Г. Де Растиньяк
Приключения нежной Амелии
КОГДА АМЕЛИЯ УЗНАЛА, ЧТО ЭРНСТ, ее жених, уехал, не предупредив ее, слезы струей брызнули из ее хорошеньких глаз, и она, потеряв сознание, упала на пол. Мадам Дюранси – а это она вручила своей подопечной за завтраком письмо от ее возлюбленного – не сумела скрыть мимолетное выражение торжества. Итак, это прелестное существо лежит у ее ног с побледневшими щеками, с глазами, покрасневшими от слез. Предстоит нелегкая задача – утешить ее, а впрочем – почему же нелегкая? В конце концов, именно такие нежные натуры, как Амелия, более других беззащитны перед тонким искусством соблазна. Вряд ли Амелия с ее цветущей невинностью сумеет усмотреть за обольстительными словами искушенного во всех тонкостях любви мужчины бесчестные намерения, жертвой которых она наверняка станет со временем.
Полупрезрительная усмешка скривила рот красивой женщины, когда она склонилась над упавшей в обморок девушкой и поднесла флакон с нюхательной солью к ее губам. О, да! – она поможет своему старому другу полковнику де Роверу в его намерении сорвать этот цветок. С одной, разумеется, целью – еще прочнее приковать его к себе. Ведь они были так похожи – в определенном, естественно, смысле – ослепительная мадам Дюранси и элегантный лихач-полковник, который, дай ему волю, весь мир превратил бы в служанку своих прихотей. Вне всяких сомнений из них бы вышла великолепная пара, но ни Александрина, ни полковник не находили себя готовыми подчиниться воле другого. Так что, короткие бури захватывающей их обоюдной страсти всякий раз становились преддверием долгих расставаний и плохо прикрытой вражды. И тогда очаровательная мадам Дюранси тешила себя страстью в объятиях своих любовников – последним из которых был отец Амелии, несчастный месье де Сен-Фар, а полковник в то же самое время своими победами повергал в панику прекрасную половину Парижа. Ни одна из его обитательниц – начиная от смазливой горничной и кончая супругой юстиц-президента – не чувствовала себя защищенной перед напором его обаяния. И вот теперь ему взбрело поймать в свои силки эту маленькую дурочку, Амелию де Сен-Фар. И это еще не все: с присущим ему цинизмом он и ее, Александрину, замыслил превратить в свою союзницу. Смеясь и рассыпая комплименты, он объявил ей, что ценит розы наравне с еще нераспустившимися бутонами и еще вопрос, чему он отдал бы свое предпочтение.
Вначале мадам Дюранси надулась: ее сравнивают с этой зеленой порослью. Она пообещала полковнику, что закроет для него навсегда двери своей спальни, если он будет и дальше упорствовать в своих намерениях. Но у того имелся в запасе ряд веских аргументов, возымевших свое действие. К тому же, подобно большинству женщин ее возраста, мадам сама страстно обожала интриги и интрижки; в конечном счете она сказала себе, что это, пожалуй, неплохой способ поставить наивную и невинную Амелию в полную зависимость от себя и одновременно раз и навсегда отлучить ее от любимого Эрнста, которого мадам сама держала в прицеле своего страстного взгляда.
Пышная грудь Александрины приподнялась от глубокого вздоха, стоило ей подумать об очаровательном юноше, который, наверное, давно уже затерялся в необъятных водных пустынях Атлантики. Какая досада, что она теперь долго не увидит его, но уж в любом случае это лучше каждодневного созерцания его томящимся в плену у этой хорошенькой молоденькой дурочки.
Кто знает, может быть, он, вернувшись, в конце концов станет настоящим мужчиной, способным оценить прелесть и очарование зрелой женщины? Но до того момента нужно предоставить полковнику возможность всласть наиграться Амелией. Едва ли Эрнст простит девушке неверность, проявленную ею в его отсутствие. Для нее, Александрины, не составит большого труда разлучить два этих нежных сердца, и тогда Эрнст – какие здесь могут быть сомнения? – сам упадет в ее искушенные объятия и найдет утешение в ее утонченных ласках, доводивших иных мужчин прямо-таки до потери рассудка.
Хорошенькая жертва тщательно разработанного плана сделала глубокий вздох и открыла большие, влажно поблескивающие глаза. Мадам Дюранси с помощью горничной Элизы перенесла ее на обтянутый шелком диван.
– Значит, это правда, – вздохнула Амелия, – и Эрнст в самом деле меня оставил? Боже, несчастная я! Еще вчера он клялся в любви, а сегодня лишил меня драгоценного мига расставания. Уехал, не сказав ни слова!.. А ведь он знал, какую боль мне причинит! А я… я верила, что его любовь столь же искренна, как и мое сердце.
Прелестная девушка зашлась в рыданиях и закрыла руками покрасневшие от слез глаза.
– Оставьте меня одну! – еле слышно сказала она мадам Дюранси. – Я не в состоянии сейчас никого видеть.
Александрина напустила на себя озабоченный вид и принялась усердно обмахивать носовым платком свое «дорогое дитя». За окном пылало жаром изумительное июньское утро, и могучие липы возле дома струили дурманящий аромат.
– Я не могу сейчас оставить тебя одну, мое милое дитя, – сказала Александрина самым участливым тоном. – Поверь мне, Эрнст поступил как подобает здравомыслящему и порядочному молодому человеку, не более того. Он обещал твоему отцу обрести за морем достаточное состояние, прежде чем назовет себя твоим супругом. А как же иначе? Или же он должен позволить, чтобы твои прелести отцвели, не получив должного обрамления? Разумеется, ты скоро получишь от него весточку, а пока… Пока ты сможешь убедиться, что жизнь идет своим чередом. Ты, мое милое дитя, в том возрасте, когда с потерями – даже с самыми серьезными – примиряются очень быстро.
Мадам Дюранси уютно устроилась в кресле-качалке. На ней был тонкий, полупрозрачный муслиновый халат яблочно-зеленого цвета, прекрасно сочетавшийся с нежным цветом ее лица и каскадом рыжих локонов, которые свободно ниспадали на плечи. В этот момент ее можно было легко посчитать старшей сестрой Амелии, почти ее ровесницей. Ни безупречная кожа лица, ни выемка ее глубокого декольте в пенном обрамлении кружев не выдавали в своей хозяйке зрелую женщину на третьем десятке лет.
Амелия, для которой померк весь белый свет, с пылающими щеками, с лихорадочно поднимающейся и опускающейся грудью, бормотала с упреком:
– Почему вы не помешали этому? Вы же знали, что я умру, если Эрнст меня оставит. Но вы – злая женщина, вы радуетесь каждому моему несчастью. Вы лишили меня всего: сначала – папы, затем – дома, а теперь – даже моего Эрнста. Боже, я не желаю дышать с вами одним воздухом! Уходите! Прошу вас, пожалуйста, дайте мне побыть одной! Это единственное, что вы еще можете для меня сделать.
В прозрачно-зеленых глазах Александрины загорелся недобрый огонек. Как бы ей хотелось ухватить девушку за волосы и устроить ей хорошую выволочку, с каким удовольствием она бы исцарапала ногтями это миловидное, искаженное страданиями личико! Но она сдержала себя. Разумеется, она и без того выиграет партию у Амелии, и ее триумф будет полным, когда та будет барахтаться в когтях своего соблазнителя, безуспешно пытаясь вырваться из них. Ну, а пока – до поры, до времени – она будет держать себя в руках, ведь не зря же она слывет отличным игроком.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
