— Видишь ли, Никита, я и сам ничего не понимаю. Наш кооператив продавал столько зерна, сколько не собирает все остальное село. И если раскулачивание идет по всему государству, а не только у нас, то страна останется без хлеба, а это — голод. Не только Митька Жук и Петька Лобода, но и те, кого загонят в колхозы, будут работать спустя рукава, абы как. Ты прав, что колхоз нужен бездельникам. Там можно отлынивать, а получать наравне со всеми, но меня удивляет, что Обком, ЦК допускают такое безобразие. Неужели там нет ни одного здравомыслящего человека? Вот доберусь до Варейкиса и задам ему этот вопрос.
Рассуждая таким образом, два брата, ехавшие в город искать справедливость, переживали не только за близких им людей, но и за судьбы страны. Наивные, привыкшие верить сначала царю-батюшке, а затем большевикам, они считали, что правители призваны заботиться о благе народа и страны. Даже Сергей, человек довольно грамотный, читающий газеты, не мог разобраться во всех этих пленумах и съездах. Из газет он знал, что в верхах идут разговоры об индустриализации, о переустройстве села и сельского хозяйства. Он понимал, что правительству давно нужно было заняться проблемами села, но его не могла не беспокоить судьба своего кооперативного хозяйства. К тому же ему было известно, что подобные кооперативы были созданы во многих селах Черноземья. Он много раз задавал вопрос о перспективах села многочисленным уполномоченным, приезжавшим из города, но вразумительного ответа так и не получил. Очевидно, они знали столько же, сколько знал и Сергей. Да и откуда было знать, если газеты писали лишь о происках оппозиции, о левых и правых уклонах, но ни слова не говорилось о том, что ждет крестьян после коллективизации. Если бы братья знали поставленную правительством задачу ликвидировать кулаков как класс, то они тут же повернули лошадь, вернулись домой, забрали детишек, бросили дома и подались бы, куда глаза глядят. Но они ехали в город искать защиты и еще не знали, что ЦК партии снял все запреты на раскулачивание и разрешил выселять кулаков в районы, отдаленные от их постоянного места жительства, с конфискацией у них всего имущества, а сопротивляющихся расстреливать. А они все еще винили местных партийцев в беззаконии, в произволе, и не знали, что ни Митька Жук, ни сам Варейкис уже не могли остановить безжалостный маховик, сметавший на своем пути все лучшее на селе.
На заезжем дворе было пусто. Их встретил дворник Никифор, служивший здесь еще с царских времен. Он хорошо знал обоих братьев и, сняв с головы облезлый треух, поклонился и подал обеим руку. Никита вручил ему трешку, наказал распрячь лошадь, покормить ее и попоить. Никифор еще раз поклонился братьям и, взяв лошадь под уздцы, повел ее в глубину двора. Они постояли немного, покурили, вышли на улицу и разошлись в разные стороны. Никита вышел на Большую Дворянскую, покрутился возле памятника Никитину и, заметив возле банка фигуру, торопливо пошел через площадь. Фигура оказалась милиционером, который подозрительно оглядел спешившего к нему человека, остановился и стал поджидать. Подойдя к милиционеру, Никита поздоровался и спросил, не знает ли тот, где сейчас принимает Калинин. Милиционер еще внимательней осмотрел Никиту и спросил:
— А зачем он тебе нужен?
— Да вот хотел бы записаться к нему на прием!
— Так он и разбежался принимать тебя!
— Примет, коль я к нему приехал!
— Едва ли! У него только и делов, что бы принимать каждого встречного и поперечного!
Никита ничего не ответил, но обрадовался, что Калинин еще в городе. Он расстегнул полушубок и показал милиционеру приколотый к пиджаку орден Красного Знамени. У того отвисла челюсть, и изменилось лицо. Потом, придя в себя, он вытянулся по стойке смирно и приложил ладонь к буденновке. Такой орден вблизи он видел впервые.
— Прошу прощения, не признал. Докладываю! Михаил Иванович в своем поезде, в тупике, на вокзале!
Потом он шагнул в сторону, свистком подозвал проезжавшего лихача и что-то сказал ему, указывая на Никиту. Тот спрыгнул на землю, расправил полость и пригласил Никиту в коляску. Милиционер взял под козырек, возница дернул поводья, и справный жеребец сразу пошел крупной рысью.
На вокзале давка, негде поставить ногу. По тому, как бегали железнодорожники, как милиционеры охраняли двери, ведущие к поездам, и патрулировали перрон, Никита понял, что Калинин здесь, в своем вагоне. Как же миновать опричников, стоявших у дверей? Орден то, орденом, а если спросят документы, которых у него нет? В вокзале душно, от печей тянуло жаром, от людей парило и тянуло какой-то кислятиной, дышать было нечем. Люди сидели и лежали вповалку. Это были, в основном, деревенские люди, бегущие от коллективизации, раскулачивания и непосильных налогов. Видно было по тому, что все они расположились семьями, с маленькими детишками и стариками. Никита почувствовал, что потеет, и расстегнул полушубок, невольно взглянув на орден. Орден сразу придал ему смелости и уверенности. Он вспомнил, как в 1919 году, после изнурительного похода по заснеженной равнине, их часть добралась до какой-то станции. Замёрзшие и уставшие бойцы прикорнули на полу и тут же заснули. Утром их разбудили крики и ругань. Уже потом Никита узнал, что тогда на станцию прибыл в своем поезде сам Троцкий и комендант поезда приказал очистить вокзал для приема председателя Реввоенсовета. Всех вытолкали, а Никита не хотел расставаться с теплым помещением и упорно делал вид, что не может проснуться. Как ни билась охрана, но разбудить его так и не удавалось. В это время в помещение вошел сам Троцкий и спросил, что здесь происходит. Ему ответили, что не могут разбудить какого-то командира. Тот махнул рукой и распорядился его не трогать. Эпизод всплыл в памяти потому, что тогда только хамство помогло уберечься от мороза. А что если и сейчас использовать этот прием, ведь попытка не пытка. Он распахнул полушубок так, чтобы был виден орден и двинулся к дверям. Оба милиционера повернулись к нему, взглянули на орден и, переглянувшись, вопросительно посмотрели на его обладателя. Никита поздоровался с ними и тихо сказал:
— Мне к Михаилу Ивановичу!
Что они подумали о нём? За кого они его приняли? Однако расступились, открыли ему двери и пустили на перрон. Здесь его никто не остановил, посчитав, что проверили прежде, чем он сюда прошел. У вагона стоял постовой с винтовкой и спросил:
— Что нужно?
— Мне нужно к Михаилу Ивановичу!
Постовой открыл двери тамбура и кого-то позвал. Тут же появился молодой человек в военной форме, окинул Никиту оценивающим взглядом и спросил:
— Что вам?
— Мне нужно повидать Михаила Ивановича!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
