Женщина. Как там, в Москве? Овладел президент Белым домом, или эти идиоты отбились?
Проводница. А вам-то зачем она далась, наша власть, милочка?
Женщина. Зачем далась? (Поглаживает левую ягодицу, и мечтательно смотрит вдаль). Зачем далась!.. Богу весть, болтать не велено!.. А Белым домом он овладеет, гарантирую вам… (Не дождавшись ответа, поворачивается в сторону коридора.). А там что за огни? Уж не пожар ли?
Проводница. Не дай Бог! Наш вагон последний — глазом моргнуть не успеем, как сгорим!
Идут по вагону. Навстречу из шестого купе движется интеллигент.
Проводница (Интеллигенту). Слушай, ты, крестная морда! Сразу после Загорска туалет закрываю, так что одна нога здесь, другая — там.
Интеллигент (вдогонку). А вот этого не хотите? (Показывает крайне неприличный жест и с грохотом закрывается в туалете.)
Кракс (Бородачу). Возьми, Писатель, вот эти сувенирные корочки. Презент. На долгую память, надеюсь. (Передает ему корочки).
Бородач. Что это?
Кракс. Удостоверение Союза защитников Белого дома «Живая лента Мебиуса». Вклеишь фотографию, сможешь по-свойски захаживать в администрацию президента и на демтусовки. Кстати, ты не поверишь, но мы с Вовочкой нашли-таки Федорова.
Бородач. Какого Федорова?
Кракс. Как какого? Ротного нашего.
Бородач. А-а, Федорова! Я про него и думать забыл.
Кракс. А я помнил. Оказалось, не стал он никаким генералом, вышел в отставку, спился с круга, нищенствует, можно сказать. Хотели мы с Вовочкой его отметелить, а как увидели пьяного, оборванного, так всякое желание пропало. С кем, думаю, счеты сводить — с этим плевком на мостовой? И так нам тоскливо стало…
Женщина (приблизившись). Что за похоронная процессия? Милочка, вы же плачете! (Юле.) Родная моя, да ты же плачешь! Что-нибудь с маленьким? (Обнимает ее.)
Юля (всхлипывая, показывает на Бородача, затем на Кракса и Левого). С ним! И с ними! Их убьют в Москве…
Женщина. Да что ты, роднуля! В Москве комендантский час, милиция с ОМОНом на каждом шагу. Эти никому не дадут убить — если только сами от балды не ухлопают.
Проводница (Левому). Все, что разжег — загасить! С ума все спятили! Вагон за девять минут сгорает!
Решительно возвращается в голову вагона и дергает ручку туалета.
Проводница. А ну выходи, крестная морда!
Голос интеллигента. Я не крестная морда!
Проводница (издевательски). А кто ты — русский интеллигент?
Голос интеллигента. Если так, то я не русский и не интеллигент! Не открою, да?
Проводница (задохнувшись от возмущения и обиды). Как это не откроешь? Ты сейчас не со мной, ты сейчас с МПС разговариваешь!.. Открой, паразит! (Пытается плечом высадить дверь.)
Голос интеллигента. Предупреждаю: у меня с собой толовая шашка. Как только вы взломаете дверь, взорву вагон ко всем чертям.
Проводница. Взрываешь? Мой вагон? Милок, не надо, я тебя не трону. Сри, золотой мой, хоть до самой Москвы — я уберу, только ничего не взрывай.
Бежит в тамбур и срывает там стоп-кран. Поезд с грохотом останавливается, все валятся на пол. Пламя свечей колеблется и гаснет, воздух наполняется чадом.
Проводница (Вбегает в купе проводниц и включает внутреннюю связь). Бригадир! В шестнадцатом вагоне маньяк с динамитом. Заперся в туалете, угрожает взорвать состав. Что? Не слышу! (Выбегает в коридор.) А вы чего разлеглись? Живо в тамбур!
Все молча поднимаются и отряхиваются, не спеша выполнить указания.
Проводница. Телитесь побыстрее! (Юле.) Что с тобой?
Юля. У меня только что умерла та часть души, которой я любила.
Проводница. Серьезно?.. Валерьянки, может быть?
Юля. Не поможет. (Краксу.) Можно у вас попросить это… (Пальцами изображает пистолет.)
Проводница. Он не настоящий, так что не рассчитывайте…
Женщина. Милочка, а как же ребенок. Кто ж ему слезу утрет?
Юля. У него есть отец.
Женщина. Эти отцы сами кого хочешь доведут до слез.
Проводница. Точно!
Бородач. Юля!..
