Сад наполнен пляшущими женами, подругами Лаодамии, и чужими. Их неистовые движения разрывают ткани одежд. Мелькают все чаще обнаженные тела, смуглые или темные от загара; в полумраке все они кажутся белыми. Восходит луна. Свет ее часто закрыт тучами — то прояснеет, то опять совсем темно. Видны взмахи ветвей в руках жен.
Хор.
(Строфа VII)
Повинуясь лунным чарам,Мы помчимся,Закружимся,И в безумстве бурно-яром,Пламенеющее телоОбнажая смело,Предадим ударам.Кличем, мчимсяИ кружимся,Повинуясь лунным чарам.
Все чаще и чаще взмахи рук, держащих ветви. Слышны удары веток о нагие тела, вскрики, визги и стоны внезапной боли.
(Антистрофа VII)
В час полночного раденьяБыстро мчимсяИ кружимся,И в восторге исступленьяПламенеющее телоОбнажаем смело,Вольного мученьяНе боимся,Мчимся, мчимсяВ час полночного раденья.
Хоровод сближается тесно. Объятия и поцелуи перемежаются с неистовыми ударами ветвей.
(Строфа VIII)
Руки смелые мелькают.Боль внезапна и остра.Поцелуи чьи-то тают.Сладко, больно мне, сестра.Стон и визг от острой боли,Брызжет кровь, —Не боюсь внезапной боли!Все в моей безумной воле, —Кровь, и слезы, и любовь.
Хоровод сливается на короткое время в широкий круг жен, которые мчатся одна за другою, ударяя одна другую ветвями. Все обнажены, кроме двух, которые отходят в сторону.
(Антистрофа VIII)
Звонки тонкие удары,Визг менад и тонкий свист.Боль, восторг, и кровь, и чары.Круг мелькающий лучист.Быстры ноги, быстры руки,Брызжет кровь.Вы быстрей мелькайте, руки!Все мое: восторг и муки,Пляска ночи и любовь.
К концу антистрофы хоровод развертывается и мчится в туманное поле. Звуки пения и пляски постепенно удаляются. Две женщины, отделившиеся от пляшущих, заботливо оправляют одежды и говорят тихо.
Первая. Мне страшно. Не уйти ли?
Вторая. И я боюсь. Они обезумели.
Первая. Рвут на себе дорогие и нарядные одежды, — а в чем потом будут ходить на собрания? Купцы из Тира когда еще приедут, а наши рабыни такие ленивые и неискусные.
Вторая. Великая скорбь отуманила разум царицы. Жалко смотреть мне было на нее, как она пляшет, неистовая, с пламенными взорами, безумные выкрикивает слова, и последние куски одежды упадают с ее прекрасного тела.
Первая. Да, горюет, а сама хитрая — шерстяной надела хитон, да и то не свой, а рабыни своей Ниссы, — его и не жаль ей разорвать. А на подругах дорогие сидонские ткани. Такие глупые.
Слышно, что пляшущие приближаются. Пение и бубен ближе и громче, хотя слова еще невнятные.
Вторая. И боли не чувствуют, а уже кровь проступила на их телах.
Первая. Что тело! Была бы цела одежда, а пролить сколько-нибудь крови для очистительного обряда хорошо, — угодно богам и царице и полезно для здоровья. Но этого наряда мне жалко, я пойду домой.
Вторая. И я. А царица не обидится?
Первая. Ей не до нас. Да и без нас много. Какие-то чужие набежали, бесстыдные и неистовые. О нас и не вспомнят. Надо бы только поискать сандалии — они у меня совсем мало ношеные и очень красивые, — да где их найдешь в такой суматохе.
Вторая. Придем за ними завтра.
Уходят.
Хор в туманном поле.
(Строфа IX)
Смейтесь, пляшите.Жив или умер,Воскрес или спитВ области мрачной,Где Лета шумит,Да или нет.Возвестите,Это — одно.
Луна за тучами. На сцене почти совсем темно. К концу пения строфы в сад вбегают пляшущие; во мраке слабо мерцают их нагие, смуглые тела.
(Антистрофа IX)
Смелые, смейте!Днем или ночью,Видит весь народИли только стеныБуйный хоровод, —Честь или стыд,Разумейте:Так я хочу.
