- Значит, забирай оставшееся барахло и проваливай.     
Взгляд Антона метнулся к Вадиму. Муж прищурился и, повернувшись ко мне, зло усмехнулся.    
- Понятно. Будешь науськивать сына против отца. Черта с два я тебе это позволю, - процедил он.      
Вихрем промчавшись в нашу с ним спальню, он начал бросать оставшиеся вещи в сумку, а я прислонилась к стене, потому что силы меня оставили.     
- Мам… ты можешь мне рассказать, что вообще происходит? - тихо выдавил из себя Вадим, и я вдруг увидела в нем не двенадцатилетнего подростка, а маленького мальчика, которым он все еще был.      
Столько отчаяния, ужаса и растерянности слышалось в его голосе, что из глаз моих брызнули слезы. Зажмурившись, я замотала головой. Звуки, доносящиеся из спальни, стали еще громче.     
Господи, хоть бы скорее муж собрал свои пожитки и ушел! Желательно навсегда.       
- С тобой мы позже поговорим, - раздался голос Антона, когда он вышел из спальни. Муж обращался к Вадиму. - И знай - далеко не все, что она говорит, правда.     
Местоимение «она» резануло слух. Антон говорил обо мне так, словно я была пустым местом. 
Я не выдержала - подлетела к мужу и принялась колотить его и выпихивать из квартиры.     
- Пошел к чертям! Пошел к своей Ане! - орала я, нимало не думая о том, что меня слышит как минимум сын, как максимум - несколько десятков соседей. - Иди к своей дряни!   
- Заткнись! Заткнись, слышишь?     
Антон схватил меня за плечи и с силой тряханул. Моя голова дернулась, и я вновь ощутила себя марионеткой. Всего на мгновение, когда наши взгляды встретились, мне почудилось, что я вижу в глазах мужа ту же боль, которую чувствую и я сама. Но очень быстро этот морок исчез.    
- Я еще вернусь, - процедил он с угрозой, а потом развернулся и вышел, наконец, прочь.   
 12
 На следующее утро сын вошел в кухню чернее тучи. Посмотрев на его осунувшееся лицо с тенями под глазами, я невольно вздрогнула. Сомнений не было - Вадик плакал. Но я прекрасно знала, что он никогда в этом не признается. Хотелось надеяться, что сын хотя бы спал этой ночью. Самое страшное - это если наши дрязги с Антоном будут отражаться на его успеваемости в школе и на занятиях хоккеем. 
- Что будешь? - спросила я Вадима, кивая на плиту. - Я кашу сварила. Еще есть омлет и сосиски… 
- Вот только не надо этого, ладно?! - неожиданно сорвался он. - Не надо меня закармливать! Это не изменит того, что вы с папой разводитесь! 
- Не изменит, - спокойно согласилась я, хотя от отчаянного крика сына по заиндевевшему за ночь нутру пошли болезненные трещины. - Так что ты хочешь? 
- Я хочу, чтобы у меня была нормальная семья! Как раньше! 
Вадим вскочил со стула, на который едва успел опуститься и, вероятно, намеревался выбежать из кухни. Вот только я не собиралась пускать это все на самотек. 
- Садись за стол, - сказала тоном, которым пользовалась очень редко. Тоном, который давал понять - перечить бесполезно. 
- Зачем? - тут же набычился Вадим. 
- Разговаривать будем. Ведь так поступают взрослые люди? А ты уже взрослый. 
Кинув на меня взгляд исподлобья, Вадим все же присел обратно. Опустился буквально на самый краешек стула, словно готовился сбежать в любой момент. 
- Как раньше уже не будет, - произнесла я, как могла, твердо. - Тебе придется с этим смириться. Также, как и мне. А капризы никому из нас не помогут. 
Вадим опустил глаза, словно почувствовав себя виноватым. После небольшой паузы спросил: 
- Вы теперь постоянно будете ссориться? Будете делить… имущество? 
