— Забирайтесь, юноша! — пригласил он. — Я включил отопитель.
В машине было тепло, мягко и пахло духами, как в кино. Мы выскользнули из проулка и свернули на дорогу.
— Фэрфакс-стрит, вы говорили?
Казалось, что от звука его голоса это место изменилось: стало еще грязнее и заброшеннее.
— Да, — ответил я.
Некоторое время мы молчали, потом я сказал:
— Я как будто видел вас сегодня на стадионе? — Я посмотрел на его каучуковый силуэт и фетровую шляпу. Он, кажется, смотрел только на дорогу.
— Сегодня? — повторил он, слегка заинтересовавшись. — Да, я приходил посмотреть, — он улыбнулся с легким неодобрением. — Вы играли не слишком хорошо.
— А кто-нибудь играл хорошо?
— Да, конечно.
Уивер слегка повернул руль, включил фары, переключил скорость, на секунду осветил щиток, потом взглянул мельком на приборы — все это так, как будто меня не существовало. Он хорошо знал город. Не сворачивая в центр, он обогнул парк и оказался напротив Хайфилда.
— Как вы оцениваете умение Уэйда торговаться? — снова заговорил он. — Удалось ему организовать «стойкую защиту»?
— Понятия не имею, что он делал. Я ведь только повторял «пятьсот фунтов» и надеялся, что все будет как надо.
Он обогнал две-три машины, выключил фары и спросил:
— Сбылись ваши надежды?
— Кончилось ли как надо? По-моему, да. Только я не думал, что это будет так быстро.
Уивер, наверное, решил, что, положив в карман пятьсот фунтов, я теперь прикидываюсь простачком. Он искоса взглянул на меня.
— Я сам не знаю, что я сейчас думаю, — сказал я.
— А какое это ощущение — заработать в один день пятьсот фунтов?
Он хотел заполучить меня целиком. Я чувствовал, как он полирует меня и пристраивает на полке в качестве последней находки. Вот он нагнулся, подышал на меня и потер манжетой.
— Я пока ничего не ощущаю.
— Слишком быстро все произошло, — неопределенно сказал он.
— Наверное.
— Боюсь, что это моя вина. Я не люблю тянуть. Но вряд ли вам это так уж неприятно.
— Теперь совсем нет.
Он засмеялся.
— Дело в том, что к вам приглядывалось еще несколько клубов. В субботу на матче были их агенты. Значит, я не так уж виноват, что вас пришлось поторопить. У вас были другие предложения?
— Нет.
— Ну, во всяком случае, если теперь будут, вы знаете, что ответить: собственность городского клуба. — Он засмеялся еще громче и похлопал меня по ноге. Потом сжал мое колено. — Никогда не следует мешкать, Артур.
Когда мы проехали Хайфилд, он сказал:
— Райли, по-моему, это пришлось против шерсти. Как вам кажется? Видите ли, он любит обставлять все это торжественно. Они так придают себе солидности. Эти буквоеды бухгалтеры всегда стараются нарядить деньги, чтобы замаскировать грязь. А как по-вашему?
— Мне, наверное, нравится грязь.
Он снова рассмеялся. Как будто нажали маленькую кнопку. Он хотел, чтобы я чувствовал себя по-свойски, поэтому и засмеялся. Я тоже засмеялся. Я не мог сказать, что он мне не нравится. Он поверял мне какие-то секреты, если только это были секреты. «Тесный семейный круг». Но я был новичком и стеснялся. Поворачивая руль, он толкал меня локтем.
— Фэрфакс-стрит, — сказал он. — Странно, знакомое название. Кого я могу там знать? — Он почесал кончиком мизинца краешек ноздри.
— Там прежде жил человек по фамилии Хэммонд. Его убило на вашем заводе. — Я сам удивился тому, как я сказал: «на вашем заводе». Как будто я говорил о чем-то большом и значительном. — На заводе Уивера, — поправился я, чтобы между ним и заводом была какая-то разница. — Я снимаю комнату у его вдовы.
— Ну конечно, — спокойно сказал Уивер. — Хэммонд. Его, кажется, звали Эрик? Я помню похороны.
— Как его убило?
— Токарный станок, в цехе «Д». Это было страшновато. — Автомобиль замедлил ход, и Уивер включил фары, как будто наш разговор напомнил ему, что бывают несчастные случаи. — Он обтачивал ручным напильником втулку ременного шкива. Напильник был без деревянной ручки. В значительной мере все произошло по его собственной вине. Все знают, что на этих станках такими напильниками не работают. Ну и конечно, едва он прикоснулся к краю шкива, как злосчастный напильник вышибло у него из рук: его пропороло почти насквозь. Мы убрали эти напильники даже с верстаков. Хотя, казалось бы, человек мог сообразить такую простую вещь. — Он потушил фары. Мы двигались медленно. — Вдобавок его одежда попала в станок, это ему тоже не помогло… Были и еще некоторые обстоятельства.
