в целом, я принимаю ее совет.
Сегодня вечером я пойду к Аттикусу.
* * *
Выйти на кукурузное поле ночью гораздо страшнее, чем днем, даже с фонариком в руке. Луна и звезды в основном скрыты облаками. Волосы на затылке встают дыбом, хотя я знаю, что среди кукурузных стеблей мне нечего бояться.
Я осторожно пробираюсь сквозь траву, луч фонарика поглощается темнотой в нескольких футах впереди меня, и я ускоряю шаг, когда мои ноги касаются грунтовой дорожки. Если то, что сказал Аттикус, правда, он уже знает, что я здесь, но не уверена, достаточно ли близко, чтобы он услышал меня, если я позову его.
— Аттикус, — я стараюсь говорить спокойно, но мой голос предательски дрожит.
Я должна была запомнить дорогу, когда он выводил меня с поля, это сейчас облегчило бы поиски.
— Аттикус, — кричу я чуть громче.
Я не хочу бегать и кричать его имя, на случай если животные или местные жители где-то поблизости, но вдруг его проклятие не дает ему точное местоположение входящего на поле, то ему будет сложно отыскать меня.
Прочистив горло, я готовлюсь позвать снова, но шелест кукурузных стеблей позади меня привлекает внимание. Я машу рукой, светя фонариком в разные стороны. Я задерживаю дыхание, пульс учащается с каждой секундой, пока какая-то фигура не выходит из кукурузы на тропинку.
Я поднимаю свет чуть выше, и мне удается разглядеть широкополую шляпу.
— Аттикус, — выдыхаю я с облегчением. Улыбка тут же появляется на моем лице, когда он молча направляется ко мне.
— Ты вернулась, — говорит он тихим и призывным голосом. Он останавливается в нескольких футах передо мной, его глаза встречаются с моими, и снова я чувствую трепет в животе. — Я уже начал задаваться вопросом, не забыла ли ты обо мне.
— Могу гарантировать, что говорящее пугало — это не то, о чем можно легко забыть, — шучу я, получив от него смешок в ответ.
— Наверное, ты права.
Какое-то время мы стоим, не зная, что делать или говорить дальше. Пока я планировала поездку, то представляла в деталях наш разговор, но, когда он рядом, мои мысли путаются. Я не уверена в себе и нервничаю, что не похоже на меня. Разве целю прихода сюда не поговорить с ним?
— Пойдем, — говорит он, кивком головы жестом приглашая меня следовать за ним.
Он идет сквозь стебли, а я спешу за ним.
— Прости, что так долго не возвращалась, — говорю я. — Я просто хотела…
— Тебе не нужно извиняться, — говорит он через плечо. — Я уже говорил, что тебе лучше держаться отсюда подальше.
— Я подумала, что тебе не помешала бы компания на Хэллоуин, — говорю я, хотя у меня есть и другие причины быть здесь.
— Неужели это канун Дня всех святых? — Он явно удивлён. — Это первый раз, когда я буду свободен при обнулении магии, и я не знаю, что произойдет. Отпустишь ли ты меня еще раз, если я снова окажусь привязанным к своему колу?
— Конечно, — заверяю я его, хотя надеюсь, что этого не произойдет. После того, как я, наконец, обрела свободу от его лоз, не могу себе представить, как тяжело быть опутанной. Судя по всему, хорошо, что я выбрала сегодняшний вечер, чтобы прийти.
— Ты слишком добра, Кэсси.
Через несколько минут мы выходим на поляну. Она залита лунным светом, его достаточно, чтобы я могла видеть его, поэтому выключаю фонарик, чтобы сохранить батарею, и чуть не сталкиваюсь с Аттикусом, когда он останавливается. Он поворачивается ко мне лицом, и с моих губ срывается едва заметный вздох.
— Я рад, что ты пришла ко мне, — говорит он, глядя на меня сверху вниз с явным интересом. — Но не могу не задаться вопросом, почему. Тебе опасно находиться здесь, Кэсси. лучше держаться подальше.
Мои щеки снова горят от смущения рядом с ним, и я благодарная темноте, которая скрывает это.
— Мы не всегда делаем то, что лучше для нас.
Он замолкает, его глаза ищут какое-то невидимое объяснение.
— Чего же ты хочешь?
Я с трудом сглатываю, руки дрожат от нервов. Если честно скажу о причине, по которой я здесь… о том, что хочу провести с ним время и, возможно, узнать, что скрывается под его рваной одеждой… что он скажет? Что будет делать?
— Я… — Мой голос срывается, и я снова с трудом сглатываю. — Я же говорила. Думала, тебе нужна компания на Хэллоуин.
Он делает шаг вперед, сокращая расстояние между нами, и трепет снова взрывается в моем животе. На этот раз в его поведении есть что-то совершенно иное — уверенность и намерение.
— Ты уверена, что это единственная причина?
Его рука поднимается, и пальцы нежно скользят по линии моего подбородка, заставляя меня вздрогнуть. Его кожа все еще холодная от пребывания на осеннем воздухе. Он не может заболеть или умереть, но мне интересно, щиплет ли холодный воздух его кожу так же, как и мою.
Я слишком ошеломлена его близостью, чтобы говорить, и последние мысли вылетают из моей головы, когда он делает еще шаг вперед. Наши тела почти соприкасаются друг с другом, его, закрытое мешковиной, лицо находится всего в нескольких дюймах от моего.
— Потому что есть что-то, чего хочу я, — говорит он, а его рука медленно скользит вниз от моей талии и ложится на мое бедро. — Но я могу получить это только с твоего позволения.
Я чувствую дрожь в коленях от его глубокого мягкого голоса.
— Что же это? — Могу только шептать, мысленно умоляя его не останавливаться.
Он прижимает меня к себе крепче, и я чувствую пульсацию между своих бедер. Похоже, мы на одной волне, и у него есть мое разрешение на все, чего он желает. Мое либидо зашкаливает, я готова взорваться, когда его рука двигается под мою толстовку.
— Ты, Кэсси. — Мое имя срывается стоном с его губ. — Позволь мне поклоняться твоему телу, хотя бы на один сегодняшний вечер.
Я сжимаю бедра при слове «поклонение», а по спине пробегает нервная дрожь. Я не могла не думать о желании к нему, но сомневаюсь. Что, если не этого ожидаю?
Что, если не этого он ожидает?
Неуверенность в себе заставляет меня замереть. Если бы у меня не было проблем, то мой бывший не изменил бы мне с моей лучшей подругой. Если Аттикус почувствует то же самое, я не знаю, что буду делать.
— Я ничего не сделаю без твоего разрешения, — обещает он, понижая голос еще сильнее. Он наклоняется ближе, мешковина на его лице щекочет мою шею, и его
