Как раз с одного из посещений Матильды Саксонской и ее супруга и началась известность, а потом и слава Бертрана де Борна. Отношения герцога Генриха Саксонского с императором Фридрихом всегда оставались неустойчивыми — Генрих возглавлял Брауншвейгский дом, и в этом качестве открыто притязал на императорский сан, соперничая с Гогенштауфенами. В результате он подвергся ссылке и должен был удалиться в изгнание; Генрих прибыл с супругой в Нормандию в сопровождении пышного двора в добрых две сотни немецких баронов. Матильда забеременела в четвертый раз, и Генрих пожелал совершить паломничество в Сантьяго-де-Компостела. Он обосновался в Аржантане; там у Матильды родился сын, умерший вскоре после рождения (пятого сына она родит в Винчестере в 1184 году).
В сопровождении Бертрана де Борна Ричард отправился в гости к сестре и познакомился со своим шурином и со старшим его сыном Оттоном, которому суждено будет занять весьма значительное место в увлечениях и жизни Ричарда. Совершив многочисленные поездки в Перигор, Лимузен и в Гасконь, где решительно невозможно было навести хоть какой-то порядок и обеспечить безопасность паломников, он успешно занял Лектур и Сен-Север, после чего даровал прощение графу Вивьену, ставшему рыцарем Ричарда на Успение, 15 августа 1181 года. Ричард старался также восстанавливать справедливость и разрешать всяческие несогласия в пользу монастырей. Так, аббату обители в Орбестье — монастыря, основанного его прадедом с материнской стороны Гильемом Трубадуром, — он вернул былые права на Тальмонский лес. Точно так же лес в Севре был возвращен аббатству Сен-Мексан — а леса в то время значили необычайно много, и не только потому, что там можно было рубить дрова и заготавливать древесину, но еще и потому, что лес помогал прокормить скотину, которая, поедая как траву, так и молодые побеги, не давала превращаться в непроходимые чащи просекам и дорогам.
Затем Ричарду пришлось пойти войной на Перигор, чтобы наказать за непослушание графа Эли Талейрана. Ему удалось отнять сначала Эксидёйль, потом Пюи-Сен-Фрон, последний с помощью короля Арагона Альфонса II и графини Эрменгарды Нарбоннской — кстати, знаменитой в то время поэтессы — и обоих Генрихов, короля Англии и Генриха Младшего. Ричард не только обязал графа Перигорского подчиниться, но и забрал у него замок в Перигё, стены которого были тотчас срыты; двух сыновей графа, Ги и Гийома (позже у последнего появится прозвище Паломник), Ричард взял в заложники. Чтобы доказать свое стремление к миру, Ричард тогда же вернулся в Пуату и на какое-то время занялся охотой; продолжая традиции герцогов Аквитанских, он устроил два пышных празднества, собрав главнейших сеньоров во главе с Жоффруа Лузиньяном, Гийомом Лезейским, Раулем Молеонским, Эмери Туарским, к которым присоединились и другие.
В том же 1182 году Генрих II собрал на Рождество роскошную ассамблею в Кане, на которую пригласил и троих сыновей. Ему совсем не хотелось, чтобы каждый из них вздумал собрать порознь своих вассалов, и, как всегда, озабоченный сохранением своего авторитета, король решил предотвратить нежелательное развитие событий, тем более что у него произошло несколько стычек с Генрихом Младшим, опять домогавшимся своих королевских прав.
Спустя некоторое время случился скандал, связанный с именем Матильды Саксонской. Бертран де Борн, сопровождавший своего сеньора, решил, что сможет угодить, избрав Матильду своей Дамой. Посему он принес Даме клятву поэта — два стихотворения, славившие ее под именем Елены: «…веселая, милая Лена», то есть поэт уподоблял Матильду Елене Троянской. Восприняты эти стихи были, однако, без всякого восторга.
Бертран почувствовал себя чрезвычайно уязвленным и отомстил, описав двор в Аржантане как место дурное и зловещее, осиянное лишь красотою «Лены».
Нельзя сказать, впрочем, что Генрих Лев держал трубадуров в ежовых рукавицах: когда наконец он вернулся в свое отечество, он привез с собой из Франции экземпляр «Тристана и Изольды». Это произведение было затем переведено на немецкий язык одним из верных людей герцога, Айльхардтом фон Обергом, и широко распространило за Рейном вкус к западной словесности, что породило волну куртуазной поэзии, названной движением миннезингеров. Но как раз со времени указанного столкновения Бертран де Борн сблизился с Генрихом Младшим и связал с ним свою судьбу поэта и рыцаря, более или менее странствующего.
