— Да господь с тобой, как же ты могла знать, — бабы переглянулись.
— Вот и узнала, высчитала и узнала. А потом, в городе, на ярмарке, кума с той деревни мне на ушко шепнула.
— Вот так чудеса. А что там Грунька про город обмолвилась, неужели и там твой Грицек, ветродуй, отличился? — ступила в разговор, молчавшая до сих пор, Таисья.
— Отличился, полоскун. Вот там точно знаю, есть у него сын. Поди, взрослый уже, самостоятельный, если живой. И Гриц знает о нём, да не виделись они никогда. Уехала его зазноба брюхатая, замуж вышла за большого человека, да уехала. Так что судьба их мне не ведома. — Да-а, дела. Вот так Гриц, наш пострел везде поспел. А может, врут, про городского, когда ж он успел? — Таисья покачала головой.
— Вот и успел, сам мне рассказывал, когда шумели да скандалили мы про жизнь нашу бездетную. На заработки в город отец его отправлял, там при доме и познакомился он с дочкой хозяйской. А потом, от позора, что на лоб ей полез уже, выдали её за человека, пожилого да состоятельного, а Грица выгнали взашей, и вернулся он в деревню. А тут родители наши уже сговорились нас поженить. Вот, с той поры, я с этой болью своей и живу.
Бася села на край колодца и горько расплакалась. Слёзы бежали по её впалым щекам, она вытирала их краешком платка.
Бабы помолчали. Это было для них новостью. Такую историю никто из них не слышал. К колодцу, с коромыслом, направлялась Марыля. Внимание кумушек с Баси переключилось на неё.
— Вот, жалко мне её. Хорошая дивчина, да нет у неё счастья. Одна-одинешенька, живёт. Из всех Тасиных деток, самая добрая да вежливая, — Степанида сложила руки на груди.
— А может, Тася согрешила где, раз дитё на остальных не похоже, — у Баси уже высохли слёзы, и в свойственной ей манере, она готова была переключиться от своих проблем на чужие.
— Ну, Бася, всё бы тебе в чужих судьбах копаться. Порядочная Тася была, тут уж у неё, покойницы, этого не отобрать, царствие ей небесное, — перекрестилась Степанида.
— Здравствуйте вам, — подошла Марыля и поставила вёдра, — ох и шум тут у вас был, в деревне слышно было.
— Да то Бася с Груней, как всегда, молодость вспоминали, — Таисья подняла свои вёдра и собралась уходить.
— Да что уж вспоминать да скандалить, простить надо да забыть, и так жизнь коротка, — Марыля наклонилась набирать вёдра.
Бабы переглянулись.
— Правильно говоришь, девонька. Всё думаю, откуда у тебя, такой молодой, разумение, так ладно ты всегда говоришь, вроде прожила долгую жизнь да повидала много, — собравшаяся уходить, Таисья остановилась и поставила вёдра.
— А и не знаю, только хочется мне, что бы все люди по-доброму жили, да друг друга не обижали, — Марыля вытащила из колодца ведро и одёрнула старенькую кофточку.
— Всё хотела у тебя спросить, Марылька, а что, помогают тебе сестра да брат городские, вроде не видела я, что бы приезжали, — Степанида нахмурила брови, как-будто пыталась вспомнить.
— Да у них самих и без меня забот хватает, а мне что, у меня всё есть, на огороде всё растёт, коровка умница, исправно молочком потчует. Так что грех жаловаться, много ли мне одной надо. — То-то и оно, что одной. Замуж надо тебе, пока молодость да красота не потускнели, — покачала головой Степанида.
Марыля улыбнулась, но ничего не ответила.
— Ты вот что, дитятко, приди ко мне, остались у меня платья да юбочки-кофточки какие-то, с молодости. Что перешьёшь, что так подойдёт, я ж тоже, когда-то, стройной была, это потом, дети да работа, вот и как на дрожжах распёрло. Дочьки-то у меня пока дорастут, попортится всё. А то смотрю, поизносилась ты, а жениха искать надо, на танцы да посиделки ходить.
— Спасибо, тетенька, — Марыля поклонилась Степаниде.
— И ко мне приходи, у меня тоже кое-что найдётся. А у меня, вообще, одни хлопцы. Так и приоденем тебя да замуж выдадим, — Таисья снова подняла вёдра и пошла по улице.
— Спасибо вам на добром слове, пусть прибудет с вами господь, — Марыля подцепила коромыслом вёдра и собралась идти. Крики детворы заставили всех повернуться в сторону, где сельская, утоптанная конями, тропинка уходила лесную чащу.
Бабы начали вглядываться, что там происходит. Таисья остановилась, все знали, что глаза у неё самые зоркие.
— Ну что там, Таисья? — Степанида тоже пригляделась.
— Это пастухи наши идут, — ответила та, потом прищурилась, вглядываясь, — ой, бабоньки, никак беда, на коне лежит, вроде, ктото.
