Рядом послышался тихий голос:
— Могу я быть вам чем-то полезна, сэр?
Обернувшись, Жосс увидел совсем юную девушку в черном одеянии монахини, на голове которой было белое покрывало послушницы. Довольно высокая, изящно сложенная, она держала себя как королева. Кожа ее тонко очерченного лица была гладкой и белоснежной, глаза — темно-синие. Несмотря на простой наряд и на то, что ее фартук из мешковины был покрыт пятнами, о происхождении которых Жоссу не хотелось задумываться, девушка была прекрасна.
Он знал, кто она, или был почти уверен, что знает.
— Сестра Калиста?
Она кивнула.
— А вы, я полагаю, сэр Жосс Аквинский.
Он одарил ее ответной улыбкой. Ни один мужчина, способный видеть, не смог бы поступить иначе.
— Да. Я приехал, чтобы поговорить с аббатисой, но вижу, что она занята.
Калиста посмотрела туда, где аббатиса Элевайз с нежностью гладила лоб умирающего.
— Она утешает его, сэр. Она рассказывает, что будет сделано для его жены и детей.
— А я думал, что она молится вместе с ним.
Взгляд больших синих глаз устремился на него.
— И это тоже. Но я полагаю, что он не сможет сосредоточиться на молитвах, пока его тревоги не будут развеяны.
«Как точно сказано», — подумал Жосс и отметил, что девушка выражала свои мысли так, словно получила образование.
— Я подожду снаружи, — сказал он.
— Если вам будет угодно, я могу составить вам компанию, — вежливо предложила девушка. — Аббатисе нравится, когда наших гостей принимают радушно.
— Очень любезно с твоей стороны, — одобрил Жосс. — Но ты уверена, что я не отрываю тебя от работы?
Снимая грязный фартук, Калиста снова улыбнулась.
— Я только что выполнила одну из моих самых неприятных обязанностей. Теперь я собиралась навестить сестру Тифену, чтобы попросить у нее травы для снадобий сестры Евфимии. Не угодно ли вам сопроводить меня, сэр?
Выйдя из больничного покоя, они спустились по ступенькам лестницы. Украдкой наблюдая за девушкой, Жосс заметил, что она научилась двигаться так же плавно, как это делают монахини. Ее руки, сейчас ничем не занятые, были согнуты в локтях, сложенные вместе ладони прятались в рукавах платья.
«Да, она и впрямь выглядит как монахиня, — подумал Жосс, — однако…»
Однако?
Он не мог точно определить, что именно беспокоило его в Калисте. Но, как Элевайз говорила ему раньше, действительно было в ней что-то такое, что…
— Обычно к сестре Тифене ходят другой дорогой, мимо главных ворот, — пояснила Калиста, нарушая молчание, — только мне нравится ходить именно здесь. С одной стороны, я могу мельком взглянуть на тимпан над входом в церковь, — она вытащила руку из рукава и показала на великолепную резьбу, изображающую Страшный Суд, — а с другой — здесь можно пройти через сад.
Они шли дальше, мимо входа в часовню Пресвятой Девы и Дома сестер-девственниц, миновали глухие стены зловещего строения без окон и дверей, которое, как Жосс уже знал, служило в аббатстве Домом для прокаженных. Он заметил, что сестра Калиста перекрестилась, когда они прошли мимо него. Он сделал то же самое.
Затем, двигаясь вдоль южной стены аббатства, они завернули за угол и оказались в саду.
Заканчивался июнь. Многие растения вошли в полную силу. Остановившись, Жосс сделал глубокий вдох. Ароматы розмарина, шалфея, мяты, лаванды и множества других цветов, чьих названий он не знал, ударили ему в голову. Он глубоко вдыхал, снова и снова, но, внезапно почувствовав головокружение, замер.
Калиста рассмеялась.
— Не очень-то мудро поступать так, сэр Жосс, — заметила она. — Как раз сейчас травы действуют особенно сильно. Вы должны обращаться с ними с уважением.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — ответил Жосс. Он осторожно шагнул вперед, и головокружение вроде бы прошло.
— Сюда, — сказала Калиста, ступив на узкую тропинку, аккуратно обсаженную с обеих сторон вечнозеленым самшитом.
— Рабочая комната сестры Тифены вон там, впереди.
Калиста вошла в небольшую постройку, чтобы взять то, зачем ее послали, а Жосс остался дожидаться снаружи. Девушка отсутствовала недолго, но этого времени ей вполне хватило, чтобы обменяться несколькими теплыми словами со своей сведущей в травах наставницей, а также чтобы чуть-чуть негромко посмеяться.
— Я думаю, ты привыкла работать с сестрой Тифеной, — заметил Жосс, когда они возвращались в больничный покой. — Ты огорчена, что теперь на тебя возложены обязанности сестры-сиделки?
— Я… — Калиста в нерешительности остановилась и бросила на него быстрый оценивающий взгляд. — Скажу вам правду, сэр рыцарь, — произнесла она, очевидно, решив в его пользу. — Я любила работать с сестрой Тифеной, она всегда была добра ко мне и щедро делилась со мной своими обширными познаниями. Когда мне сказали о моих новых обязанностях, я была расстроена. Но я монахиня и должна делать то, что мне велят.
Тронутый ее словами, Жосс сказал:
— Сочувствую тебе, дитя. Уж я-то знаю, каково подчиняться, когда веление сердца требует чего-то иного.
— Знаете?
Она остановилась и внимательно посмотрела на него.
— Да, — пробормотала она, — я верю вам.
Словно увидев в нем близкого по духу человека, Калиста улыбнулась. В ее улыбке и выражении глаз отразилась вся ее душа.
Глубоко взволнованный, Жосс тоже улыбнулся в ответ.
После недолгого молчания рыцарь спросил:
— Ты привыкла к новой работе? Ты счастлива, сестра Калиста?
— Я привыкла, и я счастлива, — ответила она. — Я говорю себе: для того чтобы стать хорошей монахиней, мне нужно научиться не слышать… как вы сказали? Веления сердца? Да. Не слышать его. И я действительно счастлива.
Казалось, к этому нечего было прибавить. В молчании, плечом к плечу они дошли до больничного покоя. Но когда Калиста остановилась, чтобы Жосс смог войти первым, она сказала:
— Благодарю вас за ваши вопросы, сэр рыцарь. В них звучала доброта.
И почти неслышным шепотом добавила:
— А я не забываю доброту.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Когда Элевайз наконец вышла из больничного покоя и смогла уделить несколько минут, чтобы поприветствовать Жосса, он понял — и ей не нужно было говорить ему об этом, — что аббатиса озабочена и крайне занята. Помимо умирающего мужчины, здесь под опекой монахинь была женщина, родившая близнецов, один из которых появился на свет очень слабым. Настолько слабым, что аббатиса торопилась послать за священником и немедленно совершить обряд крещения.
— Просто так, на всякий случай, — сказала она с едва заметной печальной улыбкой.
К тому же одному из монахов в долине пришлось лечить нарыв на ноге, и брат Фирмен попросил аббатису прислать еще кого-нибудь им в помощь, — установившаяся чудесная погода способствовала тому, что к источнику святой воды прибыла целая толпа пилигримов.
— Разве брат Фирмен не понимает, насколько вы и ваши сестры заняты своими собственными делами? — с мягким укором заметил Жосс.
На мгновение в серых глазах аббатисы вспыхнул гнев и так же быстро исчез. Она глубоко вздохнула.
— Обязанность брата Фирмена — помогать пилигримам, сэр Жосс. Если он видит, что у него не хватает людей и он не может выполнить свои обязанности должным образом, у него есть полное право просить нас о помощи.
— Ну да, конечно, — тихо отозвался Жосс и решил не говорить того, что собирался сказать.
— Досадно, что у меня нет возможности помочь вам в расследовании убийства, — с сожалением сказала аббатиса, оглядываясь по сторонам. — Но где же брат Савл? Я хотела послать его к отцу Гилберту…
— Я и не думал обременять вас, — произнес Жосс. — Я займусь этим сам, аббатиса, и по ходу дела буду сообщать вам о своих успехах. Если позволите…
— Да, да, — ответила она, все еще оглядываясь в поисках брата Савла. — А! Вон он, я вижу его!
Аббатиса поспешила к показавшемуся вдалеке брату Савлу, размахивая рукой и окликая его. Но затем неожиданно остановилась, обернулась и крикнула Жоссу:
— Он жил в маленькой лачуге возле самой реки. Его жену зовут Мэтти, и у него были два приятеля-браконьера, их имена — Юэн и Сиф. По-моему, Сиф — двоюродный брат Хамма.
Пока Жосс благодарил ее, он успел подумать о том, как среди всего того, что аббатиса должна была держать в голове, она сумела, во-первых, добыть эти сведения, во-вторых, запомнить и, наконец, не забыть передать ему.
Замечательная женщина, эта аббатиса из Хокенли!
Спускаясь к реке, Жосс предположил, что лачуга должна находиться где-то справа.
Ближе к воде дорога стала грязной и скользкой. Река бежала из леса. Довольно широкая в этом месте, она стремительно несла над каменистым дном свои коричневатые воды. Возможно, этим оттенком их наградили торф и опавшие листья, что из века в век оседали на берегах и дне.