Юля. Ничего не говори, ради всего святого. Ты вот все злился, что не первый у меня. Так знай, ты у меня — никакой, и ничего между нами быть не может. По крайней мере, у ребенка будет родной отец, хотя бы в этом он будет уверен. (Краксу.) Спасибо, как видите, пока не понадобилось. Вот когда сыну исполнится восемнадцать…
Проводница (приходя в себя). Долго мне здесь будут голову морочить? Вон все из вагона. (Смотрит в сторону туалета.) С этим я сама разберусь. (Бородачу, Краксу и Левому). А вы чего стоите?
Кракс. А мы не спешим в Москву! А потом, мы не можем оставить вас в вагоне одну лицом к лицу с опасностью…
Прислушивается. Толчок и удаляющийся стук колес.
Проводница. Погодите! Что они делают, ироды?!!
Выбегает в тамбур и распахивает дверь.
Проводница. Уехали! Отцепили вагон и уехали!
Голос интеллигента. Ага, не видать вам Загорска, как полякам при Пожарском, да?
Писатель. Ну, что, хозяюшка, приехали?
Голос старухи. Эх, дочка! С кем сейчас шашни крутишь? А ведь могла бы я и не пойти за твоего отца! Рядом Петруха-матрос жил, в тельняшке ходил, уж как я его любила. Так ведь родители сказали: иди замуж за Семена, он хозяйственный. Я тебя родила, а ты меня помирать в темноту бросила.
Женщина (свирепея, врывается в первое купе). Мама, я тебя сейчас и вправду задушу! Какие шашни, когда я семью, мужа и тебя, дуру старую, на своей шее волоку? Не бросали тебя по-настоящему, вот и подняла скулеж!
Голос старухи. Да разве я что говорила?
Женщина. Уж лучше бы вышла замуж за своего Ваньку! Разве был у меня отец? Какой он отец? Какие у нас мужья и отцы? Слякоть!
В коридор выходит старуха. Она оказывается на редкость моложавой на вид и весьма легкомысленно и кокетливо одетой для своих возможных лет.
Старуха. Не плачь, дочка! Зря, думаешь, с тобой в Москву езжу? Толкового мужа присматриваю…
Женщина. Для меня, что ли?
Старуха. Петруха-матрос мой, говорят, лет сорок назад в Москву подался… Не плачь, дочка, не лей слезу. Мало ли, что ты нескладная. На то она и жизнь!
Обнимает плачущую дочь. К ним, хлюпая носами, присоединяются Юля и проводница. На женщин озадаченно смотрят Бородач, Левый и Кракс.
Бородач. Кракс, ты прав, я идиот! Мы все в этом поезде мчимся в тартарары, как бараны, на бойню, и никому не придет в голову сорвать стоп-кран и сойти. Я — идиот!
Кракс. Я тебе это тысячу раз говорил! Но лучше быть живым идиотом, чем мертвым умником.
Бородач. Ладно, давайте скорее прикинем, что нам делать.
Кракс. Я так думаю: после гибели братков на самого Марата наверняка начнется охота. Слишком многим он наступал на мозоли…
Бородач. А потом?
Кракс. Потом его должников поделят новые хозяева жизни, и у тебя, у меня, у Вовчика все начнется сначала… Если бы ты не вернул деньги!..
Бородач. Что б тогда?
Кракс. Ты был бы невестой на выданье. Вокруг тебя крутились бы все авторитеты Москвы, а в тюрьме с тебя сдували бы пыль. Но ты остался должен двести баксов, а за эти деньги суд тебя упечет на полные десять лет, если раньше не пришьют наследники Марата.
Бородач. Левый, скажи свое веское слово. Назови место, где мы будем в безопасности.
Левый. Белый дом!
Бородач. Браво! На баррикадах братков нет. Они приходят после. Еще где, Левый?
Левый. Лефортово!
Кракс. А что, действительно! Как противники демократии, мы будем сидеть в самой комфортабельной и самой охраняемой тюрьме, и власть будет беречь нашу жизнь и здоровье, как зеницу ока, потому что мы — единственное оправдание пролитой крови. А потом амнистия — и мы разу в таком политическом весе, что столичные урки перед нами шапку будут ломать.
Бородач. Не годится!
Кракс. Почему?
Бородач. Нет в этом Божьей благодати. А значит, не будет и удачи. Левый, придумай еще что-нибудь!
Левый. Мужской монастырь.
Кракс. Добро бы женский…
Бородач. Я не могу! У меня… (Оглядывается на Юлю.)
Кракс. Думаешь, не понимаем?.. Слушай, Писатель, неужели мы так бездарно профукали нашу жизнь? Держались, как боги, а оказались наживкой на чужом крючке? Были три армейских кореша неразлей-вода, а стали тремя шестерками, шестеренками в механизме, который вращается с нашей помощью и с каждым поворотом увеличивает сумму зла в этом мире. Неужели совсем нет выхода? Вспомни, какими мы ехали по этому маршруту два года назад? Неужели нет места, где лучшие твои мечтания сбываются?
