Главным шоком было даже не это, а то, что после смерти Елены сиротой осталась ее четырнадцатилетняя дочь. Ева оказалась непростым ребенком, обладательницей целого «букета» сложных, а порой и редких психических диагнозов. Марку открытым текстом предлагали отказаться от нее и не скрывали, что через пару лет она загнется в больнице. Потому что таких детей не собирались выхаживать даже в цивилизованной Германии.
Но Марк уперся. Его любовь к сестре, чувство вины перед ней, завет родителей – все это теперь было направлено на Еву. Поэтому он забрал девочку к себе, нанял сиделку и врачей, надеялся, что ему удастся помочь племяннице.
Да только все оказалось сложнее, чем он мог предположить. Ева оказалась из числа агрессивных психов. Верена с первого дня невзлюбила новую родственницу, а когда поняла, что это реальная угроза, и вовсе стала скандалить. Марк, чтобы успокоить жену, стал снимать для Евы отдельный дом, нанял гувернантку. Однако женушка не успокоилась, требовала, чтобы он избавился от «сумасшедшей девки». Марк отказался. Тогда она собрала вещи, забрала ребенка и ушла. Через месяц они развелись, а еще через два Верена снова выскочила замуж за в равной степени пожилого и состоятельного бюргера.
Матиас знал, что друг страдает. Однако знание это было скорее интуитивным, потому что свою боль Марк никак не показывал. Он продолжал работать, попытался раствориться в этом, домой приходил поздно. Поначалу пытался общаться с Евой, но быстро понял, что это бесполезно. Как и предупреждали врачи, девица его даже не понимала, об осмысленном ответе и мечтать не приходилось.
Время не спешило лечить. В прошлом энергичный, неунывающий Марк не то что в депрессию впал, но – изменился. Взгляд определенно потух, строить отношения он больше не рвался. Убедил себя, что на семью и детей не имеет права, если один раз не сохранил свое «счастье». Матиас пытался беседовать с ним, убеждал, что это бред, что к личной жизни нужно подходить не менее осмысленно, чем к карьере. Снова тот же вакуум, что и когда-то с Вереной. Марк все выслушивал, но поступал по-своему.
А еще он никогда не позволял другу хотя бы взглянуть на Еву. Матиасу было до жути любопытно, как выглядит это экзотическое существо. Но Марк оказался непреклонен.
– Это не клоун в цирке, чтобы на нее пялиться, – жестко заявил он. – И провоцировать ее не надо. Еве нужен покой.
– А тебе – семья, – парировал Матиас.
– Ева моя семья. Мне хватит.
Все изменилось после очередной его командировки, на этот раз в Россию. Оттуда Марк вернулся полным необъяснимой решимости заполучить расположение какой-то девушки, которая его упорно игнорировала. Матиас тогда посчитал стремление бредом, но вызвался помочь, ведь это был самый большой прогресс в состоянии друга за последние два года.
И неожиданно все получилось! Вика здесь. Марк зашел в ее коттедж еще днем, сейчас уже вечер, а его до сих пор нет. Либо темпераментная русская барышня его все-таки прибила, либо они помирились быстрее, чем кто-либо мог ожидать.
Это и заставило Матиаса усомниться в собственных приоритетах. Может, неплохая это все-таки штука – эмоциональная близость? Звучит, конечно, как бред, но… Он уже начал чувствовать, что чего-то в его размеренной жизни не хватает. Возможно, этого.
Если так, то придется надеяться на удачу. Те женщины, с которыми он знакомился до этого, пробуждали тело, а не эмоции.
А пока он собирался посвятить время занятию, предполагающему более активную позицию. Он уже знал, что Марк привез с собой на курорт и гувернантку, и племянницу – потому что боялся оставить девочку одну. А раз это чудо здесь, можно попытаться его увидеть, хотя бы через окно!
Марк это не одобрит. Но ему ведь не обязательно знать!
Глава 5
– Значит, ее зовут Ева? – переспросила Вика.
Услышанное пока что казалось невероятным, она даже не бралась сказать, верит она ему или нет. Но Марку можно верить, так что… все было. И пропавшая сестрица, неизвестно от кого нагулявшая чудовище, и само чудовище, и сбежавшая жена.
Получается не то что странно, жутко даже. На подсознательном уровне Вика старалась держаться как можно дальше от любого рода сумасшедших. Даже если врач утверждает, что они тихие и мирные, никогда ведь не знаешь, что у них в голове творится! А тут еще откровенно агрессивное существо.
И все-таки… Вика нежно провела пальцами по его руке, лежащей поверх ее талии, и подумала, что она бы на месте Верены не ушла. Понятно, что нужно оградить ребенка от подобного общения, но ведь Марк уже сделал это, сняв второй дом! Зачем устраивать такую подлянку любимому человеку, когда ему и так тяжело?