Я едва не рассмеялась вслух - со всей горечью и болью, что разъедала, как кислота, изнутри, и вырывалась наружу пенящейся яростью. А было ли нам вообще что делить? Квартирой владела я. А чем владел Антон? Кроме своей Анечки, конечно. Я знала, что он ездил на хорошей машине, но мне говорил, что она - служебная. Было ли это правдой? И не станет ли почти бывший муж пытаться увильнуть от алиментов? Я с какой-то отрешенностью подумала - наверняка станет. Иначе на какие деньги он будет возить своих принцесс по дорогущим курортам? Или он настолько продался, что эти поездки оплачивал Лемешев? Этакие премиальные за хорошую работу жиголо в постели его дочери! 
 (window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Господи, и когда только я успела стать настолько циничной? 
- По закону твой папа должен помогать мне тебя содержать, - ответила я Вадиму, старательно подбирая слова. - Я должна быть уверена, что он не станет уклоняться от этой обязанности. 
- Папа не такой! - тут же отреагировал сын со странной горячностью. 
- Не такой? - переспросила я. 
Вместо ответа Вадим сорвался с места и убежал. С такой скоростью, что я с некоторой иронией подумала - если он также быстро будет передвигаться по льду, то его ждет большое будущее. 
Я уже собиралась было пойти за ним, решив, что у сына снова срыв, но тут Вадим вернулся в кухню сам. В руках он нес старую деревянную шкатулку, оставшуюся еще от бабушки. Я знала, что сын там хранит свои «сокровища» и потому никогда туда не заглядывала. 
- Вот! - с торжеством провозгласил он, открывая свою сокровищницу и вываливая на стол ее содержимое. 
Я растерянно смотрела, как на скатерть высыпаются банкноты - много банкнот - весьма крупного номинала. Я не была уверена, что когда-либо держала в руках столько денег сразу. 
- Откуда у тебя… это? - прохрипела потрясенно. 
А сын, очевидно довольный произведенным эффектом, ответил: 
- Мне папа давал. 
От увиденного закружилась голова. Как это было понимать? Муж что, за моей спиной заранее пытался купить любовь и доверие сына именно на такой случай? Стало быть, планировал развод сам? 
- Ясно, - выдохнула я с трудом. 
Видимо, по моему перекосившемуся лицу Вадим понял, что что-то не так. Озабоченно нахмурившись, он некоторое время переводил взгляд с меня на деньги и обратно. Потом придвинул ко мне эту бумажную горку и неожиданно выдал: 
- Мама, тебе нужны деньги? Возьми, сколько хочешь. 
От этого его жеста, такого зрелого и полного заботы, в моих глазах мгновенно вскипели слезы. Я нашла в себе силы улыбнуться: 
- Нет, мне ничего не нужно. Кроме одного - чтобы ты попытался меньше переживать из-за нас с папой. Все, что происходит - исключительно наши разногласия, которые никак не влияют на наше отношение к тебе. 
Вадим аккуратно сгреб деньги обратно в шкатулку, но, к моему удивлению, демонстративно водрузил ее на кухонную полку. Словно хотел этим сказать - если я вдруг передумаю насчет денег, то они здесь. 
- Папа сказал, что не все то правда, что ты говоришь, - произнес сын после недолгого молчания. - Что он имел в виду? 
- Думаю, он просто хотел уколоть меня, - пожала я плечами. 
- Зачем? 
Хотела бы я знать! Чем я так провинилась перед мужем, которому посвятила всю свою жизнь, что заслужила от него подобное отношение и обращение? 
- Так бывает, когда людям больно, - пояснила сыну. - Они хотят, чтобы другому человеку тоже было плохо. 
- Но если вам обоим плохо, то зачем разводиться?! - со всем отчаянием, что в нем, очевидно, скопилось, воскликнул сын. 
- Затем, что есть вещи, которые нельзя прощать, - ответила я. - У твоего папы есть другая семья, как ты уже, наверно, понял. И я видела это собственными глазами. 
Вадим немного помялся на месте, словно решал - верить мне или нет. После чего просто сказал: 
- Мне в школу пора. Отвезешь меня вечером на тренировку? 
- Конечно, милый, - откликнулась я, из последних сил выдавливая из себя улыбку. 
- Ну как ты тут? - поинтересовалась у меня Аля в конце того же дня. 
Мы сидели за бокалом белого, которое она прихватила с собой. Вадим в своей комнате делал уроки. 
- Ну как… - передернула я плечами. - Как вековое здание после взрыва - останки уже остыли, но все безнадежно разрушено и целым снова не станет.