- Сыночек пришел. А так разве масло со сметаной едим?
Трофим руками замахал:
- Господь с тобой, хозяйка! Нетто с дозором по чужим горшкам ходим? По делу приехали.
Из-за пазухи бумажку достал. Расстелил на столе, разгладил. На отца с дедом значительно посмотрел.
- Ну, мужички, на землице государя батюшки Ивана Матвеевича первый урожай собрали. И, - на стол кивнул, - видать, не плохой. Самая пора посчитаться. Не зря говорят, долг платежом красен. Так ли?
- Знамо так, - ответил дед.
Приказчик Трофим бумажку подвинул, начал читать.
Тренька, понятно, многого постичь не мог. Однако видел: чем далее, тем сумрачнее становились взрослые.
Когда же Трофим закончил, тихо стало в избе, будто помер кто.
- Али что не так, мужички? - спросил.
- Может, оно и так, - тоскливо выговорил дед. - Только по счетуто твоему надобно нам, почитай, все, что с землицы скупой собрали, барину отдать...
Поморщился приказчик, точно слово вовсе неразумное услышал.
- Так ведь сказано же: долг платежом красен. Али по-иному поряжались? Али напутал я чего или приписал лишнего? - Тут его голос железом зазвенел, а на щербатое лицо грозная тень набежала.
- Господь с тобой! - перепугался дед. - Кто ж про тебя такое скажет? Только жить-то как? Зерна, что останется, и до весны не хватит.
- То разговор совсем другой, - тучи сбежали с приказчикова лика. - Тут всегда государь-батюшка Иван Матвеевич поможет. Он о своих крестьянах, ровно о детях, печется. Кончится мучка - из барских амбаров возьмешь сколько надобно.
- Верно, - от двери донесся угрюмый голос дядьки Николы, - возьмешь один мешок, а отдай - два.
Как вошел - не заметили.
Обернулся Трофим. Нахмурился.
- Не с тобой речь и не о тебе. Почто в чужой разговор встреваешь?
И до тебя черед дойдет.
- Потому и встреваю! - озлился дядька Никола.
Бабушка вмешалась:
- И впрямь, Никола, помолчал бы. Без тебя голова кругом идет.
С Трофимом-то Степановичем ладом потолковать надобно.
Короток был, однако, разговор у приказчика Трофима с крестьянами.
Солнышко за полдень не успело перевалить, выезжала со двора подвода, груженная мешками. И на ней, почитай, три четверти того, что собрали с трудом великим Тренькины родные с землицы скудной.
Дед, должно, чтобы шуткой горе скрасить, сказал:
- Вот, Терентий, не нашел ты клада, оттого все беды наши.
Шмыгнул Тренька носом:
- Я-то нашел. Да что толку? Пустяки в туеске оказались. Железки словно бы горелые...
Глава 15
ЧЕРНЫЕ ПАЛОЧКИ
Постой, Тереня, - насторожился дядька Никола. - Какие такие железки? Какой туесок?
Хмыкнул Тренька, рукой махнул:
- Сказано же - пустяковые вовсе. Себе только одну и оставил.
Стал расспрашивать дядька Никола, на что те железки похожи были да размера какого. Рассказал Тренька. Дядька Никола племянника к себе притянул, руки на его плечи положил.
- Слышь, Тереня, ты эту железку найди непременно.
- Ладно, - сказал Тренька беспечно. - Погляжу на досуге.
- Нет, Тереня. Ноне же сыщи, сейчас прямо.
Тренька на дядьку Николу уставился: не смеется ли тот, не шутит?
А дядька Никола легохонько Треньку за плечи потряс:
- Ну, племяш, вспомни, куда ты ее деть али положить мог?
Задумался Тренька. Принялся соображать, где и когда ему железка на глаза попадалась в последний раз.
Бабушка головой покачала:
- Ты, Никола, мужик взрослый, а ума иной раз словно у дитяти годовалого.
Хлопнул себя по лбу Тренька:
- Дядька Никола, да ты на той железке сидишь! Я ее под лавку сунул, ножка сильно шаталась.
Поднялся дядька Никола, рукой под лавкой пошарил, железку вынул.
Глянул на Тренькину находку да тут же на лавку и сел.
- Может, годится на что? - вытянул шею Тренька.
А дядька Никола тяжелую черную палочку в руках крутит и улыбается:
впрямь, точно малое дитя али вовсе как дурачок.
- Ты что? - встревожился Тренька.
Засмеялся дядька Никола:
- Свободные мы теперь люди, Торопя. Вот что!
Воззрились все на дядьку Николу с изумлением. А он:
- Ну, дорогие родственники, теперь не страшнее нам половодья минувшего Иван Матвеевич Рытов! Племяш и правда клад нашел!
Всплеснула руками бабушка:
- Горе у людей, у самого не радость, а он пустое балабонит...
А дядька Никола заливается счастливо, словно впрямь умом повредился.
