Здесь человек пятьдесят, не меньше, и они с виду прекрасно проводят время. В основном болтают. Через арку вижу почти расчищенную от мебели комнату с новогодней елкой, в которой два автомата с настольным хоккеем, и там, судя по всему, проходят игры года, потому что там принимают ставки. Бегая глазами по лицам, пытаюсь найти среди них свою сестру, но ничего хотя бы отдаленно напоминающего Карину не вижу. Обернувшись через плечо, смотрю на коридор, в котором минуту назад… скрылся Дубцов со своей блондинкой, и сквозь противное ощущение где-то в животе, стараюсь не думать о том, чем они там занимаются…
— Ань…
— Ммм? — смотрю на Алену, которая изображает на лице очень виноватое выражение.
— Нас в кафешку пригласили…
— Кто? — смотрю по сторонам.
— Да этот переросток, — закатывает она глаза, но потом улыбается. — Если не хочешь, останемся здесь… Без тебя я не пойду, так что…
Поняв, о чем она меня просит, вдруг испытываю щемящий дискомфорт, потому что, несмотря ни на что, я вдруг понимаю — присутствие этого Дубцова где-то поблизости все это время делало меня очень и очень живой, хотя до этой минуты я не жаловалась на интерес к миру и вообще, я счастливый человек…
Бросив последний взгляд на проклятый коридор, делаю вдох и киваю.
Может, он больше не появится, а Алена… кажется, у нее свидание…
— Мы же не пешком пойдем? — спрашиваю жизнерадостно.
Глава 17
— Это я… — Толкнув калитку, прохожу во двор.
Неугомонный нос Демона уже тычется в мою ладонь. Порывшись в кармане, достаю пакет с его вкусняшками, и отдаю сразу все. Синеватый свет из окна падает на нас с ним, из чего заключаю, что дед еще не спит, хотя обычно спит еще до одиннадцати, а уже почти полночь.
Для субботнего вечера время детское, это понимаю даже я, но вечер в компании футболиста Артема Колесова и его друга Арсения показался мне пыткой, поэтому Алёна отпустила меня домой. Этот Арсений вдруг решил, что я мечтаю иметь с ним ежеминутные тактильные контакты. Он постоянно прижимался ко мне то плечом, то бедром, то ещё чем-нибудь. И то, что мне это не нравится, дико его раззадоривало.
Придурок.
Я должна была надеть на него графин с морсом, а вместо этого сбежала.
— Хм… — Выйдя в коридор, дед вешает на нос очки. — Такс, бал отменили?
— Карета превратилась в тыкву. — Быстро закрываю за собой дверь, чтобы не пускать по полу сквозняк.
Стягиваю с себя шарф и дубленку, и рухнув на табурет, начинаю снимать сапоги.
— Однако, — цокает он. — А что принц?
Принц?
Пфффф…
— Принц объелся груш, — Закусив губу, побеждаю второй сапог.
От шпилек ноют стопы, но разве возможность увидеть Дубцова не стоит моих жертв? Ведь теперь у меня нет других занятий, только искать с ним встреч. Вот еще! Я забуду его. Начну прямо сейчас. Прямо с завтрашнего утра.
— Экий негодяй, — вздыхает дед. — Ну ничего, найдем другого.
Видимо, в моем ответном взгляде он видит все, как есть — то, что я не привыкла менять принцев, как перчатки, и то, что тема «принцев» в нашем доме теперь запретная.
Без того неровный лоб вдруг прорезают глубокие морщинки. Назидательно, как одному из своих студентов, произносит:
— Какие твои годы, Анна. Главное живи в ладу с собой, а если не получается, значит что-то не так. Не туда свернула.
— Пойду, запишу. — Целую его щеку, проходя мимо. — Спасибо, Максим Борисыч. — Сжимаю сутулые плечи, вдыхая родной запах.
— Запиши, — ворчит он, похлопывая меня по плечу. — На лбу запиши.
— Ложись спать, — напутствую из дверей своей комнаты. — Я дома.
Прикрыв дверь, прислоняюсь к ней спиной и закрываю глаза.
В ладу с собой?
В том-то, черт возьми, и дело!
Я чокнутая, но как бы не тряс мою вселенную этот Дубцов, я не чувствую никакого разлада с самой собой. Я… будто наоборот… Теперь я знаю, что такое разлад. Это когда ты будто не на своём месте. Когда парень пригласил тебя на свидание, а твоё внутреннее чокнутое «я» не хочет отдавать ему свой несчастный первый поцелуй…
— Анна, телефон… — Слышу за дверью и вздрагиваю.
