титан прибудет, он и решит.
— Хозяин долго думать не станет. Если лагерь у нойдманов большой, то может и нашими пожертвовать. — Подал голос Илья.
— Да он и собой может пожертвовать лишь бы лагерь уничтожить.
— Это же какая бомба должна быть, чтоб титана уничтожить? Он же улететь успеет.
— Если континентальной шарахнут или предположим климатической, то никуда не успеет. — Авторитетно заявил капрал.
— А, что будет после климатической бомбы? — осторожно спросил Сережка, ежась от холода.
— Что-что, — передразнил его старик, — воронка огромная. А лет через сто или тысячу появятся моря и океаны.
— Это за место песков и джунглей? — подал голос Илья.
— Что-нибудь да останется, — хмуро заметил капрал. — Джунгли, как твои пирамиды — вечные и мокрые.
— А от нас что-нибудь останется? — зазвенел голос новобранца, больно ударяя по нервам. Все посмотрели на него. Илья тяжело вздохнул и нахмурился. Веселое всегда лицо вытянулось и побледнело. Я, чтобы отвлечь всех от тяжелых мыслей, наскреб влажного песка из-под ствола пальмы и спросил:
— Слушайте, а как называется эта колония?
— А ты угадай, — сердито сказал капрал. — Лейтенант! Вы там на флоте всегда пьяные что ли?! Должен помнить куда направляют!
— Не всегда, — угрюмо засопел я и предположил, — Песок? — растирая колючие песчинки между пальцев. Что-то крутилось в памяти. Может и угадал бы.
— Ага. Сейчас. — отозвался Илья. — Колония Земля. Будь она неладна. Скорей бы домой. В печенках сидит.
— А почему не Джунгли?
— Ну, вот Хозяин прилетит, у него и спросишь. Титаны еще те шутники.
Я пожал плечом и стал отряхивать руки от грязи.
5.1
За ночь никто к рубке не вышел. Теперь кабина напоминала памятник всем погибшим неудачливым колонизаторам. В темноте ночи на нее заботливо наползла лиана и пустила зеленые мохнатые концы в разные стороны. День, два, месяц, другой и появится холм, природный курган. А там и память подведет, и точка на карте когда-нибудь сотрется. Я вздохнул. Да уж, нелегкая у нас судьба.
Спасатели тоже не прилетели. Я посмотрел на браслет, стягивающий запястье и перевел взгляд на угрюмого капрала. Старик кивнул. Седые усы его непривычно обвисли за ночь, потеряв бравый вид и теперь безнадежно замотались в такт головы. За темное время суток он постарел лет на сорок. Куда девался бравый вид? Ложился одним человеком, проснулся другим.
— Надо собираться. Нойдманы опережают нас на день пути. Надо догнать.
— Хорошо, что дождь закончился. — Зевнул со своего места, не вставая, Илья. Перевернулся на бок. Попробовал почесать спину — не получилось. Я со своего места прекрасно видел огромный бугор у него на позвоночнике. Свежее кровавое пятно растеклось на остатках гимнастерки. Укусил кто-то. Теперь чешется. А может и кладку яичек отложили — обычное дело для джунглей.
Я передернулся и принялся рассматривать себя.
— Сейчас бы поесть. — Не сдаваясь, ворчал дембель.
— Поймай шиши? — с надеждой предложил Сережка. — Что тебе стоит! Они вкусные.
— Конечно! Сейчас! — легко согласился здоровяк, не двигаясь, а только по плотнее прижимая подбородок к груди, и, закрывая глаза.
— Как бы нас кто не поймал, — оборвал пустой треп капрал, поднимаясь и вытягиваясь — старые кости противно захрустели, с щелчками вставая на место, как на конструкторе. Легче старику не стало. Загримасничал от боли, с трудом наклоняясь к рюкзаку с баллонами.
Я всё ждал, что кто-нибудь из солдат предложит сходить к камню и посмотреть, как там бедолага. Но никто бывшего пилота не вспоминал, а я, признаться, трусил — не по себе мне было от такой необъяснимой мистики. Хотя много повидал в жизни: и по дну морскому ползал со сваркой, отгоняя всякий чудищ от искр, и в космосе задыхался, и вот даже в джунглях переночевал. А к камню почему-то ноги не шли и желание не имелось.
Я шмыгнул носом и старательно отвернулся, скрывая мокроту. Утерся рукавом. Глаза заслезились. Не хватало еще заболеть.
Между стволов деревьев мелькнули цветные черточки. От пестроты красок больно резануло по глазам. Серость и унылость отступила, щедро залитая искрящейся цветной палитрой. Не успел я проморгать, как видение исчезло, и я снова видел привычную поляну.
Кажется, я замер, ничего не понимая. Потому что капрал тревожно позвал меня:
— Эй. Морячок! Что с тобой?
Я повернулся на голос, думая, как объяснить, что мир на секунду смазался и пошел цветной рябью. А потом морок утра исчез и все стало снова на свои места. Не сочтут ли меня сумасшедшим? Или слегка тронувшимся от чужого состава кислорода?
— Там, — пробормотал я и кивнул в сторону размашистых кустов и угрюмо нависших над поляной деревьев. — Что-то было. — Я примолк, перебирая в уме описания и вздохнув, продолжил. — Наверное, показалось.
— Показалось? — жилы на шеи старика напряглись, застыл, не разгибаясь, а Илья открыл глаза. С секунду смотрел на нас, а потом за мою спину и я увидел, как у человека могут округлиться глаза за долю секунду.
Сердце стукнуло, обрываясь. Я резко обернулся.
Вертикальные цветные линии колыхались между стволов, мигая красными, фиолетовыми, розовыми бликами. С секунду они стояли на месте, потом резко приблизились, обступая место крушения кабины со всех сторон. Яркие цвета стали гаснуть. Вертикальные линии сжиматься в нитки и пропадать.
— Что за ерунда, — пробормотал я. — Вот опять! Показалось.
Цветные линии погасли друг за другом. Соблюдая очередность и такт. И не успел я облегченно вздохнуть, как из-за деревьев, из кустов, из воздуха, стали выходить вооруженные люди и замирать истуканами. Каменными изваяниями. В глазах каждого гасли цветные черточки.
Одетые в шкуры они совсем не походили на спасателей.
А потом они пошли. Все разом. Напрямую. Ломая кустарник. Со всех сторон.
Спокойствие на лицах. Решительные движения. Крепко сжатое оружие. Скользящие шаги в сторону нашего лагеря, не оставляли никакого сомнения в намерениях.
Я хотел крикнуть:
— Полундра! — но получилось прохрипеть только зловещее, — ууу. — Так, что я сам испугался своего голоса.
Дикарь шагающий прямо на меня, и не сводящий