Тренька от дядьки Николы попятился даже. Потом обиделся, заворчал:
- Экую потеху нашел. Сам велел железку сыскать, а теперь насмехается. Верно бабка говорит: балабон пустой!
За такие слова Треньке в другое время и от доброго дядьки Николы не поздоровилось бы. А тут дядька Никола сгреб его в охапку и давай тискать медвежьими своими ручищами. Отбивается Тренька, сердится:
- Да отстанешь ли, смола!
А дядька Никола знай себе хохочет.
Дед укорил:
- Это, милок, все одно, что над покойником веселиться - грех.
Перестал смеяться дядька Никола. Треньку отпустил. Деду темную тяжелую палочку-брусок протянул:
- Али не признаешь?
Дед Тренькину находку в руках повертел недоверчиво.
Дядька Никола у деда черную палочку опять взял, о рукав эту палочку потер.
Заблестела она, засветилась белым цветом.
Дед еще раз Тронькину находку перед глазами покрутил, на ладони прикинул. И точно своим глазам но веря:
- Постой, постой... Неужто но железо это?
- Не железо, Григорий Тимофеевич, - кивнул лохматой головой дядька Никола.
- А что же тогда? - Тренька на палочку уставился с любопытством.
- То, Тереня, - ответствовал дядька Никола, - слиток серебряный, гривна новогородская, из тех, коими гости-купцы богатые в давние времена платили за свои товары.
- Вроде денег, что ли? - не понял Тренька.
Опять согласно кивнул головой дядька Никола:
- Точно, Тереня. Из такой вот гривны нынешних денег, поди, штук сто вышло бы. И столько же она ноне и стоит.
Бабушка из дедовых рук Тренькину находку взяла:
- Неужто правда?
- Истинная! - подтвердил дядька Никола.
- Да будет вам, мужики! - осерчала бабушка. - Какие же это деньги? Мелете неведомо что!
И Тренькину добычу на стол кинула.
Зазвенел брусок звоном тонким, серебряным.
А дядька Никола к Треньке обернулся:
- Погоди. Ты сказывал, в том туеске он не один был?
Тренька, своему нечаянному счастью еще не вполне поверивший, воскликнул:
- Какое один! Поди, дюжина целая!
- Где ж они теперь?
Тренька на дядьку Николу испуганно уставился:
- Так я их...
- Ну?
- В речку покидал...
- Полно, Терентий, шутки играть. Спрятал куда али как?
Заплакал Тренька.
- Кто ж знал, что они дорогие такие да важные. Думал, железки горелые, и все тут...
Бабушка дядьку Николу принялась ругать:
- Чего дитя мучаешь? Мало ему господской псарни да Фильки проклятущего? Уж и дома покоя нет!
- Не горячись понапрасну. Удача-то и впрямь дивная.
Объяснил дядька Никола, что нашли Тренька с Урваном клад доподлинный, на коий можно было бы всем им от Рытова откупиться. И остались бы еще деньги, чтобы избы на любом новом месте поставить, лошадей купить, коров и многое другое, в крестьянском хозяйстве надобное.
Заревел в голос Тренька.
Дядька Никола его опять к себе поближе притянул:
- Утри слезы, Терентий. Негоже мужику плакать. А что гривны серебряные в речку по незнанию кинул, кто тебя за то винить может?
Тут не голосить попусту - дело поправлять надо. Скажи-ка лучше, запомнил ли место, куда гривны побросал? Сумеешь ли найти и мне показать?
Кивнул утвердительно Тренька.
- Глубока ли там речка, знаешь?
Всхлипнул последний раз Тренька.
- Мне по грудки будет, не более.
- Случилось давно ли то?
- Кажись, сено косить еще не начинали. А когда в точности... - пожал плечами Тренька.
- Давненько... - огорчился дядька Никола. - Одна надежда: гривны тяжелые, теченьем не снесет. Разве песком затянет. А теперь слушайте...
Изложил дядька Никола свой замысел. Завтра же после обеденного времени, когда барин со чадами и домочадцами будет почивать сладко, Треньке следовало улизнуть тайком на старое городище и указать там дядьке Николе то место, где клад закопан был, а главное, куда он, Тренька, покидал бесценные серебряные гривны.
Тренька внимал дядьке Николе с жадностью, головой кивал и обещал горячо:
- Сделаю все, как велишь!
Бабушка, глядя на мужиков, ворчала неодобрительно:
- Мальчонку бы хоть не путали в свои дела. Не ровен час, барин дознается - быть беде великой.
Мамка плакала потихоньку.
А дед сторону дядьки Николы принял:
- Быть посему, ибо иного пути нет.
Филька на другой день возвращению псаренка обрадовался, хотя виду в том не подал. И Треньке большого труда стоило удрать из-под барчуковой опеки. Схитрить пришлось. Принялся Тренька, про себя будто бы, ворчать: конуры-де собачьи грязью заросли, ровно свинячьи хлевы. Филька на Тренькину уловку попался, закричал сердито:
