Потрясение, которое испытал Саул, перестав быть центром внимания, исчезнув долой с глаз людских, временами сказывалось до сих пор, причем наступали эти моменты неожиданно. Но никакой драмы в том, что его приход на севере перестал существовать, он не видел, как и не считал это шокирующим откровением, наказанием за то, что проповедовал и молился об одном, а думал совсем о другом. Довольно долгое время он ошибочно принимал это противоречие за воплощение чувства вины за свои грехи, как реальные, так и воображаемые. И вот в один ужасный день он вдруг осознал, что подвели и предали его страсти, что он сам стал посланием.
Когда Саул проснулся, Чарли уже ушел, не оставив даже записки. Но записка могла показаться проявлением сентиментальности, а Чарли бы того рода маяком, который никогда бы не позволил себе светиться подобным образом.
Днем он увидел Глорию, идущую по пляжу, махнул ей рукой, но не был уверен, что она его заметила – ровно до тех пор, пока девочка не свернула и не направилась к нему нарочито неспешным шагом. Он знал, что она бы не позволила себе показать, что ей хочется пообщаться с ним. Вероятно, это было против каких-то девчачьих правил поведения.
Он закапывал ямки, которые прорыли в саду броненосцы, подкапывавшиеся под корни растений. Ямки, сохранившие форму их мордочек, его развеселили – он даже сам не понял почему. Но от простой физической работы ему всегда становилось весело без видимых на то причин. Грела и еще одна мысль – близнецы, Генри и Сьюзен, что-то сегодня припозднились.
Утро выдалось серенькое, а вот день обещал стать чудесным. Море сверкало и переливалось аквамариновыми оттенками, вода была прозрачна, на глубине виднелись тени водорослей. На самом краю бесшовного ярко-голубого неба белел след, оставленный аэропланом, как бы демонстрируя полное пренебрежение к обитателям этого пустынного побережья. Ближе к дому находились скалы, испещренные скользким белым пометом бакланов, – на них он постарался не смотреть.
– Почему ты ничего не сделаешь с этими броненосцами? – спросила, подойдя поближе, Глория. Судя по всему, она отклонилась от намеченного маршрута, ее влекли сокровища, которые можно было найти в выброшенных на берег водорослях.
– Мне нравятся броненосцы, – ответил он.
– Старина Джим говорит: они вредители.
Старина Джим. Иногда казалось, она упоминает о нем всякий раз, когда хочет настоять на своем. Старина Джим жил в самом конце одной из дюжин грязных проселочных дорог их хитро переплетенного лабиринта, в своей знаменитой хижине, рядом со свалкой, где в бочках незаконно хранились отходы химического производства. Никто не знал, чем он занимался до того, как его выбросило на Забытый берег, но теперь он держал маленький, то открывающийся, то закрывающийся деревенский бар.
– Так, значит, Джим так говорит, да? – Он старался как можно плотнее утрамбовать землю, несмотря на то что вдруг непонятно почему навалилась страшная усталость. Еще один сильный шторм – и этот дерн просто смоет.
– Они все равно что крысы, только в броне.
– Как морские чайки? Тоже крысы, только с крыльями.
– Чего?.. Ты же знаешь, можно поставить ловушки.
– Нет, для ловушек они слишком умны.
Она взглянула на него, осторожно, искоса.
– Не думаю, что это правда, Саул.
Когда она называла его Саул, он знал: есть повод для беспокойства. Можно попасть в неприятности. Что ж, пусть будет так. Кроме того, ему нужен перерыв: он уже весь вспотел.
– В один прекрасный день, – заметил он, опираясь на лопату, – они проберутся в дом через окно на кухне. Встанут друг другу на спины и откроют задвижку.
– Пирамида из броненосцев! – Она рассмеялась, потом спохватилась и напустила серьезный вид. – Думаю, и это тоже неправда.
Правда состояла в том, что ему действительно нравились броненосцы. Такие забавные – неуклюжие, но трудяги и смельчаки. В какой-то из книжек он вычитал, что броненосцы умеют «переплывать» реки – просто идут по дну, надолго задерживая дыхание. Эта деталь его особенно поразила.