— Да что же это! — Степанида поставила, поднятое коромысло, — уж не с Василём ли что приключилось?
— А может с Грицем, ой, лишенько! — Бася тоже всполошилась.
— Нет, все трое идут своими ногами, — Марыля отрицательно покачала головой.
— Бежим, бабы.
Степанида бросились бежать вниз по косогору. Все присутствующие последовали её примеру. Тем временем, процессия приближалась им на встречу. Уже отчётливо было видно, три пастуха идут сами, а на коне лежит кто-то четвёртый.
— Что же случилось? Кого нашли они в лесу? — на бегу обсуждали бабы.
Когда обе половины сошлись, Степанида с Басей кинулись к своим мужикам, не сдержав слёз.
— Слава богу, живые, — ощупывая своих мужей, радовались кумушки, — а кто же это, кого привезли?
— Не поверите, Зенека нашли. В лесу он жил да может, медведь его поломал, вот он к нам на поляну и вышел.
Василь с Грицем переглянулись, подмигивая друг другу. Михай ухмыльнулся, но нарушать договор о молчании не стал. Вездесущие мальчишки уже оповестили всех, на встречу пастухами бежали жители деревни.
— Да что такое, вот беда, — бабы сокрушённо качали головами.
Тем временем мужики сняли Зенека с коня и положили на землю.
Марыля нагнулась к нему, ощупала руки-ноги, открыла ему веки, встала на колени, послушала сердце.
— Живой он, люди, живой. Бедненький мой, да что ж за наказание тебе, — слёзы катились из её глаз и капали на рваную рубашку Зенека.
Все молча смотрели на эту картину.
— Глядите, вроде шевельнулся, — сказала Степанида, все стали присматриваться к неподвижно лежащему парню.
— Вроде глаза у него вздрогнули, — Марыля вытерла слёзы, — точно, точно, я заметила, — она взяла лицо Зенеша в свои ладони:
— Очнись, очнись, миленький.
И тут Зенек шевельнул рукой и приоткрыл глаза. Спёкшиеся губы тронула усталая улыбка:
— Марыленька, сестричка моя, как я рад тебя ви…, — и снова впал в забытьё.
— Узнал меня, узнал! Вы слышали? — она повернулась к людям, — мой золотой, мой хороший!
Она, сидя на земле, держала голову Зенека на коленях, и качалась из стороны в сторону, как качается мать, баюкая дитя.
— Ну, вроде все здесь. Давайте решать, кто его возьмёт да выхаживать будет, если господь не приберёт его, — сказал Василь.
— А что решать, ко мне его надо нести. Только помогите, сама я не донесу, мужик всё-таки, — с любовью в голосе, улыбаясь, сказала Марыля.
— Ох и мужик, так обрубок никчёмный, — подала голос Кася.
Девчата и парни деревенские стояли в сторонке да шёпотом обсуждали это событие.
— Замолчи, злыдня. Нормальный он, может, даже лучше, чем вы все, вместе взятые, — Марыля подняла на Касю глаза и первый раз все увидели, что в них мелькнули злобные искры.
— Вы поглядите только, как она меня глазищами-то полыхнула, ровно спалить хотела, — Кася, с поддельным испугом, закрыла лицо руками, — ой, боюсь, боюсь.
— И правда, хватит тебе, и откуда столько ехидства, вроде мать с отцом твои тебя в змеином клубке нашли, — Степанида покачала головой.
— А что ты моей дочке рот затыкаешь, уж и пошутить не может, вроде, девка, — подала голос мать Каси, хромая Василиса.
— Ну, завелись опять, всё бы вам, бабы, скандалить. Дело делать надо, — сказал Василь, — а ты, дочка, молодец, что решилась с хворым нянчится. Если что, приходи, поможем, — повернулся Василь к Марыльке.
Все радостно загалдели, нахваливая её. Каждый в душе был рад, что всё само собой разрешилось, ни кому не хотелось взваливать на себя ношу. Лишний рот в семье, да тем более, не помощник по хозяйству, был бы обузой. Все на перебой стали предлагать Марыле, в случае чего, приходить в любое время.
— Ну, разговоры разговорами, давайте парня на коня положим да отвезём, — обратился Василь к мужикам. Погрузили и всей толпой отправились в село, к Марыленой хате. Мальцы да бабы погнали стадо следом.
Заносили Зенека Василь и Гриц. Что бы ни удариться о притолоку, пришлось нагибаться, хоть и росту были оба не богатырского. Покосилась без мужского пригляда хата Марылькина.
— Ложите его сюда, на лавку пока, а я разом постелю на полатях, да туда его и определим, — и побежала собирать нехитрую деревенскую постель.
Уложили Зенека мужики и сели на лавку, покурить да отдохнуть. В дверях толпились те, кто успел дойти быстрее всех до хаты, а остальным, в основном детворе, пришлось наблюдать за происходящим в слюдяные окошки.
