— Молчите! Если вы будете разговаривать, тогда отразится, — строго крикнула Дина.
Но тотчас же из строгой гувернантки превратилась в утешительницу и, присев на кровать, до тех пор утешала и ласкала больную, пока та не успокоилась.
— Значит, мне нельзя будет выступать? Придется послать отказ? — грустно говорила Ивонна. — Конечно, на следующей неделе нельзя будет, но стоит ли этим так огорчаться? Не волнуйтесь, деточка.
— А концерт в Фульминстере, который устраивает каноник? Я должна участвовать в нем. К тому времени мне необходимо поправиться.
— Ну, разумеется, вы будете участвовать. Ведь это еще через три недели. Да что он вам дался, этот каноник? Ну его совсем.
— Почему вы так не любите каноника Чайзли?
— Мне не нравится, что он все время увивается за вами.
Ивонна расхохоталась.
— Да вы, кажется, ревнуете, Дина?
— Мисс Вайкери помешала ответить хозяйка, которая принесла ужин больной. Заботливая Дина принялась накрывать на стол, снимая с подноса тарелки и блюда. Но выражение ее лица ясно говорило о том, что она предвидит в будущем много хлопот.
V
МУЗА КОМЕДИИ
Общая уборная, отведенная для мужского хора, была переполнена полуодетыми людьми с расписанными лицами и наклеенными усами. Низкий потемневший потолок отбрасывал вниз весь жар от газовых рожков над туалетными столами; воздух был душный, тяжелый, пропитанный запахом табаку и дешевого мыла. Всюду царил хаос из брошенного как попало платья, баночек с гримом и пудрой, раскрытых саквояжей, бутылок с пивом и наполовину опустошенных стаканов. До поднятия занавеса оставалось всего пять минут, и запоздавшие торопились, совались под ноги друг другу и грубо ругались.
Джойс был уже одет. На нем была надета китайская плоская шляпа, зеленый халат, коса и длинные, опущенные книзу усы, как и у всех хористов. Делать ему было больше нечего, и, прислонившись к столу, он стоял, сложа руки и рассеянно глядя перед собой в пространство.
— Что это вы нос на квинту повесили, старина? — обратился к нему его ближайший сосед, отворачиваясь от зеркала и начиная застегивать платье.
Джойс вздрогнул, оторванный от своих мыслей.
— Простите, я не слыхал. Как вы сказали?
— Я спрашиваю: почему вы так необычайно скучны сегодня?
— Я просто задумался.
— По-видимому, это для вас занятие не из приятных, дружище.
— Разве вы не видите, что он думает о ней? — вмешался другой хорист, стоявший неподалеку. — Это всегда так бывает.
Может быть, лучше было бы выкинуть ее из головы и скалить зубы, не правда ли? — возразил Джойс не в бровь, а прямо в глаз, так как quasi — супружеские распри насмешника давно уже вошли в пословицу в труппе. Мак-Кей громко расхохотался, слышавшие это, подхватили его смех, и шутник смущенно ретировался.
— Ловко вы его! — сказал Мак-Кей. — Ну? а все-таки, как вам живется?
— О, ничего, благодарю вас.
— Мы с Блэком катались сегодня на лодке под парусом, взяли его супружницу и еще двух девчонок. Жалко только, что мы все сегодня немного прихворнули, а то могло быть превесело. А вы что делали сегодня?
— Ничего. Что же тут можно делать?
— В Саузпуле-то? Да что угодно. Хорошо бы теперь побывать еще на двух-трех морских курортах.
— Не все ли равно, куда ехать? — сказал Джойс. — Жизнь везде одна и та же.
— Для того, кто так хандрит, как вы, — конечно. Отчего вы не возьмете себе компаньона?
— Компаньона или компаньонку?
— Что хотите. Стоит только заплатить, — да и даже платить ничего не нужно, — просто выбирайте; тут у нас выбор большой. Но лучше послушайтесь моего совета и не путайтесь с бабами. Ненадежный народ: сейчас ласкова, а то кинется царапать, как кошка. Да и чего от них, в сущности, можно ждать? Нет, брат, я с бабами давно уже покончил.
— А сегодняшние-то барышни? А катанье на лодке?
— Ну, из этих я ни до одной и шестом не дотронусь, — презрительно усмехнулся ненавистник женщин. — В этой труппе вообще женщины все последнего сорта. Я с такими никогда и не работал. И где это только наш режиссер набрал таких хористок? В Лондоне такая уйма милых девушек, изголодавшихся без работы.
— Разве они так плохи? А мне кажется, ничего, — равнодушно заметил Джойс.
— Ничего! Вы бы послужили со мной эту зиму в Лидсе. Мы играли эту же оперетку. Я изображал одного из людей на луне. Меня даже заметили из первых рядов. Вот там так действительно был избранный состав. А вы у кого служили эту зиму?
— Я служил не в театре, — поморщившись, ответил Джойс.
В это время в коридоре раздался голос сценариуса: «Участвующих в первом действии просят на сцену». И тотчас же вслед за тем он сам появился в дверях.
— Господа, все на сцену!
Все по узеньким лестницам поднялись в пыльные коридоры, пробираясь между кулисами, встречаясь с хористками, выходившими с противоположной стороны; на сцене все становились в отдельные группы на обычные свои места, под наблюдением режиссера. Джойса посадили вторым слева. Перед ним сидела хористка, положив голову к нему на колени. Он поздоровался с ней.
— Ну, как вы чувствуете себя сегодня, мисс Стэвенс?
— О, плохо! В уборной жара нестерпимая.
— И в нашей тоже. Удивительно, как мы еще не растаяли все? Не слиплись все в один комок?
— Удивительно плохо устроен этот театр. Я в таком никогда еще не служила.
— Жалко мне вас, у вас усталый вид.
— Тсс… Оркестр…
Занавес медленно поднялся; вспыхнула рампа; зрительная зала казалась темным провалом. Запел хор; мандарины сперва кивали головами, потом принялись делать какие-то диковинные прыжки. Потом на авансцену вышел тенор, толкнул Джойса, стоявшего первым от входа.
— Черт побери! Чего вы тут так распространились? Нельзя же занимать всю сцену, — прошипел он сердито, улыбаясь в то же время лучезарной улыбкой, как требовала того роль.
Тенор запел; хор повторял припев. Затем появились два второстепенных персонажа и начали комический диалог, прерываемый, soi-disant, китайскими возгласами восторга со стороны хора. Затем все стали в пары и пустились в пляс.
— Какой невежа! — сказала мисс Стэвенс, когда они с Джойсом очутились за кулисами. — Чего же он идет и не смотрит?
— Да, по-моему, он сам виноват, — сказал Джойс.
— Вот эти опереточные тенора всегда так, невесть что воображают о себе. На вашем месте я бы ему откровенно сказала, что я о нем думаю.
— Я здесь слишком мелкая сошка, чтобы стоило отстаивать свою личность, — возразил Джойс, пожимая плечами.
Девушка не вполне поняла и сообразила только, что он не намерен требовать удовлетворения. Может быть, подумала даже, что он струсил.