Черная ночь окутывает сцену. Голоса смолкают. Огни чертога тускнеют, исчезают. Глухой шум. Плеск воды.
Действие четвертое
Раскрывается царство Аида. Еще темнее, чем в первом действии. Боги и Тени Почивших слабо видны, и только по временам вспыхивают неживым огнем янтарные светочи адского свода. Аид почивает на престоле. Лицо его угрюмо и туманно, — и печален лик Персефоны.
Персефона. Передо мною предстоишь ты, милый герой, с печалью во взорах и с желанием в сердце. Увы! Никакое желание не властно открыть путь, проходимый только в одну сторону, — путь безвозвратный.
Протесилай. Великая богиня, прежде чем я начал говорить, ты уже знаешь, что я скажу. Докучна тебе речь моя, — но дай мне словами излить скорбь мою и тем облегчить мое сердце.
Персефона. Говори, милый герой, — если ты еще не забыл слова живой страсти, утешны будут они мне, неутешной.
Доносится сверху пронзительный вопль Лаодамии, сопровождаемый далекими отзвуками флейты и кимвал.
Лаодамия. Заклинаю воском, даром мудрых пчел, — вы, невидимые боги, дайте мне Протесилая моего.
Протесилай. Я слышу призывный стон Лаодамии, — небесная Афродита сладким голосом кличет меня. Из земных пределов донесся ко мне призывный стон Лаодамии, и непреодолимая власть в нем, и он зовет меня.
Персефона. Зовет меня!
Протесилай. Не могу противиться этому зову, — в царстве свершенных деяний коснеть не могу. Я должен вернуться в мой недостроенный дом, — я должен, — никогда еще полуночные чары небесной очаровательницы не были так могущественны.
Опять доносится вопль Лаодамии, сопровождаемый слабым звоном кифары и короткими гулами бубна.
Лаодамия. Протесилая, Протесилая моего отдайте мне, подземные боги! Даром мудрых пчел заклинаю вашу свирепость, умоляю вас, подземные боги, отдайте мне Протесилая!
Персефона. Аид, отпусти Протесилая на землю. О себе никогда не молила и теперь не молю, — долг супруги, царицы и богини запрещает мне мольбы о недолжном, провидение, свойственное богам, заграждает мои уста для речей безумных. Но его отпусти.
Аид. Как хочешь ты, Персефона, чтобы я вернул ему жизнь? Великое колесо мира повернуть в обратную сторону я не хочу. И разве ты не знаешь, что минувшее невозвратно?
Свирельный вопль царицы Лаодамии явственнее слышен — к земле приникла она и вопит, — и жалобный звон кифары вторит ее воплю.
Лаодамия.
Один час — приветить,Второй час — насладиться,Третий час — расстаться,И после плакатьИ умереть.Только три часаДайте мне, неумолимыеБоги, —Аид и Персефона.
Персефона. Не о невозвратном говорю, — верни его на землю хотя на краткие сроки, дай ему хотя недолгие радости соединения с милою.
Вопли тоскующей Лаодамии сопровождаются ударами бубна и короткими звонами.
Лаодамия.
(Строфа I)
О Персефона!Ты знаешь, ты знаешьПуть невозможныйИз-за Леты.Ты знаешь, ты помнишьЗолотокудрого бога.Ты знаешь, ты знаешь,Чья силаВ тающем воске.
(Антистрофа I)
О Персефона!Ты помнишь, ты хочешьТихой усладыПоцелуя.Ты знаешь, ты помнишьСмерть победившего бога.Ты хочешь, ты хочешьВеселья,Сладкого меда.
Аид. Страшным призраком предстанет он живым, — холодом обвеет трепещущие от вожделения груди.
Персефона. Утешающий призрак! Если призраком утешено сердце, все же оно утешено. И холод, веющий от милого пришельца, — холод великого утешения.
Аид. У меня утешен холод, — моя темная область утешительна страдающему сердцу. Низведи к нам Лаодамию, — и утешены будут оба.
Лаодамия.
(Эпод)
Я пришлю тебе чашуСладкого медаС моим Протесилаем.Я смешаюВино и медВ глубокой чашеИз воска.За вино, и за мед, и за восковую чашуДай мне, дай мнеХоть на три часа Протесилая.
Персефона. Красота милого героя и скорбь его о разлуке с милою наполнили мое сердце неизъяснимою жалостью.
