такого порядка, как Солженицын, было бы немыслимо вне общего контекста литературного противостояния диктатуре, начиная чуть ли не с первых лет после Октябрьского переворота.
Берл Хаскелевич просвещает на тему «Первые евреи в Нью-Йорке». Под условной рубрикой «классика» опубликованы исключенные из книжного издания романа «Двенадцать стульев» фрагменты «Агамон Шахов» и «Милостливый государь». Сам Довлатов отдает в первый номер рассказ «Мой дед Исаак», вошедший позже в состав повести «Наши». Кроме рассказа Довлатов печатает текст «Лучшее, что нас объединяет» уже в качестве заведующего отделом культуры:
Когда-то, в Союзе, мы были очень похожи. Мы даже назывались одинаково – «идейно чуждыми». И все было просто. Теперь мы все очень разные. Есть среди нас либералы. Есть демократы. Сторонники монархической власти. Правоверные евреи. Славянофилы и западники. Есть, говорят, даже последователи Маркса. Что почти невероятно… Есть просто люди. Которые ненавидят тиранию, ложь и глупость. Хоть и не обладают четкими политическими и религиозными убеждениями… Все у нас разное – сорочки, профессии, жизненные идеалы. Но литература – одна. Единственная. Русская литература. Высшее достижение нашей многострадальной родины. Лучшее, что нас объединяет… Мне поручено готовить культурные разделы «Нового американца». И я берусь за это с гордостью, рвением и тревогой. …Мы хотим рассказать о больших писателях, чье творчество искусственно замалчивается в СССР. Приобщить вас к многообразной литературе русского зарубежья. Ознакомить с произведениями тех, кто честно и мужественно работает дома.
На страницах первого номера поздравления от условных первых лиц эмиграции: Бродского, Турчина, Максимова, Ефимова. Виктор Некрасов прислал несмешную миниатюру:
Желаю новорождающемуся печатному органу (в Париже их уже шесть, о, Господи!) всяческих успехов, но главное, чтоб он сеял смуту в домашнем кругу: …«Опять ты взяла „Нового американца“! Сколько раз я тебе говорил – не бери, пока я не прочту! Твердишь, твердишь, как об стенку горох!..»
Это муж – жене. А она не виновата – забрал сын…
И здесь в показаниях вновь возникают противоречия. Евгений Рубин в мемуарах утверждает, что «Новый американец» появился на свет без его непосредственного участия. В это время он по заданию «Свободы» работал по своей главной специальности – в качестве спортивного журналиста на зимней Олимпиаде в Лейк-Плэсиде. Довлатов же в письме Ефимову от 10 февраля 1980 года пишет о непосредственном участии Рубина в работе над первым номером:
Делался номер в жуткой спешке. Мы с Рубиным 40 часов провели в наборном цехе. Женя по своему обыкновению лишился чувств под утро.
Об этом же говорится в письме Виктору Некрасову:
Мы с Женькой Рубиным 40 (!) часов провели в типографии.
Газета вышла.
Заметим, что в этом варианте опущена драматическая деталь, касающаяся потери сознания компаньоном.
В изложении самого Рубина, он мог упасть в обморок, но по другому поводу и в другом месте. Ему в Лейк-Плэсид позвонила Жанна.
– Ты даже представить себе не можешь, что они тут натворили! – не сдерживая бешенства, кричала она. – Получился какой-то уродец. Когда приедешь, сам увидишь. Кстати, никто даже не позаботился развести его по киоскам. Так и валяются в редакции груды первого номера. А о том, что будет со вторым, я и думать боюсь. В редакции сплошное застолье. К середине дня собирается толпа гостей и начинается фиеста. Никто ничего не делает. Я на них ору, а они смеются. По-моему, они и сами понимают, что без тебя не обойтись, и отложили следующий выпуск до твоего возвращения.
Рубин возвращается в Нью-Йорк и с горечью констатирует – жена не преувеличила масштабы бедствия, грозившего перерасти в катастрофу. Заголовки статей и сами тексты набраны одинаковым шрифтом, материалы сливались в один гипертекст. Поэтому то, что газета не поступила в продажу – удача. Иначе репутация нового издания обрушилась бы с выходом первого номера.
Засучив рукава и простив криворуких соратников, Рубин принялся исправлять ошибки: отправился в типографию, чтобы на месте бороться с газетным браком. Все тут же наладилось: «Номера приобрели нормальный вид». Насколько правдивы воспоминания автора в рассказе о первых шагах «Нового американца»? Во-первых, странно выглядит оценка Рубиным издательских способностей компаньонов:
Не имеют ни малейшего понятия, как делается газета: что такое макет, как выбираются шрифты для заглавия, как распределять по полосам крупные материалы и мелкую информацию.
Напомню, что Меттер, Орлов, Довлатов работали в малотиражных изданиях и хорошо представляли себе процесс производства газеты. Кроме того, Елена Довлатова, работавшая наборщицей в «Новом русском слове», всегда могла помочь мужу и его соратникам. Реальная проблема заключалась в том, что советский опыт работы в газете не всегда совпадал с американской действительностью. Снова из письма Виктору Некрасову:
Проблем – масса. Здесь все по-другому. Вся техника и полиграфия – басурманские. Шрифты называются заграничными словами. Гранки, макет, корректорские знаки – все чужое. Мы крутимся с утра до ночи (буквально).
Сам Довлатов прекрасно понимал и видел эти проблемы, о чем будет сказано им самим ниже. Во-вторых, вызывает сомнение заявление, что газета не поступила в продажу. Из письма к Ефимову от 10 февраля:
Пишу в некотором беспамятстве. Газета вышла. Продается в неожиданном темпе. В пятницу утром – 4500. Мы заказали еще две тысячи. И сразу же продали. Обстановка прямо сенсационная. Из всех русских мест звонят:
«Привезите хоть сто экземпляров. А то разнесут магазин».
Я не выдумываю.
В «НРС» ужасная паника. Звонят и туда беспрерывно:
«Где купить новую газету?» И т. д.
Все это немного странно. Технических проколов в газете очень много. Есть позорные. И тем не менее. Может быть, фон очень выигрышный для нас…
Мы тоже в панике. Развозка, доставка – все это не продумано. Таскал на себе.
Безусловные проблемы с логистикой – отсюда и пачки газет в редакции, технический брак – не отменяли того факта, что «Новый американец» вышел и его прочитали. В письме к Некрасову озвучены близкие цифры продаж:
За полдня 8-го – 5.000. Мы заказали дополнительно 3.000. Кажется, дело пошло. НРС в панике – и зря. Мы всячески пытались (и пытаемся) дружить. Их же пугает утрата единовластия и монополии.
Хорошее настроение Довлатова распространилось даже на кровных врагов газеты. Присутствовало и некоторое вполне объяснимое головокружение от успехов. Из письма к Людмиле Штерн:
Спасибо за доброе отношение к газете. Хотя она пока этого не заслуживает. Второй номер уже гораздо лучше. Мы заказали 12 000