* * *
Тем временем Генрих II, отбиваясь от притязаний своего старшего сына, пожелал, чтобы младшие, Ричард и Джеффри, присягнули ему как своему королю. Оба, однако, ответили отказом. Джеффри, похоже, еще можно было переубедить, но Ричард заупрямился. Тем временем Бертран де Борн сочинял свои сирвенты, воинственные стихотворения, которые, естественно, ни к чему доброму не приводили, а лишь сеяли новый разлад, усугубляя несогласия, раздиравшие лоно семьи.
Бертрану все время казалось, что слишком уж миролюбивы принцы, что недостает им воинственного пыла, и он подослал своего жонглера, Папьоля, к «юному королю»:
Папьоль, скорее поспешиК Младому Королю,Он все проспит — так и скажи…
Узнав же, что король Генрих-старший собирается поддержать Ричарда, Бертран начинает попрекать Генриха Младшего тем, что отныне он — принц без земель и «король никчемных»:
Король негодных — звать тебя,Ты — Генрих без земли[24].
После чего последовала целая череда нестроений, причем то один, то другой из сражающихся соперников прибегал к помощи наемников. Как всегда, война вследствие этого ужесточалась, а надежды на мир становились призрачными, ибо в те времена услуги наемников далеко не всегда оплачивались достаточно щедро, почему они и предпочитали заботиться о себе сами, возмещая скупость работодателей грабежами и сея среди населения ужас. Весной 1183 года первейшей задачей Ричарда стало как раз рассеяние таких хищных орд, заполонивших Лимузен; то были баски, одного звали Раймон ле Брюн, а его племянник носил имя Гийом Арно. Хронисты рассказывают, что Ричард ослепил восемьдесят человек из этой банды.
Как раз в это время граф Эймар Лиможский возобновил былую вражду; вместе с виконтом Раймоном Туренским он захватил Иссуден и осадил Пьер-Бюффьер. Все эти битвы, очевидно, были связаны с угрозами Ричарду со стороны Генриха Младшего и Джеффри, так что положение складывалось нешуточное. Отец решил вмешаться в ссору сыновей; вскоре он оказался среди осаждающих Лиможский замок. Ричард не замедлил присоединиться к нему; тогда Генрих Младший воззвал к королю Французскому Филиппу Августу, и тот прислал наемников, с помощью которых «юный король» захватил
Сен-Леонар-де-Нобла. Чтобы наемники не остались без оплаты, он не побоялся сам пуститься в грабежи, и какие! Он зачерпнул из сокровищницы Сент-Марсьяль-де-Лимож, правда, не без расписки, оставленной им вместо заимствованных монет и драгоценностей на сумму 22 тысячи лимузенских су! Затем, видимо войдя во вкус, он сотворил то же с сокровищами Гранмона. Уж не вздумал ли этот феодальный сеньор, король Англии, отвоевывающий свои права на корону, превратиться в сеньора-разбойника?
Именно тогда, в конце мая, «юный король» подхватил некую хворь, о природе которой хронисты ничего точного не сообщают и от которой не помогали никакие снадобья. В прекрасном замке города Мартель, сохранившемся до наших дней как впечатляющий памятник XII века, на границе с Дордонью, Генриха Младшего постигла Божья кара. Он исповедовался в своих грехах, повелел родным и приближенным исправить все сотворенные им несправедливости и отправил епископа Ажанского к Генриху II с мольбой о прощении. Тот, поколебавшись немного и спрашивая себя, уж не становится ли он жертвой какой-то новой уловки, отыскал в своей сокровищнице очень красивое золотое кольцо, украшенное драгоценным сапфиром, и вручил его епископу, прося передать кольцо сыну в знак прощения. Когда епископ вернулся, юный принц уже был при смерти. Взяв кольцо, он надолго поднес его к губам перед тем, как надеть на палец; затем, повернувшись к Гийому ле Марешалю, не отходившему от него ни на шаг, попросил совершить за него то паломничество в Иерусалим, которое он поклялся совершить сам. Затем распределил свое имущество между приближенными, велел посыпать пеплом плиту так, чтобы получился крест, и, оставшись в простой тунике, по приятии Святых Даров и по помазании освященным елеем, угас.
Трогательнее всего в повествовании об этой кончине то место рассказа, где говорится о некоем монахе, обратившем внимание умирающего на красивый перстень, который остался у него на пальце после раздела имущества между нищими, духовенством и родными. Генрих отвечал ему: «Это кольцо я берегу не из жажды обладания, но чтобы засвидетельствовать пред Судией моим, что отец мой простил меня и дал мне сие в знак сердечного прощения своего». И добавил, что кольцо можно будет снять с пальца его, как только он испустит дух. Но и после того как он навсегда смежил веки, все попытки снять перстень с пальца оказались тщетными. Все поняли, что это знамение: Бог принял и утвердил отчее прощение, дарованное сыну. Произошло это 11 июня 1183 года.
