Мы постоянно снимали его первым, потому что он выступал рассказчиком. Так всегда делают. Когда Джим играл свою роль, он не хотел, чтобы оператор или кто-то еще двигался и отвлекал его внимание, поэтому они установили эти черные ширмы позади меня. Потом все разворачивались, чтобы снимать мои реплики, и ширмы убирали. А этот ублюдок пялился на меня! Никто не мог его видеть, кроме меня.
Майкл: То есть ширмы находились позади камеры, когда вас снимали, а он прятался за ними? И вы могли его видеть, но никто другой не мог?
Лоррейн: Да, потому что все они были обращены ко мне. Я говорила: «Блин, вы даже не представляете, что этот засранец делает со мной». А они отвечали: «Ну, Лоррейн, давай, начали». Я одна вечно все портила. Они злились на меня! А он тем временем снимал штаны и показывал мне задницу, а я орала: «Прекрати! Убери это! Убери!»
Майкл: Но я слышал, что однажды вы его поставили на место.
Лоррейн: Однажды я взяла у Аннабеллы Шиорры накладные волосы и спрятала их, засунув в переднюю часть колготок. Когда я скрещивала ноги, все эти волосы были видны. Джим умирал от омерзения. Выражение его лица было на миллион долларов. Он сказал: «Ты отвратительна». А я ответила: «У тебя научилась».
Стив: Все это часто происходило поздно ночью, так? Потому что натурные съемки нужно заканчивать в определенное время, а на площадке можно снимать сколько угодно, так что иногда дело затягивалось допоздна.
Лоррейн: Да, все поздно ночью, и у Джима всегда было огромное количество диалогов. Однажды он заехал за мной, я вся такая очаровательная, красивая, загорелая, в маленьком прелестном летнем платье, а он как зарычит на меня: «Кто умер, что тебе дали эту роль?» [Смеется.]
Стив: Потому что вы снимали обычно только по одному эпизоду в день. У вас была лучшая работа во всем шоу-бизнесе. Помню, как однажды вы сказали мне, когда я работал пятнадцатый-шестнадцатый день: «В этой серии ты сделаешь больше, чем я за весь сезон».
Дэвид увидел, насколько вы хороши, потому что персонаж Мелфи становится все сложнее и сложнее по ходу сериала. Довольно рано мы узнаем, что она сама ходит к психиатру, которого играет Питер Богданович. Как вам понравилось работать с Питером?
Лоррейн: Мне понравился Питер. Он – человек старой закалки; кайфовал сам от себя, и это было весело. Изначально они хотели взять на эту роль Джеймса Липтона – упокой Господь его душу – из сериала «В студии актерского мастерства»[28]. Так получилось, что он мне не понравился. Я считаю его слишком пафосным, и мне было бы трудно с ним сойтись.
Майкл: Питер был гораздо лучше, он действительно великолепен в этой роли.
Лоррейн: Он восхитительный парень; такой умный и очень хорошо разбирается в кинематографе.
Майкл: Какой эпизод был для вас самым сложным?
Лоррейн: Пожалуй, пилот. Мне всегда казалось, что я – слабое звено в сериале.
Майкл: Это явно не так – просто ваш актерский невроз и все такое.
Лоррейн: В пилоте были отличные сцены.
Стив: Хоть у нас троих и не было ни одной совместной сцены, мы все стали хорошими приятелями.
Лоррейн: На самом деле, я до сих пор считаю нас всех друзьями. Мы всегда держались вместе. Мне это в нас нравится. У меня были и другие успешные работы. Я не верю, что дело только в сериале, а реально считаю, что все зависит от нашей природы.
Стив: Я тоже думаю, что Дэвид каким-то образом, сознательно или бессознательно, собрал нас всех вместе, поскольку многие из нас – выходцы из одной среды. Мы виделись с тобой на пробах, миллион раз выступали вместе, участвовали в работе благотворительных фондов и все такое.
Лоррейн: Я всегда говорила, что я – Ширли Маклейн в вашей Крысиной стае. [Смеется.]
Стив: Люди до сих пор подходят к вам, по-прежнему реагируют на вас как на доктора Мелфи?
Лоррейн: Да. Они все называют меня «док»: «Эй, док!»
Стив: И до сих пор?
Лоррейн: О да. Меня до сих пор зовут Карен из «Смелых парней»!
Мы сняли пилот в начале осени 1997 года, но ждали несколько месяцев, чтобы узнать, кого из нас возьмут. Ожидание было мучительным, и когда в конце декабря нам наконец позвонили, это было похоже на большой рождественский подарок. Но чего мы не знали до беседы с Лоррейн, так это того, что она, оказывается, была Санта-Клаусом. Или, по крайней мере, одним из эльфов.
– Майкл
Лоррейн: Я позвонила Дэвиду через восемь, девять, десять месяцев после того, как мы сняли пилот, и спросила: «Что происходит? Разве они не должны нас выбрать, или отказать, или что-то еще?» Он сказал: «Да». И продолжил: «Знаете, сериал стоит очень дорого. Почему бы вам не позвонить Крису Альбрехту?»
Я согласилась: «Хорошо. У вас есть его номер?» Он дал мне его номер. И я нервно ходила вокруг своего дома. Никогда раньше мне не доводилось звонить руководителям. Кто я? Никто. Позвонила: «Могу я поговорить с Крисом Альбрехтом?» Он сразу же взял трубку. Я вспотела, но сказала: «Привет, Крис». – «Привет, Лоррейн, как дела?» Я спросила: «Крис, что происходит? Нам всем нужно знать». Он ответил: «Это очень дорого». Я говорю: «Хорошо. Могу я посмотреть? Вы пришлете мне копию сериала?»
Получив запись, я сразу же посмотрела сериал, запрыгала на кровати и завопила. Я перезвонила Крису Альбрехту и сказала: «Вы шутите? Это круто. Самое невероятное, что я когда-либо видела. Беритесь за дело. Снимайте это».
Стив: Что ж, должно быть, он вас послушал.
Майкл: Слава богу.
Лоррейн: Не знаю, послушал ли он меня, но я сказала: «Это лучшее, что я видела за последние десять лет. Ни один фильм с ним не сравнится».
Гангстерские фильмы и телесериалы па своей природе адресованы мужчинам: главные герои, как и мафиози, и убийцы, которых они изображают, – все мужчины.
Женщины в этих фильмах, в общем и целом, довольно одномерны – множество стриптизерш и подружек, но мало глубины (Бонни Паркер в исполнении Фэй Данауэй в «Бонни и Клайде» и, конечно же, героиня Лоррейн [Бракко] Карен Хилл в «Славных парнях» – лишь некоторые из заметных исключений).
Но сериал «Сопрано» изменил ситуацию, переместив женские персонажи на первый план, исследуя их конфликты, стремления, надежды и страхи так же глубоко, как и мужские. Помимо доктора Мелфи в исполнении Лоррейн, Ливия в трактовке Нэнси