Это печально. Однако по-настоящему грустить не получалось – если только из-за того, что ему тогда пришлось пережить. Но настоящий момент только радовал. Можно не думать ни о чем, быть вдвоем и… По поводу этого «и» Вика пока не загадывала. Рано еще.
– Да, – подтвердил он. – Ева. Это Лена ее так назвала. Несмотря на то что диагнозы проявились довольно рано, она всегда воспитывала Еву сама. Я хотел сделать то же самое… и сделаю!
– Сделаешь, конечно. Жалко ее… не хочу даже представлять, что она почувствовала, оказавшись рядом с мертвой матерью.
– Да уж.
Вроде бы он сказал то, что и полагалось сказать. Но при этом отвернулся, Вика почувствовала, как он напрягается. Не умеет он врать – по крайней мере, когда речь идет не о работе.
– Знаешь, уже ведь очевидно, что я была не права, – вздохнула девушка. – Поторопилась с выводами, мыслила стереотипами и все такое. Но теперь я здесь и даже не злюсь на тебя за то, что ты в принципе манипулировал мной.
– Тебе от этого хуже не стало!
– Мне от этого стало только лучше, но не в том суть. Я… я скучала даже не столько по тебе, сколько по нам. И я хочу попробовать еще раз. Но для этого нужно, чтобы ты от меня ничего не скрывал. Ева – большая часть твоей жизни. Которая, увы, разрушила твою предыдущую семью. Я не ставлю это тебе в укор, просто хочу знать!
Он сомневался, а Вика ждала. Наконец он снова перевел взгляд на нее:
– Я никогда не видел труп своей сестры. По крайней мере, в прямом понимании. Мне сказали, что тело пострадало при вскрытии. Я сопроводил гроб на кремацию, но гроб был закрыт. Выдали мне уже прах.
– Ты думаешь, это не она была?..
– Да нет… она. Мне выдали ее личные вещи, ее документы. Она. Но я так и не увидел, что с ней случилось. Уже сейчас, оценивая ситуацию по-другому, я понимаю, что надо было настоять, открыть этот проклятый гроб. А тогда мне было страшно, веришь? Я не хотел ее видеть. Хотел помнить живой.
– Вполне нормальное желание. – Вика прижалась к нему крепче, надеясь, что хоть это позволит ему расслабиться.
– Может, не знаю… Я мало кому рассказываю о Еве. Только близким друзьям. Но даже им я говорю, что Лена умерла от передозировки наркотиков.
– А на самом деле?..
– На самом деле все не было так однозначно. Мне об этом уже эксперты рассказали… Наркотики она, похоже, принимала, это факт. Но причиной смерти стали механические повреждения. Врачи считают, что в наркотическом угаре Лена сорвалась на крик, стала обвинять дочь в собственных неудачах. И Ева напала. Она довольно тонкая девочка, не думаю, что у нее так уж много сил, однако – хватило. Она то ли толкнула Лену, то ли ножом ударила, я так и не понял, в шоке был. Медики поспешили меня заверить, что это нормально – для человека в ее состоянии. Что если ее не провоцировать, это не повторится. Но я все равно осознанно вез в свой дом убийцу.
Вика почувствовала, как по коже словно холодок пробежал. Ей хотелось поддержать его сейчас, но нужные слова не придумывались. Видеться с Евой хотелось все меньше.
– Я надеялся, что мне удастся что-то изменить, – продолжил Марк. – В ней и для нее. Я следил за тем, чтобы занятия с врачами и педагогами проходили регулярно. Открытых вспышек агрессии не было вообще, и я радовался. Я говорил с ней – и на немецком, и на русском, потому что не был уверен, каким языком она владеет. Но со временем я понял, что даже у разговора с животным больше перспектив. Ева сидела передо мной, а пялилась куда-то в пустоту. Она меня не слушала вообще! Иногда она говорила, но не со мной, просто так – несла какую-то околесицу.
– Например?
– «Ой, какой сейчас снегопад начнется» – и это в середине июля. Но даже такие фразы были редкостью, тут хоть какой-то смысл есть. В основном отдельные слова и даже звуки. Могла рассмеяться без причины, могла замкнуться в себе. Постепенно я согласился с врачами – она не способна поддержать нормальный разговор, просто не дано ей. Я все равно говорил с ней, но уже в силу привычки. Ни на что не надеялся. Говорил, чтобы ей не стало хуже, улучшение казалось недостижимым. И тут что-то произошло…
Вряд ли он стремился выдерживать показательные паузы, просто так получалось. Ему было сложно об этом говорить, и чувствовалось, что он боится напугать Вику, оттолкнуть от себя. Ей действительно хотелось оборвать разговор и навсегда позабыть о Еве. Но это его жизнь, нужно либо принять, либо потерять его навсегда.
