его отец со своей возлюбленной.
Он стоял там, у подножия могилы с двумя белыми надгробиями, чувствуя пустоту внутри. У него не было цветов. Он был здесь не для того, чтобы проливать слезы. Он даже не был уверен, зачем он приехал, только то, что он был вынужден посетить это место, прежде чем покинет страну.
Он не был уверен, пришел ли он засвидетельствовать свое почтение отцу, который бросил его на произвол судьбы, когда он был ребенком, или обругать его и теряться в догадках, почему он это сделал. Конечно, он слышал версию событий адвоката и Карима, но он имел право услышать это сам, лично?
Конечно, он имел право спросить, думал ли отец когда-нибудь о нем в его день рождения или чувствовал ли он когда-нибудь дыру в сердце там, где должен был быть его сын?
Он стоял там, избиваемый бризом, вызванным тем, что море врезалось в скалу, пока, в конце концов, Рашид не понял, что здесь для него нет ответов. И все же он оставался некоторое время, как молчаливый страж, в то время как дикий ветер трепал его куртку и волосы, а брызги от разбивающихся волн о скалы позади осыпали его, как туман, пока, наконец, он не сказал хриплым голосом отцу, которого он не мог вспомнить:
— Я никогда не пойму, почему ты сделал то, что сделал. И я никогда тебя не прощу.
А потом он повернулся и ушел.
* * *
Самолет был тихим, как шепот, пронзая воздух с максимальной скоростью и минимумом суеты или неудобств для своих пассажиров. Тора сидела, завернувшись в одно из огромных кожаных сидений, все еще в молчаливом шоке. Однажды она путешествовала бизнес-классом с ребенком рок-звезды, и это казалось роскошным после того, как обычно приходилось экономить с детьми, но это было больше, чем роскошно, это было великолепно.
Стены, обшитые деревянными панелями с золотой отделкой, кожаные сиденья сливового цвета, которые откидывались, вращались и лежали ровно и больше подходили для гостиной, чем для самолета, роскошные ковры с киноварью на золоте, с достаточным пространством между сиденьями, и аромат цветков Франжипани, наполняющий воздух, предусмотрительно размещенный в крошечных флаконах по стенам салона. Но шок был не только из-за бизнес-класса, это была не единственная причина ее контузии. Это был королевский самолет Каджарана, и ее крошечная подопечная была кем-то вроде принцессы.
Означает ли что и Рашид принц?
Он сидел через проход в первом ряду, погруженный в разговор с Каримом. Время от времени она слышала их голоса, размеренный и спокойный тон Карима, перемежающийся с аргументами Рашида, хотя она не могла разобрать, что они обсуждали, но видела, что все, о чем они говорили, поднимало температуру, по крайней мере, Рашида. Она могла разглядеть его профиль, четкие линии вплоть до губ, которые теперь выговаривали слова. Губы, которые, как она знала, могли доставить непомерное удовольствие. Она немного поерзала на своем месте, наблюдая за ним, вспоминая все это, некоторые места начали покалывать, которые не должны были покалывать прямо сейчас.
Боже, она обманывала себя, думая, что может забыть, но для всех было бы лучше, если бы она могла отложить эти конкретные воспоминания в сторону на столько, на сколько, требует того конкретное задание. А потом он повернулся и заметил, что она наблюдает за ним, и она затаила дыхание, когда дрожь зигзагом пробежала по ее спине, не в силах оторвать взгляд, когда его темные глаза сверкнули и пригвоздили ее к месту. Затем он что-то коротко сказал мужчине рядом с ним, прежде чем отвернуться и разорвать связь между ними.
Дыхание вырвалось из нее в спешке, когда она почувствовала, как он держит ее взглядом. Она сделала пару восстановительных вдохов. Что это было? Почему он смотрел на нее так, не с гневом или обидой, а такими холодными, жесткими и расчетливыми глазами?
Рядом с ней в люльке, прикрепленной к сиденью, счастливо булькала Атия, и она моргнула, сосредоточившись на том, что здесь было важно. Не Рашид и его явное предпочтение, чтобы она исчезла в прошлом, где она покинула его кровать этим утром, а этот крошечный ребенок.
Тора улыбнулась, склонившись над колыбелью. Она не могла удержаться от улыбки, когда смотрела на лицо Атии с ее большими темными глазами, крошечным носиком-пуговкой и розовыми губами, деловито изображающими формы и пробующими звуки. Точно так же она не могла не чувствовать, как сжимаются струны ее сердца, когда она думала о том, как она будет расти, никогда не зная своих матери или отца. Это было так несправедливо. Это было неправильно.
Она должна была бы улыбаться в два месяца. Она, наверное, так и сделала бы, если бы увидела лицо своей матери. На данный момент она смотрела на Тору своими большими глазами, как будто все в новинку. Было так несправедливо потерять своих родителей как раз тогда, когда мир становился четким и обретал смысл. Сейчас ей нужна была стабильность, и люди любящие ее. Надеюсь, оказавшись в Каджаране с постоянной сиделкой, она вспомнит, как улыбаться. Может быть, к тому времени Рашид даже проявит к ней интерес. До сих пор он не проявлял к ней особого интереса, относясь к ней скорее как к посылке, которую он должен был передать, а не как к своей младшей сестре. Он просто не казался заинтересованным.
Почему так?
Казалось, он злился из-за всего.
Малышка ворковала, закрыла глаза и глубоко вздохнула, устраиваясь поудобнее, чтобы еще немного вздремнуть. Тора немного откинулась на спинку кресла и села боком, почти завидуя способности Атии отключаться от внешнего мира. Она призвала свой сон, слушая низкий гул двигателей самолета, похожий на белый шум, устроилась в широком удобном кресле, и зевнула, чувствуя, как ее собственные веки тяжелеют.
* * *
— Есть еще один вопрос, который вызывает беспокойство, — сказал Карим после долгожданной паузы, которую Рашид воспринял как означающую, что их сделка закончена. — Это необходимо обсудить.
— Зачем, когда я все еще не согласился занять трон? — Карим просматривал страницу за страницей заметок, объясняя путь к трону и коронацию, которая должна состояться, если он согласится, продолжая излагать не только историю крошечного, но богатого ресурсами государства, но и текущие проблемы, как внутренние, так и внешние, с которыми оно столкнулось, и прямо сейчас голова Рашида чувствовала себя так, словно вот-вот взорвется.
Неужели не могло быть ничего другого?
— Мне жаль, ваше превосходительство, но теперь, когда мы возвращаемся домой, возникает вопрос об Атии и ее месте в королевской семье.
Рашид покачал головой. По крайней мере, это было легко.
— Она дочь моего отца. Она моя сестра. Какой тут может быть вопрос?
Визирь кивнул.
— И то, и
