газета не может, да и не предполагает конкурировать с уже существующими русскими газетами. В калейдоскопе событий ежедневные газеты рассказывают о том, ЧТО происходит в стране и в мире. Еженедельник ставит себе иную задачу. Он, по мере сил, объясняет, ПОЧЕМУ то или иное событие имело место. Информация о событии обогащается развернутыми аналитическими комментариями. Поэтому совершенно естественно, что в дополнение к уважаемой ежедневной газете НРС выходит еженедельник НА.
В финале следует неизбежный оптимистический аккорд, слегка оттененный драматическими и даже трагическими деталями из жизни семьи главного редактора:
Так давайте же учиться самостоятельно мыслить, как когда учились ходить…
Группа создателей газеты доверила мне пост главного редактора. Я никогда не стремился к активной общественной деятельности.
Но не стремился к общественной деятельности и мой отец, когда он – полуслепой еврей, командовал батальоном связи на Ленинградском фронте…
Не стремился к общественной деятельности и мой дед, убитый погромщиками в Харькове…
Приходит время, и каждый из нас должен сделать что-то свое…
С этим чувством я подписывал к печати первый номер нашей, а точнее – вашей – газеты.
Владимир Максимов делится с читателями серьезными размышлениями в статье с серьезным названием «Литература против тоталитаризма»:
Когда в начале шестидесятых годов в русской культуре возникло, так называемое, явление Солженицына, многие в современном мире восприняли этот феномен, как чудо. Но для внимательного наблюдателя последнего полувека нашей отечественной словесности это явилось лишь закономерным следствием ее изначального процесса. Явление