Он больше ничего не сказал, поэтому я спросил:
— Какие?
Он пожал плечами.
— Пустяки. А как его жена, или, вернее, вдова? У него осталось двое детей, если память мне не изменяет.
— Ничего.
Секунду он смотрел на меня. Не знаю почему. Потом сказал:
— Она не получила никакой компенсации. Суд решил не в ее пользу. Мы что-то дали ей, но немного.
— А ей полагалась компенсация?
— Не знаю, Артур. Нам не было никакого смысла брать ответственность на себя. Впрочем, не мне это говорить, не так ли? Где вас высадить? В начале улицы или перед домом?
— Лучше в начале.
— Какое все-таки совпадение, что вы там живете.
— Да.
— Очень интересное совпадение, я был сказал. Эрик Хэммонд! Удивительно, как мертвецы постоянно напоминают о себе.
Он остановил машину, как будто знал улицу. Я нажал на ручку и открыл дверцу.
— Ну, надеюсь, вы не лишитесь чека, пока дойдете отсюда до дома, — сказал он. — Кажется, тут вас не подстерегают сильные искушения.
Я стоял на мостовой и смотрел на Уивера — на рыбу в аквариуме. Аквариум ценой в три тысячи фунтов.
— Спокойной ночи, Артур, и наилучшие пожелания.
Я попрощался и стоял, глядя, как он дает задний ход и разворачивается. Я продолжал смотреть, когда «бентли» уже несся по Сити-роуд.
Я ни о чем не думал, потому что едва я вылез из машины, как улица стремительно покатилась колесом, а потом взлетела в воздух и заметалась над темным городом. Я прислонился к чужой двери. Что-то соскользнуло с моего носа, и я почувствовал горький вкус на верхней губе.
Потом я увидел Джонсона. Он окликал меня и говорил, что он мой друг.
— Что ты делал? — спрашивал он. — Что они с тобой сделали?
— Я устал. Черт, до чего я устал.
— Ты пил. Это нехорошо. — Он обхватил меня рукой, словно стараясь защитить.
— Ты видел, как я выходил из машины Уивера, папаша? Ты видел? Он подвез меня на своей машине.
Джонсон вдруг стал почти лисой.
— Что ты делал вечером? Праздновал? — спросил он и ткнул меня в бок, как собутыльник. — Ты подписал? Они предложили тебе контракт?
В меня как будто бес вселился. Я выпрямился, чтобы лучше его видеть. Улица приземлилась. Она еще подрагивала, но никуда не неслась.
— Я им не нужен, папаша. Совсем не нужен. И я им сказал, что мне начхать на их вонючие деньги.
— Ты этого не сделал! — закричал он. Ему показалось, что теперь он понял, почему я в таком виде. Он все еще думал, что я пьян.
— Неужто ты из-за этого плачешь? — спросил я и заглянул ему в лицо. — Плачешь?
— Нет, — ответил он, прислонившись к фонарному столбу и закрываясь руками, как ребенок.
— Дело того не стоит, — сказал я, — не так уж это важно.
Моя голова раскалывалась надвое, и все капало на тротуар, на мою одежду, на мостовую. Глаза отчаянно болели. Теперь я подтолкнул Джонсона, но он не пошевелился.
— Уивер подвез меня на своей машине, папаша.
— Я ждал здесь два часа, Артур, — пробормотал Джонсон.
— Два часа? Зачем?
— Хотел узнать, что случилось. Значит, все напрасно.
— Да… вот именно.
— Ну ладно, — сказал он, по-прежнему пряча лицо.
— Ты расстроился? — спросил я. Он не ответил. Но тут же повернулся, и я подумал, что сейчас он уйдет — и навсегда.
— Мне сказали, что они приедут сюда подписать с тобой контракт. И что в Примстоуне ждать нечего. Уивер — вот кто мне это сказал. Он говорил, что они приедут к тебе. Я ждал два часа.
— Я бы увиделся с тобой завтра. Зачем было ждать столько времени? Мог бы зайти попозже вечером.
— Я хотел посмотреть, — пробормотал он.
— Что посмотреть? Как я подписываю эту бумажонку? А что тут смотреть? Знаешь, я ведь разыграл тебя.
— Я ждал…
— Я просто пошутил, я ведь подписал.
Он ничего не ответил.
— Как ты думаешь, папаша, сколько?
— Скажи сам, Артур, — сказал он настороженно. Казалось, он весь сжался в комок.
— Ну как ты думаешь, сколько? Как ты думаешь, сколько они заплатили за Артура Мейчина?
— Скажи сам.
— А ты не хочешь угадать? Попробуй угадай, сколько я получил.
— Когда я тебе так ответил, ты чуть не сломал мне руку. Ты должен сам сказать, Артур.
— Пятьсот! Пятьсот фунтов! Я только сейчас начинаю чувствовать, что это значит. Пятьсот фунтов стерлингов. Хочешь взглянуть на чек?