— Иду! — Вернувшись в коридор, на цыпочках пробегаю по холодному полу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В кармане дубленки пищат входящие сообщения. Выхватив телефон, листаю переписки.
«Добралась? Я послала этого дефективного Арсения в зад от своего имени», — пишет Алёна.
— Спасибо, — хихикаю себе под нос.
«Ну и как это понимать?!» — сообщение от Карины. — «Могла бы предупредить, что идешь. Я бы отдала флаеры другому нуждающемуся»
Я пробыла на этой злосчастной вечеринке тридцать секунд. Как она это делает?!
Состроив гримасу, закрываю сообщение и прихожу в ступор от того, откуда же взялись те, что были в моем почтовом ящике.
Снова заходя в комнату, читаю еще одно сообщение, и оно с неизвестного номера. Щёлкнув по кнопке ночника, опускаюсь на кровать и смотрю на телефон с недоверием.
“Ты не умеешь развлекаться, или просто диджей не понравился?”
Округлив глаза, перечитываю еще пару раз. Для верности.
Кто это?
Мысли клубятся, выталкивая на первый план догадку, от которой сердце заходится стуком. По рукам бегут мурашки, пока в голове бьется один вопрос: откуда у него мой номер?
Это ведь он?
А если нет?
“Я умею развлекаться”, — пишу, терзаясь сомнениями.
“Так?” — спрашивает аноним, приложив к вопросу фотографию, вытащенную из моих соцсетей.
На ней я, повесив на руки голову, сижу над шахматной доской. Здесь, дома. На кухне. Это фото сделал дед миллион лет назад. Я даже не знаю, откуда оно там взялось!
“Или так?” — еще один вопрос и еще одно фото.
— Мммм… — стону, зажмуривая глаза.
На фотке мои ноги в спортивных штанах, заправленных в толстые носки, и крутящие педали велика, а корзина на руле забита белыми грибами. Мы с дедом “ходили” в лес… это было осенью…
“А в чем дело?”, — пишу ему с привкусом злости. — “Хочешь присоединиться?”
“Вряд ли”
У меня не остается сомнений. Ни единого, черт возьми!
Грубиян. Как он ухаживал за своей блондинкой? Въехал в ее дом на мотоцикле?
Сужаю глаза, не понимая, как себя с ним вести.
Он рылся в моих соцсетях, и даже не стесняется этого. Будто ему плевать на то, что это… это вообще-то принято скрывать.
Метнувшись в папку своего позорного увлечения, листаю фотографии, прикусив изнутри щеку.
“Мои развлечения меня устраивают. Лучше так, чем свернуть шею”, — прикладываю картинку, на которой Дубцов в горнолыжном снаряжении позирует в обнимку с доской для сноуборда. С белозубой улыбкой от уха до уха и очень счастливый. Такой, каким я в живую его никогда не видела. Видимо, носиться по склонам на этой небезопасной штуке — его стихия.
Затаившись, кусаю губы.
“Ага. Ведь правила придумали специально для тебя”. — Чувствую насмешку, от которой закипаю.
“Ты меня не знаешь”, — отрезаю.
“Удиви меня”.
Упав на спину посреди кровати, смотрю в потолок. По телу пузырьками бродит адреналин. Такой, от которого одежда кажется колючей.
Если откажусь, он лишь посмеется в ответ, уверена. Кажется, именно этого он и ждет. Мне что, не плевать? Я такая, какая есть… Я уже не уверена в том, какая я…
Повернув голову, с мукой смотрю на брошенный посреди кровати телефон. Он молчит, и это кажется еще большим вызовом, чем любые слова.
Я этого не сделаю.
Ведь не сделаю?
Оттолкнувшись от матраса, тянусь к молнии на спинке своего платья. Не спуская глаз с молчащего телефон, тяну ее вниз. Оставшись в лифчике и колготках, смотрю на свою грудь, окруженную прозрачным черным кружевом. Моя грудь совсем не скромная. Это не очень очевидно, потому что я никогда не акцентировала внимание!
Я всегда могу сказать, что была в состоянии аффекта. Никто не узнает, потому что на фото нет моего лица… только шея, грудь и живот…
Боже…
Отправив фото, обнимаю руками колени.
Он молчит так долго, что мне хочется умереть, а когда телефон пищит, впиваюсь глазами в дисплей и рычу от возмущения.