– Да, конечно, достают, портят сад, – признал он. – Так что ты, наверное, права. – Он знал, что если не сделать хотя бы небольшой уступки, она замолчит, замкнется в себе.
– Старина Джим говорит, что ты сумасшедший. Всем рассказываешь, что видел здесь кенгуру.
– Может, тебе не стоит проводить столько времени у Старины Джима?
– Я и не провожу. Живет на свалке. Он сам приходит, к моей маме.
Ага, к врачу ходит. Он испытал облегчение, а может быть, это просто выступил от напряжения холодный пот. Нет, Саул ничего не имел против Джима. Но мысль о том, что эта девчонка носится где попало, тревожила его. Даже Чарли заметил это и сказал Саулу, что Глория знает окрестности лучше всех.
– Так ты видел кенгуру или нет?
Бог ты мой, вот что значит иметь любопытных детей!
– Ну не то чтобы. Просто видел нечто похожее на кенгуру.
Местные до сих пор за это над ним подшучивали, но он клялся и божился, что видел животное, пусть и мельком, в первый год своего пребывания здесь. Возможно, просто перевозбудился от новизны ощущений, от прогулок по множеству неисследованных тропинок.
– Ой, совсем забыла. Я же не просто так сюда пришла, – сказала она.
– А что?
– Старина Джим слышал по радио, что на острове пожар. Ну и я хотела посмотреть, с башни маяка лучше видно. Там ведь телескоп, да?
– Что? – Он уронил лопату. – О чем ты? Какой еще пожар на острове? – Насколько ему было известно, там никто никогда не бывал, кроме членов «Бригады», но часть работы смотрителя маяка заключалась в том, чтобы сообщать обо всех происшествиях, в том числе и пожарах.
– Да он не весь сгорел, – сказала она, – только часть. Дай мне глянуть. Ну, на дым и все такое.
И они стали подниматься. Саул настоял на том, чтоб взять ее за руку, ладошка у нее была крепкая и немного влажная, он то и дело предупреждал, чтобы девочка шла по ступенькам осторожнее, а сам ломал голову над тем, кто мог позвонить и сообщить о пожаре до него.
Забравшись в башню, Саул прикрыл прожекторы мешковиной и приник к телескопу, предназначенному для наблюдения за звездами. Оказалось, что Глория права: на острове пылал пожар. Точнее сказать, горела верхушка старого маяка – милях в двадцати отсюда, но в телескоп было видно прекрасно. Мелькали красные всполохи, но в основном валил черный дым. Похоже на погребальный костер.
– Как думаешь, там кто-то погиб?
– Да там нет никого. – Кроме тех «странных людей», как выражалась Глория.
– Тогда кто же устроил этот пожар?
– Да никто не устраивал. Само загорелось. – Сам он в это не очень-то верил. Он видел крохотные фигурки на берегу, и, похоже, костры тоже, от них валил черный дым.
– А можно я еще посмотрю?
– Конечно.
Даже после того как Саул уступил место Глории у телескопа, ему продолжало казаться, что он видит тонкие, как волоски, завитки дыма на горизонте, но это наверняка было просто иллюзий.
На острове Невезения частенько случались странные вещи. Достаточно было послушать Старину Джима или кого-то еще из местных, чьи байки о Забытом береге изобиловали мифами об этом острове, особенно с тех пор, когда провалилась последняя попытка образовать там поселение. Он весь состоял из скал и утесов, поросших лесом, был изолирован от внешнего мира; с начала возведения маяка – а было это очень давно – стало ясно, что морские пути уже начали меняться, это и определило дальнейшую печальную участь маяка.
Прожекторы на маяке Саула когда-то украшали башню на острове, ныне превратившуюся в развалины. В глазах некоторых то было дурным знаком, будто вместе с линзами на материк с острова перебралось какое-то несчастье. Вероятно, это было связано с эпической историей перевозки прожекторов весом каждый в четыре тонны – налетел шторм, молнии так и полосовали небо, корабль, перевозивший прожекторы, призванные избавить суда как раз от подобных несчастий, тогда едва не затонул. Это было одной из причин, по которым местные редко посещали маяк, хотя и пляж, и виды были здесь просто изумительными.
