— Так вырываться… — Отелло изо всех сил рвется облапать мою грудь.
— Полчаса хотя бы! — Наверное, я единственная Дездемона в истории, которой искренне хотелось, чтобы сцена эта длилась не дольше полминуты.
Словен рывком поднимает меня на ноги (при этом держит он меня за грудь и бедро).
О нет! Я, с трудом удержав равновесие, забегаю за диван.
— Хотя б одну молитву!
Словен топает за мной, и от прилагаемых усилий у него начинается одышка. Я хватаю подставку, крепкую деревяшку в два фута длиной, покрашенную под дерево, и наставляю на него.
— Слишком поздно! — смачно произносит Словен — и отступает от шекспировского текста. Вряд ли великий драматург планировал, чтобы Отелло повалил Дездемону на диван и стал задирать ей юбку…
Я хорошенько замахиваюсь — и подставка с глухим звуком бьет его по виску.
Он падает на диван как подкошенный. Диван трещит под тяжестью его туши — и медленно оседает на пол грудой бархата и крашенного под золото дерева. По дощатому полу расплывается темная лужа крови.
Я стою потрясенная. Мне не хватает воздуха, я задыхаюсь. Он что, мертв? Нет, наверняка без сознания. Проверять не хочется — чего доброго, он еще воспрянет духом и в отместку изнасилует меня прямо на полу.
Какой же я была дурочкой! Мне не впервой отваживать от себя любвеобильного управляющего. Неужели нельзя было пофлиртовать, улыбнуться, подразнить его немного? Нет, мне пришло в голову, что Словен всерьез угрожает моей добродетели (ха-ха). Я же актриса. Дела делаются так. Словен — похотливая скотина, но я всегда это знала.
Подставка падает на пол, и тут я понимаю, какая мертвая тишина стоит в театре.
Боже. Я погибла. Я убийца. Я хватаю шляпку и на бегу, завязывая дрожащими руками ленточки, покидаю театр тем же путем.
— С мистером Словеном приключилось несчастье, — сообщаю я дремлющему привратнику. Тот вздрагивает, просыпаясь, и пепел из его трубки сыплется ему на жилет. — Прошу вас, помогите ему.
Я останавливаю извозчика и падаю без сил на сиденье экипажа. Нужно бежать из города. Я буду сидеть в своем номере в «Бишопс-отеле» тихо, как мышка, поступлю на службу гувернанткой-компаньонкой и стану добродетельной женщиной.
Я собираюсь в одиночестве предаться размышлениям о двух своих ролях, новоприобретенной роли убийцы и более привычной — совратительницы честных мужчин. Кстати сказать, я жажду сменить амплуа полностью… Но все мои планы летят в тартарары под натиском матери честного человека, которого я совратила несколько дней назад.
Она перехватывает меня, когда я спускаюсь вниз с письмом для Клер, в котором выражаю свою горячую благодарность и истовую заинтересованность в должности гувернантки-компаньонки. Я даже, стиснув зубы, добавляю пламенный привет Лиззи…
— Ах, миссис Уоллес! Хотите отправить письмо? — Она выхватывает конверт из моей руки и внимательно изучает имя и адрес. — Ну конечно же! Я немедленно отправлю одного из мальчишек к графине Дэхолт. А вы должны выпить со мной чаю, пойдемте.
Она уверенно хватает меня под руку — этот жест навевает неприятные ассоциации с арестом — и препровождает меня в свою гостиную.
Заваривая и разливая чай, миссис Бишоп посматривает на меня выжидательно, и я уваживаю ее, описывая дом графини Дэхолт.
— Жаль, что Гарри не смог с вами попрощаться, — говорит она, наливая мне еще чаю. — Он уехал в деревню рано утром. Вы знаете, он получил новое место управляющего, и это большая удача, если учесть, что всего три года назад — ему было двадцать три — он начал службу дворецким. Он очень умный и невероятно способный молодой человек, и я говорю так не потому, что я его мать. А, мистер Бишоп! Хотите чаю, или мне послать за элем?
Мистер Бишоп-старший в льняном фартуке усаживается в кресло напротив меня и соглашается выпить чаю.
Услышав, что мистер Гарри Бишоп вернулся в деревню, я чувствую облегчение, хотя мысль о том, что он моложе меня, почему-то кажется пугающей. В последний раз я видела его сегодня рано утром — когда засыпала, утомленная его энергичными стараниями…
— Миссис Уоллес как раз говорила, что эта комната напоминает ей гостиную графини Дэхолт, — заявляет миссис Бишоп мужу.
— Правда? — Мистер Бишоп не меньше моего ошарашен этой наглой ложью.
— О да, чистая правда, — мямлю я. — Мода и элегантность в сочетании с комфортом.
— Приятно слышать. — Мистер Бишоп прихлебывает чай. — Обставляя комнату, мы ориентировались на гостиную графа Эдминстера — мы ж как-никак оба там служили. Я около десяти лет был у его сиятельства дворецким, а миссис Бишоп…
Она хмурится, и он прочищает горло. Я понимаю, что надо бы сменить тему, и потому спрашиваю, давно ли они были в театре. Они с радостью принимаются рассказывать о спектаклях, которые им удалось посмотреть. Меня удивляет, что они так стыдятся того, что были слугами, — и при этом раздуваются от гордости из-за должности сына. Время от времени я ловлю на себе пристальный взгляд миссис Бишоп, но так как она не спешит меня обвинить в том, что я бесстыжая шлюха, и выгнать взашей, чтобы не позорила ее дом, меня в принципе все устраивает. Кроме того, наглядевшись на других обитателей «Бишопс-отеля», я понимаю, что такие, как я, тут бывают нередко.
И все-таки я единственная, кому удалось пробить брешь в непоколебимой добродетели мистера Гарри Бишопа. Эта мысль доставляет мне неудобство, причин которого я до сих пор не понимаю и о котором не желаю размышлять. Кроме того, в ближайшие дни у меня дел по горло: нужно продать старые платья и найти им замену, что-нибудь приличное и отвратительно скучное — из тех платьев, что не продаются, потому что предыдущая владелица скончалась от ужасной болезни.
Спустя три дня я получаю письмо, в котором говорится, что я получила должность. К моей великой радости, в газетах ничего не пишут о внезапной и страшной кончине мистера Джейка Словена.
Как бы я хотела, чтобы мне перестала сниться его смерть и кровь на подмостках.
Гарри
— Какие облака, — мечтательно произносит лорд Шад. — Бишоп, вы только посмотрите. — Он осаживает лошадь и опускает руки на луку седла, любуясь небом.
— Очень красивые, милорд.
— Вон то похоже на собор.
Из «собора» сеется морось.
Интерес лорда Шада к облакам восходит отнюдь не к дням его службы во флоте — это его тонкая душевная организация проявляет себя в любви к родным и необычном хобби. Он рисует пейзажи. По всему дому висят его прозрачные нежные акварели. Поначалу я думал, что это творения леди Шад, но когда отметил ее вкус и мастерство, она громко расхохоталась и сказала, что сама навряд ли отличит один конец кисти от другого.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
